— Я тут поэтому. Я пришел отвести тебя к нему. Пора… — он закрыл рот, словно пытался проглотить слова. Он двигал челюстью, мышцы на горле напряглись. — Пора тебе узнать правду, Герард.

— Правду? — Герард нахмурился. Ему было не по себе, хотя он не мог понять причину. — О чем ты?

Фендрель закрыл рот. В этот раз он покачал головой, бледные волосы выбились из тугих кос, упали на его лоб.

— Лучше показать, — сказал он.

Герард хотел спорить. Ему надоели загадки, недоговорки и игры. Фендрель выпрямился и повернулся к двери, Герард чуть не остановил его приказом, чтобы его дядя хоть раз в жизни сказал ему правду.

Словно услышав мысли племянника, Фендрель замер и оглянулся. Без слов. Но что-то в глазах…

Герард подавил ругательство. Но он вышел из-за стола, оставив записи Серины там. Он вышел за Фендрелем из кабинета.

Коридоры Дюнлока были неестественно тихими. Многие слуги убежали с гостями, пока чары барьера были открыты. Голоса сестер Сивелин звучали издалека, они пели в часовне над мертвым телом герцога Дальдреды, как они пели над его дочерью меньше недели назад.

Герард ожидал, что Фендрель отведет его в кабинет отца, который был близко к покоям Герарда. Но Фендрель пошел не в западное крыло, а вниз по лестнице. Они вышли, к удивлению Герарда, к галерее портретов. Фендрель продолжил идти по галерее, Герард поспешил за ним.

Но галерея была пустой. Короля не было видно.

— Дядя, — рявкнул Герард, его голос отразился от высокого потолка.

Фендрель не повернулся и не замер. Он решительно шел по галерее под взглядами героев, святых и жриц-королев. Он прошел до конца галереи, свет дня из окон, выходящих на восток, открыл лица королевы Лероны и ее сына-младенца. Когда Фендрель прошел вперед, словно хотел пройти в портрет, Герард чуть не окликнул ее.

Он не успел открыть рот, дядя прижал ладони к золотой раме и потянул. Высокая картина открылась на петлях, о которых Герард не знал, открывая узкий проход, ступени и… тьму.

Герард замер посреди галереи. После ужасов прошлой ночи, после всех открытый и страха что-то такое должно было заставить его сердце биться с болью, а пульс участиться. Но это был Дюнлок. Его дом. Он был тут хозяином пять лет. Он думал, что знал все тайны замка, все комнаты, коридоры, чердак и подвал.

Почему он не знал, что было за той картиной?

Фендрель замер в проеме и оглянулся на Герарда.

— Идем, — сказал он. — Твой отец ждет, — он развернулся, чтобы широкие плечи пролезли в проем, прошел и быстро спустился.

Герард был потрясен. Он поспешил за дядей, замер на пороге, глядя вниз. Тени были такими густыми, и он не видел Фендреля, хотя тот был всего на несколько шагов впереди. Он словно покидал этот мир. Словно шел в неизвестную реальность.

Правда ждала на другой стороне?

Герард начал спуск. Три шага, и он едва видел ладонь перед своим лицом. Четыре, и он ничего не видел. Он двигался наощупь, ладони скользили по холодным стенам, он старался услышать шаги Фендреля впереди.

— Тайная комната тут была создана вскоре после Ведьминых войн, — голос Фендреля вдруг прозвучал перед ним. Герард чуть не оступился. Он прижал ладони к стенам, пальцы напряглись.

Фендрель продолжал, звучал ровно и удивительно спокойно, хотя сердце Герарда колотилось.

— Я наложил на дверь и стены кровавые чары, которые усиливаю каждый год, чтобы они не ослабевали. Они мешают кому-то не крови ду Глейв пройти в комнату.

Герард не сразу нашел голос для ответа.

— Сюда спрятался мой отец во время атаки ночью? — ответа не было, и Герард добавил вопрос с нажимом. — Почему мне не говорили об этом месте?

Ответа все еще не было, только стук сапог по камню. А потом:

— Ступай осторожно. Лестница заканчивается. Поверни налево и следуй за мной.

Ему показалось, или стены стали ближе? Герард едва дышал, спешил по ступенькам быстрее, чем до этого. Тело содрогнулось, когда он не нащупал еще ступеньку и резко опустил ногу на пол. Он повернул налево, сердце забилось легче от света в дальнем конце прохода с низким потолком. Он не мог оценить толком расстояние, но не думал, что идти было далеко.

