Находившаяся в полном упадке российская промышленность сумела собрать несколько ухудшенных копий французской машины. На большее она была не способна. И до начала тридцатых годов основу автобронетанковых войск Красной Армии составляли трофейные английские и французские танки, больше времени проводившие в ремонтных мастерских, нежели в эксплуатации.
Такое положение, естественно, не устраивало коммунистических вождей, грезивших мировой революцией. Так как мирное распространение идей социализма в послевоенной Европе было исключено, выход был один — подготовка к новой мировой войне, как необходимому условию победы мировой революции.
Для такой войны нужна была мощная армия, оснащенная самым современным оружием. Девяносто танков, составлявших в 1927 году танковый парк Рабоче-Крестьянской Красной Армии, были, конечно, каплей в море. Требовались тысячи новых, совершенных машин. Пришлось напрячь все силы и уже в 1933 году Харьковский паровозостроительный завод выпускал 22 танка в день.
Индустриализация, о которой были написаны тысячи книг, историю которой миллионы людей изучали в школе, имела целью создание самой мощной в мире военной промышленности, а вовсе не решение повседневных проблем страны. Ради достижения этой цели не жалели ни человеческих жизней, ни национального достояния. Миллионы заключенных строили заводы и фабрики, шахты и электростанции, вагонами продавались бесценные картины и скульптуры из Эрмитажа и других музеев, собиравшиеся по всему миру несколько веков, еще царские запасы золота, алмазов.
Деньги на строительство военных заводов выкачивали и из деревни. У нищих крестьян отбирали последний хлеб, обрекая их на голодную смерть. «Перекачка средств из сельского хозяйства в тяжелую промышленность» сопровождалась перекачкой миллионов людей на тот свет.
Созданная за несколько лет тяжелая промышленность позволила наладить крупносерийное производство оружия и боевой техники. Не было только жизнеспособных проектов. Все попытки создать собственную модель танка окончились неудачей — все время получалась ухудшенная копия все того же «Рено». Поэтому пришлось искать на Западе. Купленные в Англии и США опытные машины «Виккерс» и «Кристи», превратились в прототипы танков Т-26 и БТ, на долгие годы ставших основой танкового парка Красной Армии.
В результате лихорадочного производствах началу второй мировой войны на вооружении состояли уже десятки тысяч танков, не уступавших ни в чем своим зарубежным аналогам. Вот этой-то армаде и отводилась главная роль в транспортировке идей коммунизма в европейские страны. Под имеющийся танковый парк была создана теория глубокой наступательной операции, предусматривавшая высокоманевренные боевые действия механизированных войск на европейских просторах.
Советские стратеги одними из первых в мире пришли к выводу о необходимости массирования танковых сил для их успешного применения. Механизированные корпуса, созданные в тридцатые годы, стали прообразом будущих танковых кулаков, решавших исход сражений второй мировой. Однако, увлекшись танковым строительством, командование РККА все меньше внимания уделяло вопросам боевой подготовки и боевого применения танков. Многих военных теоретиков расстреляли, как врагов народа, за их вредительские теории о преимуществе танка перед пролетарской кобылой, корпуса расформировали.
Танковый блицкриг в Польше и Франции, продемонстрированный изумленному миру танками Гудериана, заставил Сталина вспомнить о собственных танках. Началось спешное формирование новых механизированных корпусов в количествах, еще не виданных в мировой истории. Более шестидесяти танковых дивизий, созданных за два года, могли потрясти воображение любого военного специалиста. Дело оставалось за малым — научить танкистов пользоваться оружием, а командиров — управлять действиями больших масс танков. Сделать это так и не удалось.
Катастрофические итоги боев 1941 года тому яркое подтверждение. Долгие годы их главной причиной считались внезапность нападения германских войск и их превосходство в военной сфере. Тысячи книг и учебников вдалбливали в головы советских людей эту догму. Девяносто процентов советских танков, многие из которых сошли с конвейера в 1939–1940 годах, объявили устаревшими и небоеспособными. Общее же количество танков в Красной Армии вплоть до конца восьмидесятых годов оставалось страшной государственной тайной.
