— Ужас! — содрогнувшись, согласилась Манька, представив, сколько народа будет ловить ее одну.

— Не думай о плохом. Ты же еще не погибла! Если не раскроешься и победишь, вампиры еще долго не рискнуть сюда сунутся, пока не исследуют, кто и зачем выступил против Благодетелей. И будут не тебя искать, а раскрывать заговор. А это тебе на руку. Поэтому, лучше подумай, как от беды укрыться.

— Думаю! — раздосадовано проговорила Манька, устремив унылый взгляд сквозь деревья. — Только в голову ничего почему-то не приходить. Кто они, а кто я!

— Что может остановить человека-оборотня и зверя-оборотня?

— Кошелек, набитый деньгами! — уверенно ответила Манька, вспомнив свои отношения со многими людьми, в которых теперь уже подозревала оборотня. — «Поцелуй меня в зад!» — скажут, если без денег сунутся в место, где оборотни засели. Давай найдем клад, раскидаем деньги по лесу, и пусть они их собирают, а мы смоемся! — пошутила она

— Где начнем искать: отсюда, или знаешь место получше? — ответил Дьявол сердито. — Не паясничай! Оборотней вампир поведет. Кошельком он не соблазниться, а благосостояние оборотня вряд ли его интересует. Хотя… — Дьявол пощелкал у себя в уме калькулятором, который выискивал причинно-следственные связи, — при обычном раскладе, когда оборотень сам по себе, это могло бы сработать. Вампиры же не всегда со зверем…

— А зачем вампиру вообще убийца, когда он сам мог бы? Я думала оборотни рыщут по лесу, кого нашли, того и съели! — Манька перебирала в уме все случаи из жизни, когда могла бы наткнуться на оборотня.

— В лесу? В полнолуние? Ночью? Грибы что ли жертва собирала? — скривился Дьявол. — Вампир может внушать человеку, пусть и не укушенному, определенные желания через укушенного. Сам по себе оборотень далеко от дома не уходит, нападая на любую тварь, которую найдет в поле. Чаще собаки страдают, реже человека встретит, который припозднился. Но нам на таких рассчитывать не приходится. Наши под вампиром будут. Их, как правило, жертва уже дожидается… В глухом лесу, в полнолуние, ночью… — Дьявол тяжело вздохнул.

— Похоже на то, — согласилась Манька, вспомнив, сколько раз жертву оборотня находили именно в глухом месте, куда никто никогда не ходит.

— Да, и вот еще что, днем это будут люди, но люди, управляемые зверем, озабочено сообщил он. — Не все, некоторым нравится все полнолуние оставаться зверями. Есть такие, которые без полнолуния звереют, но они на строгом учете, цены немалой, и вряд ли появятся.

— Получается, ночью я буду драться с вампирами, а днем со зверями? — затравлено простонала Манька, отказываясь поверить, ей придется убивать не только зверей. — То есть ночью со зверями, а днем с людьми?

— Именно! — с оптимизмом расплылся в улыбке Дьявол. — И ты должна это очень хорошо запомнить, чтобы рука не дрогнула, — он исподлобья смотрел на Маньку, сочувствуя ей, но как-то вяло.

— Ужас! — ответила она, понимая, что рука у нее на человека не поднимется.

Манька завыла, но молча, слушая, как выйная болезнь идет от сердца. Говорить ей с Дьяволом ни о чем больше не хотелось. Сердце болело, обнажая муку предстоящего сражения. Она уже решила, что пожертвует собой, и мысленно прощалась и с Дьяволом, и с избами, и со всеми жителями своей деревни. Впрочем, у нее еще был месяц, чтобы привести дела в порядок. Никаких особенных дел у нее, как оказалось, не было. Но созрел план спасения: если подняться чуть выше по реке, и часть проплыть по воде, то можно было бы найти такое укрытие в земле, которое схоронило бы ее на время полнолуния. Дьявол мог бы помочь, но избы в землю не спрячешь. Хотя, вряд ли избу напугаешь оборотнем, вон у них ноги какие…

— А вот скажи мне, почему не каждый укушенный становиться оборотнем? Почему одних оборотни убивают, а других делают себе подобными? — поинтересовался Дьявол через некоторое время, заметив, что Манька долго молчит.

— Они так делают? — удивилась она, замечая, что впереди открытое пространство и снега намело еще больше, чем среди деревьев.