Между ним и тем светом двигался Фендрель. Герард поспешил за ним. Раньше, чем он ожидал, его дядя прошел в дверь, на миг перекрыл свет. Герард не хотел оставаться один в коридоре и ускорился. Он прошел в дверь.

И замер.

Он заметил, как отец встал со стула в стороне. Гвардин воскликнул:

— Нет! Фендрель, нет! Что он тут делает?

Он услышал ответ дяди:

— Пора. Ему нужно знать правду. Всю правду.

Но Герард не реагировал на те голоса, не мог смотреть на мужчин. Его взгляд, разум и все внимание было приковано к тому, что лежало в центре комнаты на плите холодного камня.

Там был безголовый труп. Железная цепь обвивала горло, но свежая кровь медленно лилась из раны — не теплый поток жизни, а постоянное течение, окружающее тело, но не стекающее с плиты, словно застывшее во времени. Тело было в когда-то величавом одеянии черного цвета с кристаллами, но теперь наряд был обгоревшими лохмотьями, голые руки на груди тоже были обгоревшими.

На столе в стороне от плиты лежала голова под стеклянным куполом. Рот был раскрыт. Опухший язык был багровым. Глаза были прикрыты. Кожа почернела, особенно на макушке, где она была прожжена до черепа.

Герард знал, кто это был. Ему не нужно было догадываться, не нужно было спрашивать. Он знал. Хотя все в нем было против, и он хотел отрицать увиденное.

Все в его теле просило его бежать, но он стоял на пороге, сжимая обеими руками раму, и мог лишь пялиться.

— Иди сюда, Герард, — Фендрель встал у каменной плиты и поманил. — Иди и встреть Яд Перриньона. Встреть Жуткую Одиль. 

Айлет отклонилась на стуле, закинув ногу на край кровати Террина, глядя, как он спал. Все еще в лохмотьях бального платья, она прижимала раненую левую руку к себе, пытаясь прогнать боль.

Как бы она ни притворялась, она не могла забыть об обиде, которую увидела в Ларанте, пока железо не прогнало ее тень глубоко в нее. За все годы странных отношений Айлет еще не использовала такую жестокость для управления Ларантой.

Этот миг останется навсегда между ними. Смогут ли они вернуть те легкие отношения, которые у них были?

Даже задаваться таким вопросом было ересью.

Что сказал бы Террин, услышав ее мысли? Вопрос мучил ее, она разглядывала его лицо. Герард помог ей оттащить его сюда прошлой ночью, она могла бы сделать это сама с помощью Ларанты, но не справилась бы одна с раненой рукой. Герард помог уложить Террина на узкую кровать и сказал:

— Останься с ним, Айлет, — и ушел разбираться со сложившейся ситуацией.

Ее принц приказал, и Айлет осталась. Часы тянулись медленно, и кровь из трех ранок текла, пропитывая слои быстро намотанного бинта из оторванного края бального платья. Она взяла плащ из вещей Террина и укутала голые плечи, чтобы не замерзнуть. Платье точно уже не подойдет для танцев, когда-то объемные юбки стали лохмотьями.

Он пошевелился, сердце Айлет дрогнуло. Она убрала ногу с его кровати, опустила стул на все ножки и склонилась над Террином, прижимая его плащ к своей груди. Он хмурился, губы дрогнули с болью.

— Террин? — прошептала она. — Ты меня слышишь? — она потянулась к его ладони. Его пальцы были холодными, но…

Ее сердце вздрогнуло снова. Он сжал ее пальцы.

Он не сразу проснулся. Его сознание пробивалось через слои яда, оставив тень глубоко под подавлением. Но он скоро придет в себя, тело будет сначала онемевшим, а потом полным боли. Парализующий яд не проходил легко. Айлет знала по своему опыту.

Она будет рядом, когда он откроет глаза. Странно… она снова улыбнулась. Еще пару дней назад она не представила бы себя на этом месте: сидя рядом с кроватью Террина, сжимая его руку, чтобы поддержать и утешить соперника.

Чем стал мир?

Она разглядывала его лицо, пока его душа пыталась проснуться. Прошло несколько недель с прошлого раза, когда она смотрела на спящего Террина. Первый раз произошел вскоре после знакомства, и она видела перед собой врага. Красивого врага, да, но все равно врага. Того, за кем нужно было с опаской следить.