Я думаю, что Клайв Чантри привез с собой из Мексики кусочек узора на этой стене, свой собственный кирпич. Может быть, это был ключ к загадкам пропавшей цивилизации, может быть, рецепт лекарства против смертельной болезни, может быть, новый способ выращивания пшеницы. А может быть, это одна из книг майя, уцелевшая в огне. Единственное, в чем я уверен, — это то, что золота там не было.

Фрика зевнул:

— Джейк, давай поедем отсюда. От этого разговора меня клонит в сон. — Он поднялся с места. — Ты складно поешь, Чантри, но я не дам за это ни гроша.

Строун тоже встал:

— Ты предлагаешь, Чантри, чтобы я отступился?

— Нет. Мы с тобой оба добровольцы, наемники, которым платят. Все, что я хочу, — это чтобы ты все ясно себе представлял. Если я поднимаю оружие против такого человека, как ты, я хочу быть уверенным в том, что мне за это заплатят, так или иначе. И я получу свою плату, я это знаю. Но вот что достанется тебе? Если мы сшибемся лбами, Джейк, один из нас умрет. А скорей всего, мы оба. Я видел тебя в деле и знаю, что ты неплох. Просто чертовски неплох. Я думаю, что и меня ты тоже знаешь.

— Точно!

— Ну тогда пусть Моуэтт сам занимается своими делами.

— Ему что-то известно. Он ведь и палец о палец не ударит, если дело не стоит и выеденного яйца.

— Разве? А сколько он болтал о сундуке «Уэллс-Фарго», доверху набитом золотом, который оказался совершенно пустым?

— Может быть, ты и прав, Чантри. Но Фрику на это не купишь. Он хочет убивать. И он хорошо умеет это делать, чертовски хорошо.

— Надеюсь, когда я испытаю его мастерство, ты не подстрелишь меня из-за угла, Джейк.

— Черт побери, у меня и своих дел достаточно! Но я хотел бы посмотреть на вас обоих!

Строун взял свою шляпу и вышел вслед за Джейком и Фрикой, которые уже были во дворе.

— Еще увидимся, Оуэн. — Он помолчал. — Я поговорю со стариком.

Оуэн Чантри встал в дверях и следил за тем, как они уезжают.

Керноган медленно подошел к дому:

— В чем дело?

— Это Строун и Фрика, убийцы, нанятые Моуэттом. Опасные парни.

— Долго ты с ними толковал. Мне показалось, что вы старые друзья.

— Нет. Мы с Джейком Строуном знаем друг друга только по виду. Мы с ним одного поля ягоды. Фрику я раньше не видел, но, говорят, он просто горлопан.

— А Строун нет?

— Он ловок с револьвером как никто, и немало свинца понадобится, чтобы отправить его на тот свет. Я знаю, что его ранили шесть раз, и тем не менее он дышит вовсю. А те, кто в него стрелял, уже на небесах. Я просто пытался убедить его, что здесь золотом и не пахнет, а значит, и заплатить ему не из чего. Он-то почти поверил, но не Фрика. Фрике все равно.

Керноган минуту помолчал, а затем произнес:

— Чантри, я собираюсь уехать. Мы с мальчиком родились не для разборок, и я не хочу, чтобы ему было больно.

Чантри пожал плечами:

— Твое дело, Керноган. Но у тебя здесь прекрасные угодья. Ты можешь неплохо жить, разводить скот. Здесь есть луга, на которых можно косить сено, и есть вода. Чтобы найти такое же местечко, придется немало порыскать по свету.

— Может быть. Но я не хочу, чтобы моего мальчика застрелили ни за что ни про что. Я не люблю убивать людей, и я не хочу, чтобы он закончил так же, как Строун и все остальные.

— Такие, как я? — спросил Чантри.

— Такие, как ты. Я о тебе не так уж много знаю, Чантри, но если все то, что ты рассказывал, правда, значит тебе изрядно пришлось пострелять.

— Ты прав, Керноган. Но тебя они не тронут, об этом я позабочусь. Только отговори Доби от путешествий в горы. Он вроде как влюбился в ту девушку.

— Но он ведь ее ни разу не видел!

— Он ведь совсем один, Керноган. Разве ты не помнишь самого себя в этом возрасте? В шестнадцать лет у каждого есть девушка его мечты. А в этих местах она — одна-единственная.