— Не будь меня, — заметил Дьявол, хмыкнув, — тебя бы уже три раза развенчали, три раза растерзали и трижды съели, — и с грустью проворчал: — Я, в общем-то, не должен тебе помогать. Мне бы дождаться, когда поймешь, что они идеальные, но пока все получается наоборот: совершенно идеальные свои творения начинаю рассматривать с объективной стороны… Это какой-то неправильный сценарий!

— Ты наплодил, а я должна объяснить? — от возмущения Манька задохнулась, срываясь. — Я понятия не имею, как они делают! Я о них от тебя узнала! Я вообще не понимаю, как я могла поверить тебе! Я теперь перед всеми полное дерьмо…

— Ну ладно, ладно! — примирительно сказал Дьявол. — Не так много времени осталось, когда о тебе уже никто ни вспомнит. Душу-вампира будут помнить чуть дольше, Царям ведут строгий учет. Но кто помнит царей Атлантиды, которые поднимали Ваала?

Он стал высматривать место для остановки, помогая ей выбраться из очередного сугроба, в котором она увязла по самые бедра. За ней оставалась глубокая траншея, тогда как Дьявол почти парил над сугробами. Избы остались позади, разбирая сухой валежник.

Обычно Дьявол устраивал небольшую оттепель, а потом замораживал поверхность до образования толстого ледяного наста, и в железных обутках Манька катилась по насту, как на санках. Так и железо снашивалось, и она меньше уставала. Одно плохо, что в горку приходилось посохом и пинками выбивать себе лесенки, иначе было не подняться, а самодельные санки тянули ее назад. Но с утра путь их лежал на подъем, и поэтому Дьявол решил, что на выбивание лесенок уйдет больше времени, чем по рыхлому снегу, и будет лучше, если она этот путь проползет на брюхе. Манька сначала согласилась, но теперь уже пожалела об этом. Только избам, которые неспеша следовали то впереди, то позади, выгребая по дороге сухие деревья и проглатывая их внутрь себя, сугробы были нипочем, не доставая им до лапищ. Они перешагивали через невысокие деревья, а в местах, где деревья были большими, оставался широкий след, будто примятая трава. Ноги у изб были длинные, и в полный рост они возвышались над лесом, как исполины. А если печки в избах топились, то напоминали корабли.

Еще немного, и Дьявол свернул к реке, оставив Маньку одну. Через минут десять он вернулся, приободрившись.

— Там впереди есть прекрасное место, давай-ка мы, пожалуй, пустим там корни, — предложил он.

Он подошел сзади, закрыл ей глаза рукой, и вдруг Манька почувствовала, будто на мгновение оторвалась от земли и снова стояла твердо, чуть проваливаясь в снег.

Когда Манька открыла глаза, она потеряла дар речи. Место выглядело совсем не так.

И следов не было нигде.

Дьявол наступил на край плаща и свистнул, сунув два пальца в рот, будто свистел кому-то.

— Там избы понять не могут, куда мы помчались, — пояснил он. — Я подумал, раз уж готовиться к битве, сотня километров железу погоды не сделают. Догонишь летним снашиванием. Ну, — он потер ладони, — пора приниматься за дело! Избы будут тут только к ночи. У них хоть и длинные ноги, и бегают, как страусы, но путь неблизкий. Курица без остановки не может, все же не страус!

Манька оглянулась и ахнула.

Гора за спиной поднималась к небу, совсем недалеко — и была такая огромная, что ей и за три недели, наверное, ее не покорить! Манька смотрела на гору с восхищением и не могла оторвать взгляд. И только когда Дьявол стянул с нее котомку и вязанку с посохами и неугасимыми ветвями, которые перед самым их отправлением в поход он срезал на месте захоронения, где они проросли и окрепли во множестве — она пришла в себя.

Место и впрямь оказалось удачное: большая долина на возвышенности, образованная изгибом незамерзающей широкой реки с быстрым течением, с пологим на этой стороне берегом, который спускался вниз в виде огромного открытого поля или луга, и очень крутым берегом на другой стороне. Сторона, откуда они пришли, просматривалось, как на ладони — огромная белая пустыня. Получалось, что они не на горе, но уже ступили на нее одной ногой. Горы были и слева, и справа от горы, еще выше и круче. Лес наползал на предгорную гряду, начинаясь неподалеку, и где-то на треть покрывал гору, огибая огромное озеро, заполнившего низменную чашу, из которого, собственно, река брала начало. Но об озере Манька узнала позже, когда снег сошел, и гладь его оттаяла, а при осмотре лишь вскользь отметила про себя, что в той стороне на огромном пространстве нет лесного массива.