«...sbebnye ...trumenty maga Feo...: barabany, ...trabasy idr.».

Но у Дурнева не было ни малейшего желания разглядывать ни футляр, ни тем более бирку на нем. Он смекнул лишь, что ему на порог подкинули большой и крайне подозрительный предмет и тот, кто его подкинул, скорее всего сейчас убегает.

Теряя тапки, Герман Никитич неуклюже перескочил через футляр и, выскочив на лестницу, заорал в гулкую пустоту:

– Эй вы там! Эй! А ну забирайте вашу подозрительную штуковину – я звоню в милицию! Нечего мне бомбы подбрасывать!

На его крик никто не отозвался. Лишь на миг Дурневу, просунувшему голову между перилами, почудилось, что несколькими этажами ниже мелькнула тень. Затем хлопнула наружная дверь, и все стихло. Директор фирмы «Носки секонд-хенд» сообразил, что пройдохи, подкинувшие ему загадочную штуковину, сбежали.

Выкрикнув еще пару угроз, Герман Никитич зашлепал назад. Футляр был на прежнем месте. Не доходя до него нескольких шагов, Дурнев присел на корточки и подпер голову ладонями.

– Нинель, Нинель, иди сюда – смотри, что нам подбросили! – жалобно позвал он.

Из квартиры выглянула круглая щекастая голова его супруги. В руке Нинель сжимала сковороду «Тефаль», захваченную с той же целью, с которой ее муж вооружился молотком.

– Смотри-ка, футляр! – удивилась она.

– Не вздумай дотрагиваться! Там наверняка бомба! – взвизгнул Герман Никитич.

В этот момент из футляра донесся странный звук. Дурневы решили, что это тикает часовой механизм.

– Сейчас рванет! Ложись! – заорал руководитель фирмы «Носки секонд-хенд» и быстро стал отползать. Его супруга плюхнулась на линолеум, прикрывая голову сковородой «Тефаль».

Но ожидаемого взрыва не последовало. Вместо этого из футляра раздался требовательный детский плач. Изумленно переглядываясь, Дурнев и его супруга подползли к футляру. Щелкнул старый замок, крышка откинулась...

– А-а! Ты видел? Это ребенок! – воскликнула Нинель, сталкиваясь лбом со своим супругом.

– Лучше бы бомба! – простонал Герман Никитич.

В футляре, на заботливо подстеленном красном одеяле, лежала маленькая девочка с кудрявыми волосами. На кончике носа у нее была небольшая, с гречневое зерно, родинка. Малютка только что проснулась и теперь громко плакала от голода, энергично барабаня ручками и ножками по футляру контрабаса. Нинель брезгливо поморщилась:

– Нет, я не возьму ее к себе домой! Вдруг она какая-нибудь заразная? Даже наверняка заразная! Посмотри на это подозрительное пятно на носу! Да меня передернет от омерзения, если она окажется в одной кроватке с Пипой. Но и бросить ее здесь мы тоже не можем. Соседи сбегутся...

– О, разумеется, мы ее не бросим! Мы же гуманные люди! Сдадим девочку в дом ребенка, а когда подрастет – ее отправят в детдом! Там ее обучат красить заборы, мести улицы и еще сотне замечательных профессий! – бодро сказал Дурнев.

Собрав разлетевшиеся по площадке тапки, он уже зашлепал к телефону, как вдруг его жена воскликнула:

– Смотри, крысик, тут письмо! Вот оно, привязано у ребенка к запястью!.. Да не размахивай ты руками, маленькая лягушка, я все равно его заберу!

Наклонившись, Нинель брезгливо высвободила конверт. В него была вложена фотография, взглянув на которую Герман Никитич покрылся бисеринками пота. На фотографии были сняты два мальчика – один белесый, тощий, с кислым и злым лицом, а другой задумчивый и грустный, с большим носом и рыжими кудряшками.

– О, нет! – простонал Дурнев. – Это я и Ленчик Гроттер, троюродный племянник сестры моей бабушки. Вот посмотри: я пытаюсь огреть его по лбу грузовиком, а он глазеет в свой чертов телескоп! Недаром сегодня выдался такой скверный день. Неужели эта девчонка его дочь? Если так, то нужно ее взять, или придет конец моей политической карьере. Ты же знаешь, Нинель, я хочу баллотироваться в депутаты...

Услышав, что девчонка может остаться у них, его жена от гнева распухла так, что едва поместилась на площадке.

– Ты мне НИКОГДА не рассказывал ПРО ЛЕНЧИКА ГРОТТЕРА! – гневно взвизгнула она.

