– Где девушка? – спросил он Алэма. – За это ты умрешь, и весь твой народ тоже. Убейте же их, – приказал он своим людям.

– Нет! – закричал Алэм. – Это – девушка. Только она одета в платье мальчика.

Сокабе сорвал с Корри блузу и улыбнулся, а в глазах его появился похотливый блеск.

Один из солдат увел Синг Тая обратно в пещеру и там заколол штыком. После этого отряд вместе с пленницей отправился в обратный путь.

Старший сержант Джо Бубенович стоял в тени крыла «Прекрасной леди» в компании нескольких других членов боевого экипажа огромного самолета. У него была кличка «Бродяга из Бруклина», и он выполнял обязанности помощника механика и одновременно канонира на шкафуте.

– Мне кажется, что они хорошие парни, – заявил он.

Он явно был не согласен с замечанием, сделанным башенным стрелком, старшим сержантом Тони Розетти, по прозвищу «Шримп из Чикаго» «Неудачник из Чикаго».

– Да? Ну, а мне не нравится, когда проклятый британец крутится вокруг «Прекрасной леди». Помимо всего прочего, я слышал, что он настоящий лорд.

– Мне кажется, твой лорд легок на помине, – сказал Бубенович.

Все обернулись.

Под крыло бомбардировщика «Б-34» подкатил «джип». Когда машина остановилась, из нее вышли три офицера: полковник британских королевских военно-воздушных сил, а также полковник и майор американских военно-воздушных сил. Капитан Джерри Лукас из Оклахома-Сити, пилот «Прекрасной леди», выступил вперед, и американский полковник представил его лорду Клейтону.

– Все готово, Джерри? – спросил он.

Механики и оружейники, проверив в последний раз оборудование, спустились через бомбовый отсек, а военный боевой экипаж поднялся в самолет.

Полковник Джон Клейтон летал в Голландской Ост-Индии над занятой японцами Суматрой в качестве наблюдателя, производя разведку и аэросъемку. Пройдя к взлетной палубе авианосца, он тоже вошел в самолет и занял место рядом с пилотом. Во время длительного полета он разговаривал со штурманом и радиоинженером, а затем прошел в хвост через бомбовый отсек.

Самолет не был загружен бомбами.

«Шримп», Бубенович и еще два артиллериста растянулись на полу рядом со спасательными плотами и парашютами. Шримп первым увидел Клейтона наверху у маленькой двери, ведущей в круглую башню.

– Тсс! – предупредил он. – Сюда идет лорд.

Клейтон обошел круглую башню, переступил через Шримпа и Бубеновича и остановился около фотографа, который возился со своей камерой. Никто из солдат не поднялся на ноги.

Когда боевой самолет находится в воздухе, военные формальности не соблюдаются. Фотограф с нашивками сержанта службы связи поднял голову и улыбнулся. Клейтон в ответ ему тоже улыбнулся и присел рядом.

Оглушительно ревел мотор. Наклонившись к фотографу, Клейтон прокричал ему в ухо несколько вопросов относительно камеры. Фотограф таким же образом дал на них ответы.

«Б-34» отбивает охоту разговаривать во время полета, но Клейтон получил ту информацию, которая ему была нужна.

Присев на край спасательного плота между Шримпом и Бубеновичом, он вынул пачку сигарет и угостил всех присутствующих. Отказался один Шримп, бросавший на британца неприязненные взгляды.

Бубенович предложил Клейтону огня, а тот спросил, откуда он, и как его зовут. Когда Бубенович назвал Бруклин, Клейтон кивнул.

– Я слышал немного о Бруклине.

– Вероятно, по поводу «бродяг», – сказал Бубенович.

Клейтон улыбнулся и кивнул.

– Они зовут меня «бродягой», – сказал Бубенович. Он усмехнулся. Разговорившись, он показал английскому офицеру фотографию своей жены и ребенка.

Шримп продолжал держаться отчужденно и высокомерно.

Когда они увидели вершины гор северо-западной Суматры, уже рассвело. Погода благоприятствовала фотосъемке. Горы образовывали хребет длиной в тысячу сто миль вдоль островов, которые тянулись от экватора на юг к западному побережью Малайского полуострова.

Над горами клубились облака, но линия побережья была безоблачна. Именно это побережье, в первую очередь, и интересовало экипаж самолета.