Во всех публикациях о первом годе войны занижалось число советских танков и всячески преувеличивалось немецкое «превосходство». Маршал Рокоссовский в своих мемуарах «Солдатский долг», описывая бои под Смоленском, утверждал, например, что в 101-й танковой дивизии полковника Михайлова имелось «штук восемьдесят старых, со слабой броней, и семь тяжелых, нового образца» танков. Фактически же в ней было 415 танков, из которых 318 было легких, а остальные — новейшие тяжелые КВ и Т-34. Вот и верь после этого маршальским мемуарам.
В то же время в сотнях публикаций творились и ширились легенды о танковых сражениях великой войны. На страницах мемуаров и научных трудов тысячами горели немецкие танки и самоходки, ежемесячно уничтожался чуть ли не весь германский танковый парк. Эти легенды живут до сих пор — в 2000 году один военный журнал опубликовал статью отставного генерала о боях в 1941 года с потрясающими воображение рассказами: 26 июня 1941 года 24-я стрелковая дивизия уничтожает 27 немецких танков, только один (!) дивизион 8-й противотанковой бригады за четыре дня подбивает 105 танков, 100-я стрелковая дивизия за неделю боев — 250 и т. д.
Как при таких потерях немцы сумели дойти до Смоленска, вообще непонятно. Другой генерал пишет статью о лепельском контрударе двух советских мехкорпусов в июле 1941 года. 5-й и 7-й механизированные корпуса, имевшие более полутора тысяч танков (эту цифру приводит в своих мемуарах генерал армии Иванов — непосредственный участник тех событий), превращаются в убогие соединения с несколькими сотнями устаревших танков и, естественно, «терпят поражение от превосходящих сил противника».
Парадокс подобной литературы заключается в том, что рассказы об огромных потерях немцев сопровождаются жуткими картинами немецкого танкового превосходства. И поток ее не сокращается.
В то же время жалкие ручейки правдивой информации, появившиеся на рубеже 80—90-х годов, практически иссякли.
В научных монографиях дело обстояло аналогично. Вместо того чтобы объективно определить причины страшного поражения, все списывали на немецкое превосходство в технике (никогда в реальности не существовавшее).
Вне поля зрения доенной и исторической науки остались неподготовленность экипажей и командиров, неумение штабов правильно использовать танковые соединения, практически полное отсутствие разведки и нормального материально-технического обеспечения, отсутствие инициативы в действиях войск и еще многое другое. Рассмотрение всех этих факторов неудач 1941 года не входит в задачу данной книги. Заметим лишь, то отсутствие работы над ошибками войны привело к их повторению в послевоенные годы, о чем речь впереди.
И в последующих боях бронетанковые войска Красной Армии несли огромные потери, превосходящие немецкие в три-четыре раза. Даже в успешных для нас боях 1943–1945 годов это соотношение сохранялось. Победы над Вермахтом давались очень дорогой ценой. Почти сто тысяч сгоревших танков и самоходок на пути к Берлину обозначили боевой путь советских танкистов.
Из-за недостатка танков пришлось осенью 1941 года расформировать все механизированные корпуса и танковые дивизии и основной формой организации бронетанковых и механизированных войск стали бригады — танковые, механизированные и мотострелковые. С весны 1942 года, когда количество танков в Красной Армии стало увеличиваться, началось формирование танковых корпусов. Осенью 1942 года были развернуты первые механизированные корпуса.
С декабря 1941 года автобронетанковые войска стали именоваться бронетанковыми и механизированными войсками. Организационно к концу войны они состояли из танковых армий, танковых и механизированных корпусов, танковых, тяжелых танковых, механизированных, самоходно-артиллерийских и мотострелковых бригад.
