Иной раз бывает трудно решить, с чего начать повествование. Одна моя знакомая, рассказывая о соседке, которая, спускаясь в подвал, упала с лестницы и сломала при этом ногу, успевала перечислить все браки и смерти, случившиеся в семье пострадавшей на протяжении нескольких поколений, и лишь после этого излагала суть дела.

В данном случае я мог бы начать с Ах Куиток Тутул Ксиу из племени майя, основавшего в 1004 г. н. э. Аксмол на Юкатане; потом перейти к Чаб Ксиб Чаку, краснокожему, разрушившему Майяпан в 1451 г. и вырезавшему всю семью тиранов Коком, но этого я делать не стану. Просто упомяну, что Чак Тутул Ксиу, потомок Ах Куиток Тутул Ксиу, в силу необъяснимой тяги к перемене мест и по совету Ах Кин Май, главного жреца, покинул Аксмол в сопровождении большого числа своих единомышленников, знати, воинов, женщин и рабов и отправился на побережье, где, соорудив несколько больших каноэ-катамаранов, пустился в плавание по безбрежным просторам Тихого океана. С тех пор на его родине о нем ничего не было слышно.

Произошло это в 1452 или 1453 году. Отсюда я мог бы совершить большой прыжок во времени лет эдак на 485 или 486 и перенестись в день сегодняшний на остров Аксмол, расположенный в южной части тихого океана, где правит король Чит Ко Ксиу, но и этого я делать не собираюсь, ибо не хочу опережать события, о которых пойдет речь.

Вместо этого перенесемся на палубу парохода «Сайгон», стоящего в Момбасе в ожидании погрузки диких животных для отправки их в Соединенные Штаты. Из трюма и клеток, расставленных на палубе, раздаются жалобный вой и грозный рев пойманных зверей; зычный рык львов, трубный клич слонов, непристойный «хохот» гиен, трескотня обезьян.

Возле поручней возбужденно разговаривают двое.

– Говорю же тебе, Абдула, – горячился первый, – мы практически готовы к отплытию, последняя партия должна прибыть на этой неделе, а расходы с каждым днем увеличиваются. Пока ты его привезешь, может пройти целый месяц. А вдруг ты его вообще не получишь?

– Дело верное, сахиб Краузе, – ответил Абдула Абу Неджм. – Он ранен, как сообщил мне Ндало, в чьей стране он сейчас и находится, так что взять его будет не трудно. Подумайте, сахиб! Настоящий дикарь, с детства воспитанный обезьянами, друг слонов, гроза львов. Улавливаете? В стране белых людей он один принесет больше денег, чем все ваши дикие звери вместе взятые. Вы станете богачом, сахиб Краузе.

– Насколько я понимаю, он говорит по-английски ничуть не хуже самих чертовых англичан, о нем я слышу уже не первый год. По-твоему, в Америке я смогу выставить в клетке белого человека, говорящего по-английски? Абдула, ты вечно твердишь, что мы, белые, чокнутые, а у самого-то с головой все в порядке?

– Вы не поняли, – ответил араб. – Полученное ранение лишило его дара речи и способности понимать человеческий язык. В этом смысле он ничем не отличается от любого из ваших животных. Они же не могут никому пожаловаться – их все равно не поймут – вот и он не сможет.

– Афазия, – пробормотал Краузе.

– Как вы сказали, сахиб?

– Так называется болезнь, в результате которой теряется способность говорить, – пояснил Краузе. – Она вызывается повреждением мозга. Но в таком случае дело принимает иной оборот. Твое предложение выглядит заманчивым и вполне реальным, но все же…

Он заколебался.

– Вы не любите англичан, сахиб? – спросил Абдула.

– Еще как! – выпалил Краузе. – А почему ты спросил об этом?

– Он – англичанин, – ответил араб елейным тоном.

– Назови свою цену.

– Расходы на сафари – ничтожная сумма – и стоимость одного льва.

– Такая знатная добыча, а ты что-то скромничаешь, – засомневался Краузе. – Почему? Я думал ты заломишь как всегда грабительскую цену.

Глаза араба сузились, лицо исказилось гримасой ненависти.

– Он мой враг, – процедил Абдула.

– Сколько времени потребуется?

– Около месяца.

– Жду ровно тридцать дней, – сказал Краузе. – После этого отплываю.