Японцы были застигнуты врасплох, и американцы смогли фотографировать их объекты почти полчаса, прежде чем те открыли зенитный огонь.

К счастью, он был неточен. Лишь когда они летели вдоль берега, огонь усилился и стал точнее. В самолет попало несколько осколков от снарядов, но они не нанесли ему никаких серьезных повреждений.

Недалеко от Паданга три «Зеро» с ревом выскочили на них со стороны ослепительного солнца.

Бубенович открыл огонь по ведущему.

Они увидели, как истребитель охватило пламя, и он камнем упал на землю.

Два других истребителя отвернули и некоторое время держались на почтительном расстоянии. Затем они скрылись за горами. Но зенитный огонь становился все сильнее и точнее. Один снаряд попал в правый мотор, и в кабину влетело несколько осколков. Лукаса спас бронежилет, но второму пилоту осколок попал прямо в лицо. Штурман отстегнул его привязной ремень и вытащил раненого из кабины, чтобы оказать первую помощь. Но тот был уже мертв.

Теперь огонь был так силен и интенсивен, что большой самолет, казалось, брыкался подобно дикой лошади. Пытаясь уйти от огня, Лукас повернул вглубь острова, подальше от берега, где располагалась большая часть зенитных батарей.

Над горами клубились облака, в которых они могли бы укрыться.

«Либерейторы» в то время совершали дальние полеты с тремя моторами. Двадцатитрехлетний капитан быстро принял решение. Он был уверен, что оно было правильным. Он приказал выбросить за борт все, исключая парашюты, орудия, боеприпасы. Это был для них единственный шанс дотянуть до своей базы. Истребители не волновали Лукаса. «Зеро» обычно держались на расстоянии от тяжелых бомбардировщиков. Кроме Малаккского пролива, они могут всю остальную часть дороги держаться ближе к земле, летя вдоль северо-западного берега Малайи. Если им придется выпрыгнуть над водой, они будут недалеко от берега, и спасательные куртки должны будут их выручить. Именно поэтому Лукас решил выбросить за борт спасательные плоты.

Когда они повернули к горам и облакам, зенитный огонь стал заметно ослабевать. Лукас знал, что некоторые горные вершины поднимаются на двадцать тысяч футов. Он летел теперь на высоте двадцати тысяч, но самолет медленно терял высоту.

Они были еще довольно высоко над горами, когда их обнаружила зенитная батарея, располагавшаяся в горах. Лукас услышал ужасный взрыв, и самолет накренился, как подстреленное животное. Он спросил по внутреннему телефону, что случилось, но ответа не получил. Тогда Лукас послал радиста в хвостовую часть осмотреть повреждения. Сидя на месте второго пилота, Джон Клейтон помогал пилоту у рычагов управления, так как требовались совместные усилия двух человек, чтобы удерживать самолет.

Лукас вызвал штурмана.

– Проследи, чтобы все прыгнули, – сказал он, – потом сделай то же самое.

Штурман просунул голову в передний отсек, чтобы передать приказ стрелку, но тот был мертв.

Радист вернулся в кабину пилота.

– Настоящий ад. Часть хвоста отвалилась, – сказал Лукасу радист, – и фотограф погиб.

– Прыгай как можно скорее, – приказал Лукас. Он повернулся к Клейтону.

– Лучше вам выброситься, сэр.

– Я подожду вас, капитан, если вы не возражаете, – ответил Клейтон.

– Прыгайте! – закричал Лукас. Клейтон улыбнулся.

– Слушаюсь!

– Я открыл бомбовый отсек, – крикнул вдогонку ему Лукас.

– Прыгайте быстро!

Клейтон направился в бомбовый отсек. Самолет падал на одно крыло. Он, очевидно, входил в штопор. Одному человеку не под силу удержать его. Он хотел остаться до последней минуты, пока не прыгнет Лукас, но эта последняя минута уже наступила. Самолет накренился, резко швырнув Клейтона в сторону. Его тело ударилось о стену и вылетело через наружную дверь отсека в разряженный воздух.

Потеряв сознание, Клейтон камнем падал навстречу смерти. «Прекрасная леди», три мотора которой еще продолжали реветь, неслась к гибели где-то рядом.