Вот опять Баба Яга плюнула в нее и перекроила на свой лад — ведь не просила.

Манька расстроилась — понятно, что пропуск она ей не выпишет. Но терять было что: она вдруг вспомнила о колодце, о котором совсем забыла, когда прознала, что находиться в избе на курьих ногах. Сразу сообразила, что о живой воде лучше не заикаться и просить не стоило. Если в колодце вода живая, никакое железо ей уже страшно — жизнь только начиналась. Она и без пропуска Благодетельницу достанет, а если та станет упираться, плеснет в нее этой водой. Если драконы Ее Величества пили только мертвую воду, то живая на них должна была подействовать, как мертвая на нее. А старухе лучше пока отвести глаза — пусть думает, что она слушает ее и молится на нее, как безутешные девицы на Спасителя. Спина не переломится, а Посреднице приятно.

Манька радостно приветила Бабу Ягу, открыто встретив ее взгляд влюбленными глазами:

— Мне теперь умереть никак нельзя! Я вас, бабушка Посредница, полтора года искала! Жизнь-то, жизнь впереди какая у меня! — и вдруг запнулась на полуслове, рвотная потуга перекосила лицо.

На улицу захотелось очень. И не только для того, чтобы уйти. Запертая еда, которая разделилась надвое, одной половиной, наконец, добралась до того самого места, откуда выйти ей было проще всего, вторая решительно желала вернуться тем же путем, каким попала в кишки. Она терпела вонь, но только пока не думала. Стоило подумать — глаза ело, а во рту, будто каша застревала, настолько воздух в избе был густой и спертый.

Нет, внутренности изб уж слишком сильно воняли, гноились и гнили.

— Ой! — Манька схватилась за живот. — Ну вот! — она виновато посмотрела на Бабу Ягу. — Я же говорила!

Или внутренности, но не избы…

После всего, что наговорила ей Баба Яга, искать в ней что-то доброе она тоже не собиралась. Однажды ей пришлось ночевать около покойника, которого вынули из воды, и еще два дня не могли похоронить, ждали, когда приедут мудрые люди и опровергнут утверждение, будто утопили его. Запах разложения было трудно спутать с каким-то еще. На ум начали приходить страшные истории, например: продавала одна женщина пироги, купили, а в начинке ноготь человеческий — и так поняли, убивала женщина людей и пироги из них стряпала. А попадись Маньке такой пирог, дальше бы ела. Ну, сломался ноготь у поварихи, с кем не бывает? Непонятно, пусть изба людоедом была, пусть Посредница пироги из людей стряпала, а гноить мясо зачем? Моргом здесь пахло — самым настоящим, без дезинфекции. Сразу вспомнились рассказы о пропавших людях. Возможно, не все они лежали в болоте у Кикиморы.

Она не представляла, как можно спать в такой избе, и всерьез подумывала сбежать, не дожидаясь пропуска. Хотелось вернуться в лес, свернуться калачиком и проспать до утра. Но высказать свое решение не торопилась, чтобы не обидеть Посредницу. Возможно, она и в самом деле могла разрешить ее вопрос. Если Баба Яга была Посредницей между людьми и Благодетельницей, стоило послушать, о чем она скажет. Хотя бы ради любопытства. Значит, надо было потерпеть. Какая Бабе Яге польза, что она не попадет к Благодетельнице? А вдруг она все же ошибалась, и Дьявол оговаривал Идеальную Женщину, чтобы расстроить ее планы и заманить в свои сети — да хоть ради той же Идеальной Женщины! Именно: идут они с Дьяволом и идут, мучается она помаленьку, ему на радость, поговорить есть с кем, и Благодетельнице ни холодно, ни жарко, и людям не мешает — чем не устранение? А потом окажется, что вопрос решить могла за пару дней.

Манька сглотнула едкий желудочный сок с желчью, поджимая заднее выходное отверстие.

— Ну, съела, так съела, а стакан чаю выпила? От чая не умирают, еще налью, и выпей! — приказала Баба Яга. — Не ругаюсь я. Если голодала, изнеможешь, упадешь на каменку.

— Ой, бабушка, некуда уже! — слабо запротестовала Манька, зажимая рот.

От проглоченной желудочной кислоты стало еще хуже.