— Пусть себе мечтает. Вреда от этого не будет.

— Если только он не свяжется с шайкой Моуэтта только для того, чтобы быть поближе к ней.

Керноган выругался:

— А я-то удивился, с чего бы это ему понадобилась скаковая лошадь, когда он утром отправился за шестами! — Он вдруг испугался. — Но он ведь вернется! Я знаю, он вернется!

Внезапно в голову Чантри пришла одна мысль:

— Керноган, когда вы пришли сюда, книги уже были сложены в ящики?

— Нет, они стояли вон на той полке.

— А там больше ничего не было?

— Нет, я бы запомнил. — Керноган сел за стол. — Тот бедняга умер не сразу. Это было ясно.

— Как? Он ведь был уже давно мертв, когда вы приехали. Ты сам говорил.

— Да, мертв. Но на ступеньках были знаки. Вот почему я подумал, что здесь должны быть сокровища. Он пытался написать какие-то цифры.

— Покажешь мне?

— Конечно! Сейчас-то они почти стерлись. У него был только огрызок карандаша.

Они вышли на крыльцо.

На лестнице между первой и второй ступенями едва видными буквами было нацарапано одно-единственное слово: «Десять».

— Он лежал здесь, весь скрюченный. Конечно, волки да койоты могли повернуть его тело, но я думаю, что он начал было писать и умер, не успев закончить.

Оуэн Чантри выпрямился, разочарованный. Он так надеялся, что найдет ключ к разгадке!

Клайв был умным человеком. Он знал, что если Оуэн жив, он придет. И он не был бы Клайвом, если хотя бы не попытался оставить какое-нибудь послание, какой-нибудь след, ведущий к разгадке.

Но ничего подобного не было. Совсем ничего!

Когда я опять вернулся туда, где оставил шесты, то стреножил всех лошадей, кроме верховой. И тут на меня напали сомнения. Даже под ложечкой засосало. Отец никогда бы не бросил этих лошадей, собираясь уходить неизвестно куда на неопределенный срок.

В горах полно хищников, а у наших лошадей даже не будет возможности постоять за себя. Это были здоровые кони, и, как правило, если приходилось драться, они не давали себя в обиду.

Но я мог думать только о девушке. Оуэн Чантри, может быть, и не врал, но я должен был все увидеть сам. Я его все-таки недолюбливал. Он был чертовски самоуверен, и я не мог понять, вправду ли он был таким сильным и благородным.

Я еще раз внимательно оглядел окрестности и вскочил в седло.

Отец был на ранчо, и Чантри тоже. Я был предоставлен себе. Только разведаю, что и как, а потом вернусь. Соберу шесты и постараюсь привезти их домой еще до темноты.

Я добрался до той расщелины в стене скал и обнаружил путь наверх. Правда, мне пришлось карабкаться, но подо мной была хорошая лошадь, и мы с ней все-таки выбрались на плоскогорье. Я остановился на минуту, чтобы отдышаться и оглядеться.

Затем повернул коня и направился прямиком через плоскогорье в поисках тропинки, что вела к хижине. Наконец я вышел на поляну. Прямо передо мной совсем недалеко лежал каньон, а за ним — густые заросли леса.

Где-то там, наверное, скрывался Моуэтт. Я хотел было поехать туда и объявить ему: раз уж мы оказались соседями, почему бы нам не помириться? Но, с другой стороны, я не был уверен, что поступлю правильно. И тогда я повернул коня к хижине.

Уголком глаза я заметил среди деревьев какое-то движение и резко обернулся.

Ничего. До хижины, наверное, осталось полмили или даже три четверти. Я пустил лошадь шагом. Тут и там на деревьях виднелись отметины — дикобразы грызли кору. Дай им время — и они испортят хорошее дерево.

У хижины было тихо. Лошади не было, и это меня разочаровало. Я слез с коня, подошел к двери и поднял засов.

Внутри было прохладно, сумрачно и тихо. В горшке, который я поставил на стол, стояли свежие цветы. Я еще раз оглядел все вокруг, повернулся и вышел наружу.

Меня встретили трое на лошадях, и один из них был тот самый Уайли. Он просто уставился на меня, ухмыляясь во весь рот.

Винтовку свою я оставил в чехле у седла, а лошадь паслась по другую сторону от всадников.

— Ну, ну! — усмехнулся Уайли. — Вот о нем-то я вам и рассказывал.