Ну вот, каким-то образом те, кто планировал полет, забыли, что шестое января — важная дата в западноевропейской традиции. Двенадцатая ночь, канун Трех Святителей, называйте как хотите, но это кульминация праздничного веселья. В прошлом году празднование было таким буйным, что никто об этом не подумал. Но мне стало известно, что в этом году намечаются завершающие трапеза и танцы. Это благоприятно подействует на экипаж. Шкипер и я хотим, чтобы вы проверили возможно ли отложить переход к большому ускорению на несколько дней.

— Да, да, я этим займусь. — Федоров подталкивал Реймона к открытой двери. — Завтра, прошу вас…

Но было уже слишком поздно. В двери появилась Линдгрен в униформе, так как очень торопилась после вахты.

— Gud! — вырвалось у нее. Она замерла на месте.

— Какая неожиданность, Линдгрен! — торопливо произнес Федоров. — Что вас сюда привело?

Реймон задохнулся. С лица его стерлось всякое выражение. Он стоял неподвижно, только кулаки его сжимались, пока ногти не впились в ладони, а кожа на костяшках натянулась и побелела.

Началась новая рождественская песня.

Линдгрен переводила взгляд с одного мужчины на другого. От ее лица отхлынула кровь. Но вдруг она выпрямилась и сказала:

— Нет, Борис. Не будем лгать.

— Это не поможет, — согласился Реймон без всякого выражения.

Федоров развернулся к нему.

— Ну ладно! — крикнул он. — Мы были вместе несколько раз. Что с того?

Она ведь не жена тебе.

— Я никогда не утверждал, что она моя жена, — ответил Реймон. Взгляд его был устремлен на нее. — Я намеревался просить ее руки, когда мы прибудем на место.

— Карл, — прошептала она, — я люблю тебя.

— Надо полагать, один партнер надоедает, — сказал Реймон ледяным тоном. — Ты почувствовала потребность перемен. Твоя привилегия, разумеется. Я только думал, что ты выше того, чтобы делать это украдкой, за моей спиной.

— Оставь ее в покое! — Федоров слепо ринулся на него.

Констебль отпрянул в сторону и рубанул ребром ладони. Инженер задохнулся от боли и осел на кровать, держа поврежденную кисть другой рукой.

— Она не сломана, — сказал Реймон. — Но если вы не останетесь там, где сидите, пока я отсюда не уйду, я вынужден буду вас обезвредить. — Он сделал паузу и продолжал рассудительно. — Это не вызов вашему мужскому достоинству. Я знаю рукопашный бой так же, как вы знаете нуклеонику.

Давайте останемся цивилизованными людьми. Все равно женщина ваша, я полагаю.

— Карл!

Линдгрен шагнула к нему. Протянула руки. Слезы текли у нее по щекам.

Он изобразил поклон.

— Я уберу свои вещи из твоей каюты, как только найду свободную койку.

— О нет, Карл. Карл! — Она вцепилась в его тунику. — Я никогда не думала… Послушай! Борис нуждался во мне. Да, я признаю, что мне доставляло удовольствие быть с ним, но это никогда не было чем-то большим, чем дружба… помощь… тогда как ты…

— Почему ты не рассказала мне об этом? Неужели я был недостоин знать?

— Достоин, разумеется, достоин, но я боялась… несколько твоих замечаний… ты ведь в самом деле ревнив — совершенно напрасно, потому что только ты для меня имеешь значение!

— Я всю свою жизнь прожил бедным, — сказал он, — и у меня примитивная мораль бедняка — так же как некоторые взгляды на то, о чем следует рассказывать, и о чем не следует. На Земле мы могли бы попытаться что-то исправить. Я мог бы подраться с соперником, или отправиться в длительное путешествие, или мы с тобой могли бы переехать в другое место. Здесь это невозможно.

— Неужели ты не можешь понять? — взмолилась она.

— А ты? — Он снова сжал кулаки. — Нет, — сказал он, — ты действительно не понимаешь, что причинила мне боль. Наше будущее и так достаточно сложное, чтобы еще пытаться поддерживать такую разновидность отношений.

Реймон освободился от нее.

— Прекрати реветь! — гаркнул он.

Она вздрогнула и выпрямилась. Федоров заворчал и стал подниматься с места. Она жестом усадила его обратно.

— Так-то лучше. — Реймон направился к двери, затем обернулся. — Между нами не будет ни сцен, ни интриг, ни затаенной неприязни, — объявил он. Когда пятьдесят человек заперты в одной коробке, либо каждый ведет себя как должно, либо всех ждет смерть. Мистер инженер Федоров, капитан Теландер и я ждем вашего доклада по вопросу, который я пришел обсудить, как можно скорее. Вы можете поинтересоваться мнением мисс первого помощника Линдгрен. Помните только, что желательно сохранить все в секрете, пока мы не будем готовы объявить окончательное решение, то или иное. — На мгновение боль и ярость прорвались наружу. — Наш долг прежде всего перед кораблем, черт бы вас побрал! — Реймон совладел с собой и щелкнул каблуками. — Мои извинения. Доброго вечера.

Он ушел.

Федоров встал позади Линдгрен и положил руки ей на плечи.

— Мне очень жаль, — сказал он неуклюже. — Если бы я знал, что такое может случиться, я бы никогда…

— Это не твоя вина, Борис.

Линдгрен не шевельнулась.

— Если ты разделишь со мной каюту, я буду рад.

— Спасибо, нет, — тускло ответила она. — На некоторое время я не играю в эти игры. — Она высвободилась. — Я лучше пойду. Спокойной ночи.

Он остался стоять один со своими сэндвичами и вином.

О святое дитя из Вифлеема,

Спустись к нам, мы молим тебя.

Через несколько дней после Крещения «Леонора Кристина» увеличила разгон.

Корабль шире развернул черпающие поля, усилил термоядерный шар огня, который следовал за кораблем в хвосте бассердовского двигателя, и переключился на три "g". К низкой скорости это добавило бы почти тридцать метров в секунду за секунду. К нынешней же скорости корабля это добавило незначительный инкремент с точки зрения стороннего наблюдателя. С точки зрения тех, кто находился на корабле, «Леонора Кристина» стремилась вперед с ускорением три "g".

Человеческий организм не мог бы выдержать такую нагрузку. Напряжение для сердца, легких и особенно проблемы баланса жидкости в теле были бы слишком велики. На помощь могла бы прийти медицина. Но, к счастью, было средство получше.

Силы, которые разгоняли корабль, подталкивая его все ближе и ближе к скорости света, предельному "c", являлись не просто огромными. Они были настолько точными, что их взаимодействие внешним миром — материей и ее собственными силовыми полями — могло поддерживаться как практически постоянная результирующая, несмотря на изменения этих внешних условий.