— А не так… Вот так! Мягко берешь за тетиву, — показал он, прикладывая ее руки к луку. — Пальчик вот сюда… видишь, и стрела у тебя уже как живое существо! Мягко целься…

Стрела чуть ли в половину не долетела до примеченного оборотня.

— Стрела не пуля, и пули так уж прямо не летят! — успокоил он ее, подбадривая одобрительными восклицаниями. Борзеевич обретал уверенность: руки дрожать перестали, сам он стал спокойным, будто бил оборотня каждый день.

Манька смешалась. Она вообще не понимала, как стрелой можно кого-то убить?!

— Ты тетивочку-то натяни поглубже на себя, и ложи ее вот так… Пальцем стрелу придержала, вот она и не долетела… — подсказал он на ошибки. — И пускай между пальцев, — старик проследил взглядом за траекторией полета. Еще одна стрела улетела куда-то в сторону. Даже не в ту сторону, в которую Манька целилась. Но Борзеевич покряхтел удовлетворенный. — На ладненькой тетивочке, а тетивочка у тебя ладная, стрелы желобок должен лежать с огромной любовью! Стрел много припасено, научишься! Хочешь попасть в сердце, целься в голову, и ветер не упускай из виду! Ты ближе стрелу-то подпусти! Ой, я смотрю, стрелы заколдованные у тебя! Такими и без лука стрелять милое дело! Научил бы меня, Благодетель, своему колдунству, — проворчал он. — Может, еще бы кто спасся!

— Ой ли! Но меня бы поминали чаще! — ответил Дьявол, появившись, наконец, по-человечески. Голова его торчала в дыре люка. — Как вы тут? У меня пока негусто! Что-то мыкаются и не спешат нападать, ну разве ж это битва?

— Сейчас одного положим, все стая к тебе побежит! — просветил его старик. — Эх, лук бы мне, да глаза не те и руки коротки. Что ж ты меня на свет уродил таким коротконогим и короткоруким? Где бы не подрался, куры и те смеются, а Цари и Царицы за безоблачное счастье считают, когда в лицо поганое плюнуть хочу!

Голова Дьявола в проходе исчезла — слушать жалобы старика он не пожелал.

Но Манька Борзеевичу была рада: советы он давал ценные — еще одна стрела с легким свистом ушла в пространство и, наконец, к Манькиному великому изумлению, пробила шею одному из оборотней, ощетинившихся в плотном строю против изб.

Она вскрикнула, вцепившись в руку Борзеевича, не веря глазам.

Оборотень взвизгнул и повалился на бок, и произошло нечто, что удивило Маньку не меньше, чем превращение человека в зверя. Зверь падал и грыз себя, и кровь полилась из нанесенных себе ран. Зверь словно взбесился. Он нападал на оборотней, которые тоже рвали его, жадно слизывая кровь. Наверное, это была человеческая кровь — тело постепенно превращалось в разорванные человеческие останки. В стае началось возбуждение. Трое или четверо оборотней еще рвали первую жертву, но остальные смотрели на избу и рычали, роняя слюну. Оборотни прибывали и прибывали, на лугу, на всем видимом пространстве, не было места упасть яблоку, но от избушек пока держались особняком, не пересекая невидимую черту.

Манька приметила вожаков — это были далеко не волки!

Вожаки оборотней держались позади всей стаи, прячась за деревьями. Никаким благородством от вожаков-оборотней не пахло. Наверное, они пытались понять, советуясь с вампирами, кто засел в избе и сколько. Двое оборотней-вожаков отошли от остальных и рыскали по краю опушки, пытаясь влезть то на одно дерево, то на другое. Она бы не обратила внимания, если бы старик не указал в их сторону.

— Что-то у них со связью… — наконец, удивленно выдавил он из себя.

— Здесь горы, — предположила Манька, соображая, так ли уж случайно Дьявол выбрал это место для битвы. Ее гораздо больше интересовало оружие, на которое рассчитывал Дьявол. Она не могла понять, как стрела поимела столько силы, чтобы пробить оборотня… Манька подняла чурку, приготовленную для вырезания домашней утвари, поставила на другой конец чердака, отошла и выстрелила, пытаясь почувствовать стрелу и лук.

И только сейчас она осознала, какое грозное оружие держала в руках — стрела вошла глубоко в дерево. Она натянула тетиву глубже, как учил старик Борзеевич. Но вторая стрела сорвалась, пролетев мимо цели, ударилась в бревно избы, пробивая дерево.