Но Баба Яга протянула стакан с чаем, сунув его в ее руку, крепко сжала пальцы, не позволяя отказаться от угощения. Руки у нее были холодными, как у покойника. И сразу подумалось, что крови у старухи нет. Манька слышала про таких: выглядят как человек, а сами нежить. Не поверила бы, но Кикимора тоже была гнилая изнутри. От таких мыслей волосы на голове зашевелились.

— Вот, чай выпьешь, отпущу! — настойчиво произнесла Баба Яга и погладила ее по голове, подбадривая.

После Дьявольского чая, чай Бабы Яги казался самыми настоящими помоями. Ни цвета, ни запаха. Серо-коричневая бурда, в которой плавали ворсинки от малины. Уж если пить чай с вареньем, то вприкуску. Дьявол и сам любил побаловать себя чаем, зная каждую травинку наперечет. Не столько по названиям, названиями он себя не утруждал, оставляя выбрать его человеку, сколько обо всех полезных и вредных свойствах каждого растения. А Баба Яга чай не пила — и вообще, жила в избе по-походному. Из-за стола в горнице, когда она откинула занавеску, стал виден на кухне стол и мойка, заваленные грязной посудой, огрызками заплесневелой колбасы, недоеденной соленой рыбой.

Манька порадовалась, что не попробовала суп. Вряд ли Баба Яга помыла миску перед тем, как его варить — она бы услышала. После такого угощения Дьявол месяц будет отпаивать ее горькими травами — каждый день! «Маня, — говорил он, — глисты — хуже железа! Человека могут заживо съесть!» И дважды в месяц травил ее. От травы она была сама не своя, то проносило, то тошнило, то начинала болеть голова, а если отказывалась, обязательно искал место, чтобы доказать, что прав он, а не она, обращая внимание на загаженность вокруг реки всякими отходами.

Нет-нет, да и выходила на берег реки дорога, и повсюду от этой дороги, обязательно устраивали свалку. Наверное, в сторону реки везли мусор, а обратно загружались песком и гравием, совмещая вредительство с доходностью.

— А вы что же не пьете? — поинтересовалась Манька у Бабы Яги.

— А у меня еще работа есть, — ответила она, неотрывно наблюдая за Манькиным стаканом.

Манька сделала вид, что приложилась к нему губами и сглотнула.

— Ой, ну я так не могу, — отказалась она от угощения простодушно. — Будто вы мне в рот смотрите, как люди, которые каждую крошку считают, кабы лишнее не проглотила. Мне, лично, чужого не надо. Вот если бы мы с вами задушевную беседу вели! Может, я помогла бы вам?

— И правильно считают! — ответила старуха с негодованием, но заступила за печку и повернулась спиной, накрывая хлеб рушником. — Тебе, Маня, эта работа будет не под силу. Голова в моей работе нужна!

Какая ночью работа — да еще в лесу?! Манька воспользовалась минуткой и как бы пошла за Бабой Ягой следом мимо шестка, на котором стоял чугунок с ядовито-зеленым варевом. Слила чай в него и обхватила стакан ладонями, чтобы не было видно стенок. Попивая из пустого стакана, она встала у старухи-молодухи сбоку, нахваливая крепкий напиток.

— Ох, согрелась! А как рада-то, как рада, что огонек заметила! Как вы сюда добираетесь? Я иду-иду, и не думала уже, что найду… — благодарно по-дружески проговорила Манька, протягивая пустой стакан. — Холодно в лесу, голодно… — она вспомнила сытный кусок мяса и про себя благодарно улыбнулась Дьяволу.

Он прохаживался по избе, приятно удивляясь старухиным запасам.

Баба Яга приняла ее улыбку на свой счет.

— Ну и славно! А теперь в баню иди, а то от тебя на всю избу вонища, — поморщилась она.

Манька понюхала свои подмышки, но ничего криминального не учуяла. При той вони, что стояла в избе, не то, что подмышки не учуешь, никакой другой запах не проскочит.

— Да ты не носом нюхай, умом! — насмешливо свысока прошамкала Баба Яга, и опять Манька заметила недобрый огонек в глазах, который загорелся и мгновенно потух.

«Что же она там у себя в уме задумала?» — Манька посмотрела на Дьявола, зная, что он ее слышит.

Но Дьявол догрызал свои ногти с добрейшим взглядом, ласковым и подбадривающим. Признак был нехороший. «Понюхала бы, чем у самой пахнет! — с раздражением подумала она. Сама Баба Яга, когда проходила мимо, сильно пахла ароматными духами, запах которых смешивался с запахом трупного разложения — от этого становилось только хуже.