Настало лето, и буйная зелень покрыла огороды.

У Миши Алексеева на Марсовом поле были две грядки, засеянные морковью для сестрёнки, которая жила в детском саду. То, что Мише приходилось опекать свою младшую сестру, сильно изменило его характер и отличало от других подростков. Он не подражал взрослым, а делал все по-своему и, странно, от этого казался самостоятельнее своих сверстников. И ребята, помимо своей воли, подчинялись Мише. Они не понимали, что жизнь поставила его в условия, благодаря которым он стал думать и поступать, как взрослый, самостоятельный человек.

Сейчас Миша шёл со своего огорода к сестре, с пучком моркови в руках. Проходя по улицам, Миша наблюдал и размышлял. Всюду — у домов, во дворах в сквериках — огороды. Кровати, сетки, связанные между собой проволокой, образовали причудливые палисадники.

«Сколько кроватей! Откуда их столько натаскали? — думал мальчик. — Год назад на этих кроватях спали люди».

Он вспомнил свою мать, убитую на заводе во время бомбёжки. Теперь её кровать тоже никому не нужна.

Дома Миша бывал редко и долго не засиживался. Если бы не надежда на то, что может вернуться с фронта отец, он давно бы бросил комнату и совсем перебрался на судно. Люся устроена и живёт в детском саду неплохо, а он после войны уйдёт в море, и ничего ему больше не надо.

В детском саду Мишу знали и сейчас же вызвали сестру. Он слышал, как няня кричала:

— К Люсе Алексеевой брат пришёл! К Люсе из средней группы.

Девочка постепенно отвыкала от брата. У неё здесь была своя жизнь, свои дела, занятия, подруги. Иногда она прибегала возбуждённая, с блестевшими глазёнками и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Миша понимал, что её оторвали от какого-то интересного занятия или игры, и не затягивал свидания. Он внимательно оглядывал её платье, проводил рукой по стриженым волосам, осматривал ногти и, не найдя ничего, к чему бы можно было придраться, отпускал девочку. Ему почему-то хотелось, чтобы у сестрёнки были длинные косы. Он купил бы ей тогда красивую ленту и гребёнку, но здесь полагалось стричь волосы под машинку.

Люся была в том беззаботном возрасте, когда дети ценят разве только материнскую ласку и любовь, а Миша уже остро чувствовал своё одиночество. И любовь к маленькой сестрёнке согревала ему душу.

— Люсенька! — сказал Миша, когда сестрёнка прибежала к нему и по привычке подставила щеку. — Я морковки с твоей грядки принёс. Держи. Только ты её вымой, слышишь?

— Слышу.

— Как вас кормят?

— Хорошо.

— Нас тоже ничего стали кормить. Видишь, как я поправился.

— А у нас от болезней колют, а потом дают конфетку тому, кто не плакал. Я ни разу не плакала! — похвасталась Люся.

— Ну и правильно. Плачут только девчонки, — сказал мальчик, но сейчас же спохватился и поправился: — Девочки плаксивые. А ты у меня молодец.

— Я молодец, — согласилась девочка. — А вчера к Вале папа приходил. У него собака есть. Я гладила.

— Смотри… Она может укусить.

— Она не кусачая.

— Кто её знает, кусачая или не кусачая… Люся, а у меня лодка есть. Я бы тебя покатал, да тебя не отпустят, пожалуй.

В это время по коридору побежали ребята, и Люся заторопилась. Миша одёрнул на ней платье, погладил по голове и наставительно сказал:

— Слушайся няню. Дисциплину соблюдай. Если что-нибудь нужно, — скажи. Морковку вымой, как приказано.

Он чмокнул сестру в щеку и вышел на улицу. Вечерело. Время было действовать. Вчера вечером, получив инструкции от майора, он ездил с Бураковым в Старую Деревню и условился обо всем. Сейчас Миша должен был взять своих приятелей и к вечеру быть на месте.

— Миша боялся, что не застанет их дома. Ребята работали в каком-то подсобном хозяйстве за городом, на огородах, и часто оставались там ночевать.

Войдя во двор дома, где он жил, Миша три раза свистнул. На свист из открытого окна в четвёртом этаже высунулся Стёпа Панфилов.

— А Васька дома? — крикнул Миша.

— Не знаю, — ответил тот и скрылся. Миша ещё раз заложил пальцы в рот и пронзительно свистнул.