– Мне скучно, – захныкала девушка. – Момбаса! Как я ненавижу этот город!

– Вечно ты недовольна, – проворчал Краузе. – Дернул же меня черт связаться с тобой. Через три дня отплываем, независимо от того, явится эта арабская собака или нет. Тогда у тебя, я надеюсь, появится для нытья новый повод.

– Абдула, наверное, привезет очень интересный экспонат? – спросила девушка.

– Еще какой!

– А конкретно, Фриц? Розовый слон или красный лев?

– Это будет дикарь, но об этом ни гу-гу – английские свиньи ни за что не разрешат мне взять его на борт, если пронюхают.

– Дикарь! С головой, заостряющейся кверху, словно яйцо? На верхушке – пучок волос, по всему лицу расползся нос, зато подбородка вообще нет. Он так выглядит, Фриц?

– Сам я его не видел, но, вероятно, ты не далека от истины. Специалисты описывают их именно такими.

– Гляди, Фриц! А вот и Абдула.

Смуглый араб поднялся на борт и направился к ним с невозмутимым выражением лица. Удалась его затея или нет – было неясно.

– Мархаба! – поприветствовал его Краузе. – Эй кхабар?

– Новости самые хорошие, – ответил Абдула. – Я поймал его. Привез в клетке и оставил на окраине города. Клетка затянута циновками от любопытных взглядов. Один аллах знает, чего стоило это предприятие! Мы набросили на него сеть, но прежде чем удалось связать ему руки, он убил троих воинов Ндало. Ну и силища у него! Как у слона! Пришлось держать его связанным, иначе бы он в миг разнес клетку в щепки.

– У меня есть железная клетка, с которой ему не справиться, – произнес Краузе.

– Я бы не судил столь категорично, – предостерег араб. – Если ваша клетка не в состоянии выдержать напор слона, то советую не развязывать нашего пленника.

– Для слона моя клетка маловата, но для этого сгодится.

– И тем не менее, я бы не стал развязывать ему руки, – стоял на своем Абдула.

– Он что-нибудь сказал за это время? – поинтересовался Краузе.

– Нет, ни слова. Сидит и глядит. В глазах ни ненависти, ни страха. Напоминает мне льва, кажется, вот-вот зарычит. Приходится кормить его с рук, и когда он жрет свое мясо, урчит, словно лев.

– Чудесно! – воскликнул Краузе. – Он произведет сенсацию. Я уже вижу этих дураков американцев, горящих желанием выложить кругленькую сумму, чтобы поглазеть на него. А теперь слушай: в сумерках я отчалю и пойду вдоль берега, а ты грузи клетку на одномачтовое судно за чертой города и дожидайся моего сигнала: три короткие вспышки прожектора, потом мигнешь ты.

– Считайте, что уже сигналю, – отозвался Абдула Абу Неджм.

К тому времени, когда Абдула принял сигнал с «Сайгона», поднялся ветер и море заволновалось. Одномачтовое судно, маневрируя, подошло наконец к пароходу с подветренной стороны. Были спущены тросы, которые прикрепили к клетке с дикарем. Абдула направлял поднимаемую в воздух клетку. Неожиданно «Сайгон» сильно накренился в сторону, клетка взмыла в воздух вместе с вцепившимся в нее Абдулой. Клетка ударилась о борт парохода и поползла вверх. «Сайгон» дал задний ход и налетел на суденышко. Вся команда затонувшего судна погибла, а Абдула оказался на борту парохода, следующего в Америку. Абдула запричитал, наполняя воздух стенаниями и призывами к аллаху сохранить ему жизнь.

– Тебе чертовски повезло – ты уцелел, – успокоил его Краузе. – В Америке заработаешь кучу денег. Я стану показывать тебя как шейха, поймавшего дикаря; они хорошо заплатят, чтобы увидеть настоящего шейха из пустыни. Куплю тебе верблюда и будешь разъезжать по улицам с плакатом, рекламирующим мой аттракцион.

– Чтобы меня, Абдулу Абу Неджма выставили, словно дикого зверя! – завопил араб. – Никогда! Краузе пожал плечами.

– Как угодно, – сказал он, – но не забывай, что тебе захочется есть, а в Америке осталось не так уж много ничейных финиковых пальм. Во время рейса я, так и быть, стану тебя подкармливать, но по прибытии будешь заботиться о себе сам.