- Садись! - говорит она.

- Зачем?

- Так надо.

Сажусь за стол. Баба Авдотья зажигает черную свечу, берет пучок какой-то травы, поджигает тоже и долго смотрит на огонь. Потом говорит:

- Зачем ходил за мной сегодня?

- Заметила?

- Нет. В огне увидела. Собрался утром к Миланье? Зачем? Мозги ей дурить? – неужели и правда увидела ведьма старая? Понимаю, что врать ей бесполезно.

- Почему дурить? Попрощаться хотел, - честно отвечаю я.

- Незачем. Не надо оно ей, - отрезает старуха.

- Откуда знаешь? Зачем за нее решаешь? Я ей плохого не сделаю.

- Сделаешь! Может невольно, но сделаешь, - убежденно говорит старуха. -  Поэтому уберечь ее хочу. Хотя бы попытаться. Жалко мне Милку. Жизнь ее уже побила, поломала. Хватит с нее.

- Почему она не разговаривает? – спрашиваю то, что уже давно вертится на языке. - Она с рождения немая?

- Нет. Проклятье это, которое никто снять не сможет.

- Как это? Я не верю в проклятия и прочую чушь. А вообще, ты же ведьма. Почему снять не можешь?

- Я не ведьма. Ведунья.

- Какая разница?

- Огромная. Но тебе не понять. Я обращаюсь к светлым силам, а ведьмы к темным. Их бог - дьявол, низшие силы, сосущие энергию, я же поклоняюсь богам светлым, которых почитали наши предки славяне.

- Пусть так, почему внучке помочь не можешь?

- Потому что Мила сильнее меня. Она сама себя прокляла. И снять это заклятие под силу тоже только ей, - любит бабка говорить загадками, приплетая всякую суеверную чушь.

- Прокляла? За что?

- За смерть матери. Но тебе не понять и знать пока не время.

- Пока не время? А когда?

- Если судьба, то узнаешь, если нет, пойдешь мимо.

- Нет, мимо я точно не пойду.

- Миле не нужна твоя война. А тебе, зачем девочка? Молодая, немая, наивная. Попользоваться и бросить? – смотрит, сканируя. Поэтому отвечаю честно, как чувствую.

- Нет. Я ей хочу только добра. Она вызывает во мне чувства, которых не испытывал никогда. Светлые чувства, понимаешь?

- Понимаю! Тогда не ходи к ней. Воюй! Вот тебе и повод, чтобы силу разбудить. А вернешься с победой, тогда и поговорите. У Милы сердце сильное и чистое. Она полюбит лишь раз. Вот и проверите, настоящее то, что потянуло вас друг к другу, или показалось.

- Нет, не показалось. Но ты права, баба Авдотья, я не хочу ее опасности подвергать. Но и уйти, не попрощавшись, не могу.

Старуха вздыхает тяжело.

- Хорошо. Попрощаешься. Пойдёшь на рассвете завтра, поговоришь с Милой. Но помни, я за вами буду наблюдать. Я многое вижу. Позволишь себе лишнее, не обижайся. Получишь по заслугам. Рано ей еще женщиной становиться, время для этого не пришло.

- Обещаю держать себя в руках.

- Хорошо, - старуха встает, идет в угол комнаты, достает что-то из шкафа, возвращается. Кладет на стол деньги. - Возьми, не отказывайся. Тебе пригодятся на первое время. Потом вернешь, если захочешь. Правда, мне они не нужны.

- Спасибо, - говорю я, беря деньги. Не спорю. Права старуха во всем. В мире, куда я собираюсь вернуться, без этих сраных бумажек не прожить. Если же все сложится удачно, то верну долг сполна, хотя бабе Авдотье они и правда без надобности.

Выхожу из каморки старой ведуньи и иду к себе. О многом нужно подумать, многое просчитать, но самое главное, впервые за долгое время на душе светло, потому что знаю точно - утром увижу ее, мою девочку, моего рыжего ангела!

Есть в близости людей заветная черта,

Ее не перейти влюбленности и страсти,-

Пусть в жуткой тишине сливаются уста

И сердце рвется от любви на части.

Анна Ахматова

На рассвете покинул дом, приютивший меня и спасший от гибели. Баба Авдотья проводила до калитки, на прощание протянула сумку с водой и едой на дорогу.

- Иди с Богом! - сказала она. - Помни все, что сказала тебе вчера.

- И тебе всего хорошего, баба Авдотья, - сказал на прощание. - Спасибо за все. Может еще и свидимся!

- Свидимся! Обязательно свидимся.

Дом, в котором накануне побывала старуха, я с легкостью нашел. Не успел подумать, как выманить мою красавицу, увидел ее около той самой калитки. Мила стояла и напряженно вглядывалась вдаль, как будто ждала кого-то. Неужели, меня? Неужели почувствовала? Я бросился вперед, и она, как только заметила меня, тоже выскочила за ограду и легко побежала навстречу. У меня сердце выскакивало из груди, и руки зудели от желания сжать ее покрепче. Мила на полном ходу бросилась в мои объятия, подставляя сладкие губы для поцелуя. Как тут удержаться? Нереально, немыслимо. Накрываю ее рот, целую мою сладкую девочку, голова кружится от переполняющих душу эмоций. Как же сложно от нее оторваться, но необходимо. Тяжело дышу, с трудом отрываюсь.