Вася Кожух не откликался и не показывался.

— Как живёшь? — спросил Стёпа, спустившись во двор.

— Живём помаленьку… Ты сильно занят?

— Когда? Сегодня?

— Нет, вообще… на этих днях…

— На огородах работаем… Ты знаешь, Мишка, сколько мы процентов вырабатываем…

— Подожди, — остановил его Миша. — Задание есть.

— Какое задание? — спросил Стёпа и, не получив ответа, замолчал, зная, что если ещё раз спросит, то Миша ответит: «В своё время узнаешь».

— А где Васька? — спросил Миша.

— Наверно, на свой огород с матерью ушёл. Она сегодня выходная.

В это время во двор въехала гружённая овощами тележка, которую толкал Вася с матерью. Снимая мешки и смахивая со лба капельки пота, Вася возмущённо рассказывал приятелям:

— Воруют, понимаешь, на огороде. Капусты срезали кочанов двадцать. Самые лучшие.

Взвалив на плечи по мешку, ребята за два раза подняли все овощи на пятый этаж, в квартиру Кожухов.

Через час три друга сидели в комнате у Миши и внимательно изучали фотокарточку неизвестного мужчины с прямым носом и тонкими поджатыми губами. Эта фотография была переснята с маленькой карточки из найденного паспорта и увеличена. На другой стороне снимка была надпись: «Виктор Георгиевич Горский. Лет 42».

— Этого человека, — объяснил Миша, — надо караулить. Это вредная контра, подосланный от немцев шпион.

— А где его надо караулить? — спросил Стёпа.

— Не забегай! Все объясню…

Миша несколько минут молчал. Терпеливо молчали и его приятели.

— А вдруг он набросится на нас? — не вытерпел Вася. — У него, наверное, и пистолеты, и бомбы при себе…

У Стёпы от возбуждения заблестели глаза.

— Он нас всех на воздух взорвёт — кто тогда расскажет о нем Буракову?

— Да вы что, очумели! — набросился Миша на приятелей. — Нам только и надо, что позвонить по телефону, когда он придёт за вещами.

— За какими вещами?

— А вы не перебивайте, а слушайте! — рассердился Миша. — Все расскажу по порядку. Сначала смотрите карточку!..

— Интересно, какого цвета у него глаза? — спросил Вася, разглядывая фотографию.

— А леший их знает, какого они цвета. Придёт, тогда и посмотрим. Наша задача, ребята, такая… В Старой Деревне был дом, куда он должен приехать за вещами. Дом сломали на дрова. Вот, наверно, он и будет искать и спрашивать вещи, а мы тут как тут. Товарищ майор все объяснил. Вещи сданы управхозу, и, если он будет про них спрашивать, показать, где управхоз живёт, а ещё лучше проводить кому-нибудь, а тем временем по телефону сообщить. Понятно? Мы там будем огород сторожить.

— А где управхоз? — спросил Стёпа.

— Погоди, не торопись… — с досадой сказал Миша. — Морду запомнили?

— Запомнили.

Миша положил фотографию в бумажник и спрятал в карман.

— Сейчас идите домой, возьмите хлеба, оденьтесь потеплее, и поехали. Там ночевать придётся. Понятно? Языком не болтать! — на всякий случай предупредил он. хотя и был уверен в своих друзьях.

Через несколько минут ребята были готовы и шагали к трамвайной остановке.

Долго ожидать трамвая не пришлось, и вскоре они уже ехали в сторону Старой Деревни.

Ехали долго. Несколько раз начинался артиллерийский обстрел, и поневоле приходилось выходить из трамвая и укрываться в убежищах.

Добрались до места уже к концу дня.

Разыскали наполовину разломанный дом, о котором Мише обстоятельно рассказал Бураков. Обошли дом кругом и внимательно осмотрели.

Потом нашли управхоза, и тот разрешил взять во временное пользование несколько досок.

Приятели устроили из досок шалаш и забрались в него, прислушиваясь к артобстрелу. Через их головы с воем летели снаряды и рвались где-то далеко в стороне.

— Это по Васильевскому бьёт, — сказал Стёпа.

— Нет, ближе. По Крестовскому, — возразил Миша. Скоро совсем стемнело. Ребята вышли из шалаша и долго стояли, прислушиваясь к установившейся тишине. Далеко на горизонте взлетела ракета и повисла в воздухе. Через несколько минут, когда она потухла, поднялась вторая.