Небулярные массы, скопившиеся в ядре галактики, грозовыми тучами клубились впереди, нависали черными громадами. «Леонора Кристина» уже пересекла их внешний край. Впереди не было видно звезд; в остальных направлениях их с каждым часом становилось все меньше, а свет их — все слабее.

В этой концентрации звездного вещества корабль двигался в соответствии с сверхъестественной разновидностью аэродинамики. Его обратный тау был теперь столь огромен, что плотность пространства мало влияла на корабль. Напротив, теперь он пожирал материю еще более жадно, и больше не был ограничен атомами водорода. Перенастроенные селекторы корабля превращали все, что им встречалось, газ, пыль или метеороиды, в реактивное топливо. Кинетическая энергия «Леоноры Кристины» и дифференциал времени росли с головокружительной быстротой. Она неслась, как порыв ветра меж звездных скоплений.

Несмотря ни на что, Реймон насильно затащил Нильсона в приемную.

Ингрид Линдгрен заняла свое место за столом, одетая в униформу. Она похудела, и вокруг глаз у нее легли тени. Каюта вибрировала чересчур громко, и часто дрожь проходила по переборкам и полу. Корабль ощущал неравномерности в облаках — порывы, течения, водовороты продолжающегося творения миров.

— Нельзя было подождать, пока закончится прохождение, констебль? спросила она, в равной степени гневно и устало.

— Не думаю, мадам, — ответил Реймон. — Если возникнет непредвиденная ситуация, нужно, чтобы люди были убеждены, что справятся.

— Вы обвиняете профессора Нильсона в распространении недовольства. В Уставе записана свобода слова.

Стул заскрипел под астрономом, когда тот пошевелился.

— Я ученый, — заявил он ядовито. — У меня есть не только право, но и обязанность утверждать истину.

Линдгрен неодобрительно оглядела его. Он обзавелся жидкой бородкой, давно не мылся и был одет в угрюмый комбинезон.

— Вы не имеете права распространять истории в жанре ужасов, — сказал Реймон. — Разве вы не заметили, как реагировали на ваши слова некоторые женщины, когда вы выступили на мессе? Это убедило меня в необходимости вмешательства. Но вы уже давно вносите беспорядки, Нильсон.

— Я всего лишь высказал вслух то, что всем было прекрасно известно с самого старта, — огрызнулся тот. — У них нет смелости обсуждать это открыто. У меня есть.

— У них нет подлости. У тебя есть.

— Без личных оскорблений, пожалуйста, — сказала Линдгрен. Расскажите мне, что случилось.

В последнее время она трапезничала одна у себя в каюте, под предлогом занятости, и, кроме как в часы вахт, ее видели редко.

— Вы знаете, — сказал Нильсон. — Мы несколько раз обсуждали этот вопрос.

— Какой вопрос? — спросила она. — Мы говорили о многом.

— Говорили, вот именно, как разумные люди, — рявкнул Реймон. — А не читали нотации всем присутствующим товарищам по кораблю, большинство из которых и без того чувствует себя скверно.

— Прошу вас, констебль. Продолжайте, профессор Нильсон.

Астроном напыжился.

— Элементарная вещь. Не могу понять, почему вы и все остальные, были такими идиотами, чтобы не задуматься над этим всерьез. Вы слепо полагаете, что мы затормозим в галактике Девы и найдем обитаемую планету. Но объясните мне, как? Подумайте о наших запросах. Масса, температура, освещение, атмосфера, гидросфера, биосфера… согласно самым оптимистичным оценкам, только один процент звезд может иметь планеты, которые в какой-то степени похожи на Землю.

— Ну, — сказала Линдгрен. — Ну конечно…

Нильсона нельзя было свернуть с пути. Возможно, он даже не дал себе труда услышать ее. Он загибал пальцы, считая по пунктам.

— Если один процент звезд нам подходит, понимаете ли вы, какое их количество нам придется проверить, чтобы иметь равные шансы найти то, что мы ищем? Пятьдесят! Я думал, что кто угодно на борту корабля способен произвести этот подсчет. Можно предположить, разумеется, что мы будем удачливы, и наткнемся на нашу Nova Terra у первой же звезды. Но шансы против этого — девяносто девять к одному. Несомненно, нам придется проверять много звезд. Проверка каждой из них требует почти года торможения. Чтобы покинуть ее и отправиться на поиски в другое место, нужен еще год ускорения. Это годы по времени корабля, не забывайте, поскольку практически весь период проходит при скоростях, которые не сравнимы со световой и, следовательно, фактор тау близок к единице — что вдобавок не позволяет нам развить ускорение больше одного "g".

Следовательно, мы должны положить примерно два года на одну звезду.

Равные шансы, о которых я говорил — и помните, что они всего лишь равны, то есть у нас столько же шансов найти Nova Terra среди первых пятидесяти звезд, сколько и не найти, — эти шансы требуют ста лет поиска. В действительности требуется больше, поскольку нам придется останавливаться время от времени и осуществлять трудоемкий процесс пополнения реактивного топлива для ионного двигателя. Никакие процедуры против старения не помогут нам столько прожить.

Таким образом все наши усилия, весь риск, на который мы идем в этом фантастическом прыжке сквозь галактику в межгалактическое пространство, тщетны. Quod erat demonstratum.

— Среди ваших многочисленных отвратительных свойств, Нильсон, сказал Реймон, — есть привычка бубнить о том, что и так очевидно.

— Мадам! — захлебнулся астроном. — Я протестую! Я подам жалобу об оскорблении личности!

— Замолчите, — приказала Линдгрен. — Вы оба. Я должна признать, что ваше поведение провокационно, профессор Нильсон. С другой стороны, констебль, могу ли я напомнить вам, что профессор Нильсон — один из самых выдающихся ученых в своей области, которыми располагает… располагала Земля. Он заслуживает уважения.

— Только не за свое поведение, — сказал Реймон. — И не за запах.

— Будьте вежливы, констебль, или я сама выдвину против вас обвинение.

— Линдгрен сделала вдох. — Похоже, вы не делаете скидки на человеческие слабости. Мы затеряны в пространстве и времени; мир, который мы знали, уже сто тысяч лет, как в могиле; мы мчимся почти вслепую в ту область галактики, где звезды расположены плотнее всего; мы можем в любую минуту столкнуться с чем-нибудь, что нас уничтожит; в лучшем случае нас ждут годы в тесной и скудной обстановке. Неужели вы ждете, что это никак не скажется на людях?