- Ждала? - спрашиваю. Она кивает и смотрит на меня влюбленными глазами. Глупая, маленькая девочка. Этот наивный, доверчивый взгляд приводит меня в чувство.

- Нам поговорить надо. Пойдем к реке, там никто не помешает.

Пока шел сюда, приметил хорошее место неподалеку. Старая ива склоняла ветви к воде, создавая настоящий шатер у берега. Мы отправились туда. И только когда присели, замерли, вглядываясь в гладь реки. Почему-то не хотелось нарушать утреннюю тишину. Но надо.

- Мила, - начал я. - Я пришел попрощаться, - она погрустнела, но понимающе кивнула. Ее небесные глаза смотрели на меня с укором.

- Мила, я должен тебе сказать кое-что, я не хочу тебя обманывать, - она кивнула, я продолжил. - Ты совсем еще молоденькая. А я уже нет. У меня много проблем там, откуда я пришел. Много врагов. Мне хорошо с тобой, очень. Но я не хочу, подвергать тебя опасности. Поэтому я не могу взять тебя с собой. Понимаешь?

Мила кивает. Я хочу продолжить, но она уверенно кладет ладошку на мои губы, заставляя замолчать. Снова этот жест, кладет свою руку на грудь себе, потом мне.

- Мила, - говорю я, - сейчас ты думаешь, что влюбилась, но ты совсем еще молоденькая, может быть завтра, когда я уйду, ты будешь чувствовать по-другому. Быть может, появится кто-то еще, тот, кто вызовет у тебя более сильные чувства.

Она почти зло мотает головой, раздраженно поджимает губы. Вижу, хочет что-то сказать. Достаю тетрадь и ручку, которую прихватил в доме старухи. Она выхватывает их и начинает писать. Протягивает мне.

"Никто не сможет этого изменить. Я знаю. Мое сердце выбрало тебя"

Вздыхаю тяжело. Вспоминаю слова старухи про то, что Мила полюбит лишь раз. Что сказать? Эгоист внутри меня ликует, разум же сомневается. Мила мои сомнения трактует по-своему. Снова пишет, я читаю: "У тебя там есть женщина? Ты возвращаешься к ней?"

- Нет, Мила. У меня нет там женщины. Просто... Я не знаю, как объяснить. Я бы хотел остаться с тобой, но не могу. А идти со мной опасно.

"Я не боюсь" - пишет она.

- Я боюсь. За тебя. Я вернусь за тобой, когда решу свои проблемы. Веришь? - она уверенно кивает. - Будешь ждать? - снова кивок. - А если..., - она снова зажимает мне рот, не давая договорить, а потом на место ее пальчиков приходят губы. Сама начинает пылкий неумелый поцелуй, но крышу от этого искреннего порыва сносит напрочь. Она такая податливая, такая нежная, такая ... моя. Не могу удержаться, прижимаю ее сильнее, рука сама ложится на молодую девичью грудь. Опрокидываю Милу на траву, целую шею, ключицы, спускаю лямку сарафана, ласкаю нежное плечико. Девочка запрокидывает голову, тихо постанывает, тяжело дышит. Опускаю ткань сильнее, обнажая грудь. Жадно поедаю глазами безумно сексуальную картину. Оказывается, веснушки у нее не только на лице. Как голодный припадаю к розовому возбужденному соску. Рука же уверенно забирается под юбку, гладит нежную кожу, нащупывает край белья. Разум все еще призывает где-то на краю сознания остановиться, но желание перекрывает все остальное. А когда пальцем отодвигаю полоску простой хлопчатобумажной ткани и погружаюсь во влажную глубину, то остатки разума отказывают совершенно. Провожу легко по нежным складочкам, девочка всхлипывает, бьется в моих руках, тоже возбуждена до предела, возвращаюсь к сладким губам, поедаю ее стоны, продолжая нежные поглаживания пальцами. Через несколько минут Мила зажмуривается и вздрагивает всем телом. Понимаю, что так быстро и легко она получила разрядку, значит, тоже хотела, тоже думала обо мне. Но еще в мозгу выстреливает обещание, данное старухе. Да и место неподходящее, чтобы продолжить начатое. Мила заслуживает большего, чем лишиться девственности на берегу реки. Поэтому я дрожащей рукой поправляю на ней сарафан, отстраняюсь и сижу, зажмурившись, сжав пальцами переносицу, пытаюсь хоть немного прийти в себя. А в голове вместе с бешеным пульсом звучат слова старухи: "Если позволишь себе лишнее, прокляну!" Усмехаюсь сам себе. Получается, я испугался бредней старухи? Хотя, какая разница. Главное, что смог вовремя остановиться, не перешел последнюю грань, хоть и зашел дальше, чем нужно.