— Продолжайте в том же духе. Делайте, что хотите.

Только не приходите и не долбите меня. Понятно?

Он набросил пижаму, подплыл к кровати и закрепил вокруг пояса страховочную веревку. Чи-Юэнь потянулась, чтобы обнять его.

— О, милый, — прошептала она. — Прости меня. Ты так устал… так устал.

— Мы все устали, — сказал он.

— Ты — больше всех.

Она провела пальцами по его скулам, выступающим под туго натянувшейся кожей, по глубоким складкам, по запавшим и воспаленным глазам.

— Почему ты не отдыхаешь?

— Я бы хотел.

Она развернула его тело горизонтально, заставила его удобно вытянуться и придвинулась еще ближе. Ее волосы плавали над его лицом и пахли солнечным светом, как на Земле.

— Отдохни, — сказала она. — Почему бы нет? Разве это не здорово не иметь веса?

— М-м-м… да, в некоторых случаях… Ай-Линг, ты хорошо знаешь Ивасаки. Как ты думаешь, он может справиться без транквилизаторов? Мы с Латвалой не уверены.

— Шшш, — ее ладонь закрыла ему рот. — Хватит об этом.

— Но…

— Нет, и никаких разговоров. Корабль не развалится на части, если ты одну ночь поспишь как следует.

— Н-ну… пожалуй, что нет.

— Закрой глаза. Дай я поглажу тебе лоб — вот так. Разве уже не лучше?

Теперь подумай о чем-нибудь хорошем.

— О чем?

— Разве ты забыл? О доме… Нет. Об этом, пожалуй, лучше не надо.

Подумай о доме, который мы обретем. Синее небо, теплое яркое солнце, свет падает сквозь листву, мелькают тени, сверкает речная гладь, а река течет, течет, течет, убаюкивая тебя.

— Угм-м.

Она поцеловала его, едва касаясь губ.

— Наш собственный дом. Сад. Незнакомые яркие цветы. О, но мы посадим растения Земли тоже, розы, жимолость, яблони, розмарин — символ верности.

Наши дети…

Он дернулся. К нему вернулось беспокойство.

— Погоди, мы пока не можем связывать свою судьбу с кем бы то ни было.

Ты можешь не захотеть жить с каким-то, ну, любым конкретным мужчиной.

Разумеется, ты мне нравишься, но…

Она снова накрыла его веки ладонью, прежде чем он понял, что его слова сделали ей больно.

— Мы грезим наяву, Шарль, — тихо рассмеялась она. — Перестань быть серьезным и воспринимать все буквально. Просто подумай о детях, чьих угодно детях, играющих в саду. Думай о реке. Лесах. Горах. Пении птиц. О мире.

Он крепко обнял ее гибкую фигурку.

— Ты хорошая.

— Ты сам такой. Хороший мальчик, которого надо обнять и убаюкать. Ты хочешь, чтобы я спела тебе колыбельную?

— Да. — Его слова стали невнятными. — Пожалуйста. Мне нравится китайская музыка.

Она продолжала гладить его лоб, набирая воздуха, чтобы петь.

Щелкнул интерком.

— Констебль, — произнес голос Теландера. — Вы здесь?

Реймон тотчас сбросил с себя дрему.

— Не надо, — умоляюще прошептала Чи-Юэнь.

— Да, — сказал Реймон. — Я слушаю.

— Можно вас попросить прийти на мостик? Конфиденциально.

— Да, да.

Реймон отвязал страховочную веревку и начал снимать пижаму.

— Они не дают тебе пять минут отдохнуть! — сказала Чи-Юэнь.

— Должно быть, что-то серьезное, — ответил он. — Никому не говори, пока я не велю.

Реймон быстро натянул комбинезон и ботинки и выплыл из каюты.

Теландер и, к его удивлению, Нильсон, ждали его. Капитан выглядел удрученным. Астроном был взволнован, но не утратил самообладания. В руке он держал исписанный листок бумаги.

— Что, навигационные трудности? — сделал вывод Реймон. — Где Будро?

— Это не в его компетенции, — сказал Нильсон. — Я производил вычисления точности наблюдений, сделанных мной при помощи новых приборов.

И пришел к обескураживающему заключению.

Реймон обхватил пальцами поручень и висел молча, глядя на капитана и астронома. Флюоресцентный свет отбрасывал глубокие тени на его лицо. Седые пряди, которые недавно появились в его волосах, резко выделялись.

— Мы не сможем попасть в галактический клан, что впереди нас, сказал он.

— Правильно, — опустил голову Теландер.

— Нет, в точном смысле слова неправильно, — торопливо заявил Нильсон.

— Мы пройдем сквозь него. Собственно говоря, мы пройдем не только сквозь данную область вообще, но и — если мы так решим — сквозь достаточно большое количество галактик из семейств, составляющих клан.

— Вы уже можете определить такие детали? — удивился Реймон. — Будро не может.

— Но я ведь говорил, что у меня новое оборудование. Вспомните, что после того, как Ингрид дала мне несколько уроков по данному предмету, я научился работать в невесомости достаточно эффективно. Точность моих данных, похоже, даже больше, чем мы надеялись, когда разрабатывали проект.

Да, у меня есть вполне точная карта той части клана, которую мы можем пересечь. На этой основе я и вычислил, какие у нас возможности.

— К делу, черт вас побери! — рявкнул Реймон. Тотчас он взял себя в руки, глубоко вдохнул и произнес:

— Прошу извинения. Я немного переутомился. Продолжайте, пожалуйста.

Как только мы доберемся туда, где реактивные двигатели будут иметь достаточное количество материи, чтобы работать, почему бы нам не затормозить?

— Затормозить мы сможем, — быстро ответил Нильсон. — Несомненно. Но наш обратный тау невероятно велик. Вспомните, мы приобрели его, проходя через наиболее плотные области нескольких галактик на пути к межклановому пространству. Это было необходимо. Я не оспариваю мудрость этого решения.

Но в результате мы ограничены в возможных траекториях корабля, пересекающих пространство, занимаемое этим кланом. Эти траектории образуют довольно узкий конус, как вы можете догадаться.

Реймон покусывал губу.

— И оказалось, что в этом конусе недостаточно материи.

— Верно. — Нильсон дернул головой. — В числе прочего, разница в скорости и направлении движения между нами и этими галактиками, по причине расширения пространства, ограничивает эффективность нашего бассердовского двигателя сильнее, чем понижает степень необходимого торможения.

К нему вернулась профессорская манера:

— В лучшем случае мы вынырнем по другую сторону клана — примерно через шесть месяцев корабельного времени, затраченного на торможение, заметьте, — с тау, который останется порядка десяти в минус третьей или в минус четвертой степени. В пространстве за кланом невозможно будет осуществить никаких дальнейших существенных изменений скорости.