Дурнев смущенно закашлялся.

– Ну вообще-то он не Ленчик, а Леопольд... Ленчиком его звала моя бабушка... О, эта была настоящая бестия, не бабушка, конечно, а этот Гроттер! В детстве мы люто ненавидели друг друга. Дрались всякий раз, как встречались. Точнее, это я его колотил, а он больше отсиживался по углам или листал свои идиотские книжки. Он вечно занимался всякой ерундой: то с ежами возился, то учился разговаривать на кошачьем языке, а мне ставили его в пример! И что же ты думаешь? В десять лет он угнал свой первый мотоцикл, а в двенадцать ограбил банк! Вот и верь после этого тихоням!

– Двенадцатилетний мальчик ограбил банк? – не поверила своим ушам его супруга.

– Запросто. Он проделал это с помощью компьютера, даже не выходя из дома, но его засекли. Когда же пришла милиция, он просто-напросто исчез. Все думали, что он в комнате, взломали дверь, а там никого. Его искали, но так и не нашли. Думали даже, что он погиб. Я радовался больше всех, потому что знаешь куда этот придурок перечислил все украденные деньги? В фонд помощи беспризорным собакам!!! Нет чтобы отдать их мне, своему троюродному брату, а он... каким-то шавкам...

Дурнев побагровел от возмущения. Казалось, что из ноздрей и ушей у него вот-вот повалит пар.

– Ну ладно, исчез и исчез, – продолжал он, немного успокоившись. – А теперь слушай дальше. Проходит пятнадцать лет, и я получаю от этого типа новогоднюю открытку с идиотским почтовым штампом, на котором изображено крылатое чудище. Я прочитал ее, швырнул на стул, и она тотчас куда-то запропастилась, прежде чем я успел посмотреть обратный адрес. А теперь вот этот младенец! Интересно, с какой стати Гроттер подбросил мне своего отпрыска?

– Смотри, тут еще газетная вырезка! – воскликнула Нинель, догадавшаяся еще раз заглянуть в конверт.

+++

"ТРАГЕДИЯ В ГОРАХ

Не проходит и года, чтобы снежные лавины не унесли новые жизни.

На этот раз их жертвами стали археологи Софья и Леопольд Гроттеры, исследовавшие могильники доисторических животных в горах Тянь-Шаня. Громадная снежная лавина буквально смела их палатку, которую они имели неосторожность разбить на опасной части склона. Тела отважных археологов так и не обнаружены. У Софьи и Леопольда осталась дочь Татьяна, которую теперь, видимо, отдадут родственникам.

Известно, что незадолго до трагедии Гроттерам удалось найти отлично сохранившиеся останки саблезубого тигра".

+++

– Несчастный тигр! Нашел с кем связаться! Ему еще повезло, что он был дохлый! – с чувством воскликнул Дурнев.

Это было единственное сожаление, которое Герман Никитич выразил, узнав о кончине своего троюродного брата. Девочка, лежавшая в футляре контрабаса, на то время, пока читали заметку, притихла, а после заплакала вдвое громче.

– Ишь ты как заливается, словно что-то понимает! – хмыкнул Дурнев. – Спорю, когда она вырастет, ее посадят в тюрьму! Только ради того, чтобы полюбоваться этим зрелищем, мы оформим над ней опекунство! Покорми ее, Нинель! Там в холодильнике остался просроченный кефир. Все равно выбрасывать.

Так Герман Дурнев и его жена Нинель стали дядей Германом и тетей Нинелью. Под этими звучными именами они в свое время и вошли в справочное издание «Тысяча самых неприятных лопухоидов».

Таня Гроттер проснулась на рассвете от холода. На ее тонком одеяле был лед, и такая же ледяная корочка, только чуть потоньше, застыла на подушке. Некоторое время Таня еще лежала, надеясь забиться под влажное одеяло, но это было бесполезно – становилось еще противнее и холоднее. Тогда Таня откинула одеяло и торопливо вскочила, мечтая поскорее нырнуть в квартиру, в тепло.

Она дернула дверь один раз, другой, третий, но та не поддалась. Встав на цыпочки, Таня обнаружила, что нижний шпингалет задвинут. Пипа опять взялась за старое. В последний раз она заперла Таню на лоджии в начале весны, та простудилась и полтора месяца провела в больнице с воспалением легких. Впрочем, время в больнице было не таким уж и плохим, хотя ей ежедневно делали уколы и даже ставили капельницу. Там она, во всяком случае, была в тепле и ее никто не шпынял по тридцать раз на дню. И вот теперь снова...