Стрелять в избу она не хотела. Манька побледнела, схватившись за голову. Она кинулась доставать стрелу, но та куда-то подевалась, будто вросла и рассосалась — конец ее валялся рядом.

Старик Борзеевич, исподволь наблюдающий за Манькой, посеменил за нею следом, рассматривая место прострела.

— Что-то случилось? — спросил он обеспокоено.

— Тут… я… а там… нечисть… нельзя… — выдохнула она, поглаживая бревно.

Похоже, старик понял. Он посмотрел как-то странно, точно так же, как делал Дьявол, прислушиваясь к скрипнувшей половице чердака. И махнул беззаботно рукой.

— Так то тайно, а тут явно… Плоть, Манька, у избы и у поленьего дерева из одного теста… Изба просила передать, ей не больно, ей щекотно… — Мастер Горб с хитринкой в глазах посмотрел на Маньку, и спрятал улыбку, кивнув на поле битвы. Оборотни нападать не спешили, стояли, ощетинившись. Вид у зверей был грозный и устрашающий. — Богатая ты, лук сам Дьявол мастерил, а Батюшке такие секреты ведомы, о которых в книжках не напишут и человек не догадается!

— Только мне это не поможет, — разочарованно проблеяла Манька, вспомнив, как промахнулась.

— Короче, что делать-то будем, хороводы с ними, что ли водить? — в проходе снова появился Дьявол с тремя рюмками и бутылкой красного вина. Он разлил вино по бокалам и один протянул Маньке, — Пей, это из моих кладовых, припас именно на такой случай! С первым жертвенным!

Манька кисло улыбнулась — попала она случайно, метилась-то не в того…

Старику приглашение не требовалось. Он схватил бокал и выпил залпом, и такое удовлетворение читалось в глазах, как будто он ждал этого несколько тысяч лет. Он крякнул от удовольствия и налил себе еще один. Дьявол выхватил у него бутылку, убирая за себя:

— Хватит, иди баню охраняй, последнее в моей жизни чудовище! Маньке это вино! И мне! Оборотень взошел на мой костер от руки человека, — сказал он, присосавшись к бокалу. — Не часто пылает он, обычно по-доброму прощаемся…

— Это, Маня, кровь оборотня! — Старик уже выпил второй бокал и смотрел на Дьявола с нескрываемой завистью. Он кивнул на Маньку и пробормотал: — Я… это… как бы тоже причастен! Подумаешь, Великий Виночерпий! — Борзеевич нехотя поднялся и засеменил к проходу. У самого прохода он остановился и громко с обидой бросил Дьяволу: — Постережи, говоришь, баню-то, а ты до бани-то подкинь! Я сквозь стены ходить пока не научился, а через дверь… там лютые звери опять начнут меня терзать!

— А ты под избушку нырни, и под другой вынырни! — посоветовал Дьявол. — По-человечески ходить-то давно разучился! Там в бане тоже колечко есть, я его открытым оставил, вдруг убегать придется!

Старик шмыгнул носом, утеревшись рукавом. Многозначительно посмотрел на стрелы.

— Там есть, но возьми еще, не горохом же оборотня бить… — проскрипел Дьявол, отваливая Борзеевичу стрел добрую охапку. — Надеюсь, не разучился в конец?

Борзеевич утвердительно кивнул головой, присматриваясь и к Манькиному луку, но лук ей был нужен самой. Но смотрел Борзеевич не на лук, а на тетиву, конец которой охватывал конец лука, в виде украшения. Дьявол, перехватив его взгляд, взвыл, и парой приемов отмотал тетиву, отрезая кинжалом, который висел у Маньки на поясе в ножнах, подавая ее Борзеевичу. И на глазах изумленной Маньки посох Борзеевича в одно мгновение превратился в излучину лука, стянутый крепко.

Она сразу позавидовала Борзеевичу, стоило ему опробовать лук. Стрела вылетела со звоном и пронеслась над лугом, почти параллельно земле, выискивая свою жертву, вонзилась в сердце оборотня и прошла навылет, впиваясь в ляжку другого оборотня.

Старик прищурился, Дьявол удовлетворенно приподнял бровь, похлопав его по спине.

— Не забыл! — сказал он, примирившись с Борзеевичем окончательно. Вынул из-под полы пыльную бутылку, водрузив ее сверху охапки стрел, провожая Борзеевича вниз.