— Ладно. А почему такой кислый? Жалеешь?

— Жалею, конечно. Но возвращаться в детский сад не могу Сильно не хватает…

— Чего?

— Так, мелочи.

— А зачем появился?

— На Землю съездить хочу. Повидать кое-кого. Некоторым мозги прочистить. Попрощаться, в общем.

— На «Туареге»?

— Возвращение должно быть правдоподобным. Шума не нужно. Серж, тебе придется принять славу спасителя не только Мод, но и старого Парамона. Окажешь такую услугу?

— Славу, так и быть, приму. Но что делать с Джекилом? Бедняга еще не научился лгать.

— Ты уверен?

— Ох, нет, пожалуй.

Круклис рассмеялся:

— Правильно. Смышленый мальчонка.

— И что делать с Джекилом?

— Он же хочет свободы? Прекрасно. Выкупишь да отпустишь. С деньгами я помогу. Кроме того, у Джекила есть маленькие секреты, о которых мы знаем. Не так ли?

— Да, секреты имеются.

— Договорились?

— Ладно. Но подозревать я тебя буду.

— На здоровье. Легкий ты человек, Серж.

— Ага, симпатяга. Пойдем, погрузка уже закончилась.

— Сейчас. Тут еще один зяблик остался. Поймаю и приду.

И он помахал гипсовой кистью. Наверное, хотел еще посидеть. У реактора.

Такое право у него было, конечно.

И вот мы, все четверо (Парамон, я да Джекил с зябликом), собрались в ходовой рубке. Двое из нас присели на дорожку. Третий ни стоять, ни сидеть не умел, но помалкивал сочувственно. Только четвертый в церемониале не участвовал, скакал да попискивал.

Пора домой! Космосом я насытился. Удовлетворился по уши. Хотелось хлебнуть настоящего морского ветра. И чтобы пальмы шумели, чайки кричали, в небе висела радуга, а вокруг ходили загорелые женщины. И еще чтобы по песку бегали дети, а из песка торчали горлышки бутылок. Скромные, в сущности, желания.

— Сам поведешь? — спрашивает Джекил.

Вступая в заговор, он попросил разрешения перейти на «ты». Захотел быть на равной ноге, психолог многомудрый. Я согласился, Круклис — нет. Заявил, что нечего баловать машины. В нем поразительно уживается дерзкий, раскованный ум с характером, вызывающим сожаление. Довольно частое сочетание для гениев. Но пример с них надо брать не во всем.

— Сам поведу, — с максимально возможной доброжелательностью сказал я.

— Я чуточку помогу? — предложил Джекил тоже с большой деликатностью.

После нашего замирения он старательно ценил две вещи — свою жизнь и мое расположение.

— Конечно, конечно, — любезно согласился я, поскольку в скором времени собирался доверить ему собственную жизнь.

Стартовый ключ входит в прорезь. Вспыхивают огни готовности. А в гулком чреве Гравитона ревут сирены. Мне показалось, что брошенная станция заплакала.

— Выключи связь, Джекил. На нервы действует.

— Джаст э момент, сэр.

Стоны Гравитона оборвались.

Уж прости, старичок… Нажимаю клавишу пуска турбонасосов и с удивлением замечаю, что пальцы дрожат.

— Там одна заслонка не работает, — невинно сообщил софус.

— Помню. У нас еще корпус кривой. Ты в стыковках потренируйся, весельчак.

— Дорогой Серж! Боюсь, что такая возможность откроется не сразу.

— М-да. Сорок восемь световых лет.

На какое-то время я задумываюсь. До Гравитона мне трижды довелось побывать у звезд ближнего окружения Солнца. Но самая долгая из этих командировок не превышала четверти века. Сейчас же, если все пройдет благополучно, мы вернемся на Землю без малого через девяносто девять геолет после того, как я ее покинул.

Почти век. На свет появилось несколько новых поколений землян. Как они нас примут? Много ли случилось перемен, насколько они глубоки? Да и те же сейчас люди, что были раньше? Наверное, иначе себя ведут, по-другому проявляют чувства. Трудно ли будет привыкнуть?

— Химическое горючее пошло, сэр. Окислитель — тоже. Камеры сгорания заполнены.

Я вернулся к действительности.

— Зажигание!

— Есть зажигание.

Изображение выпуклой поверхности Гравитона, заполнившее кормовые экраны, дрогнуло, его затуманил выхлоп. Переходный тамбур скручивался и погружался в лепестковый люк. Звезды пришли в движение. Со стороны кормы Донесся гул.

— Уф-ф, — сказал Круклис. — Тянет на патетику.

Зяблик тоже что-то чирикнул. Кажется, почувствовал важность момента, заволновался. Внешне он ничем не отличался от земных зябликов, насколько я их помню. Да и внутренне самые завзятые орнитологи впоследствии его тоже не отличат от прототипа. Там, на Земле.

Зяблик окажется зябликом. На его примере те, кто старше нас, недвусмысленно показали свою способность творить жизнь из подручных материалов. И предоставили нам догадываться, зачем это сделано. Озадачили ребенков.

Потрепанное тело «Туарега» медленно двигалось вперед. Выбравшись из скопления шлюпок, я добавил скорости, крутнулся на сорок градусов и вошел в нижне-левый разворот. На боковой группе экранов показался диск Феликситура.

— Последнее «прости»? — усмехнулся Круклис.

— Нечто вроде. Ты не против?

— Нет, зачем же.

— Отлично. Джекил, как реактор?

— Разогрет, работает штатно.

— Тогда диктую запись в бортовой журнал: на скорости два—двадцать семь целью экономии химгорючего пошел на термояде.

— Лихо, — сказал Джекил.

— Отрегулируй потоки. Ускорение держать постоянным.

— Есть, сэр.

Переключение на промежуточную тягу прошло гладко «Туарег» оживал. Набирая скорость, мы устремились к ночному полушарию Феликситура. Притяжение планеты помогало разгоняться.

Примерно на пяти километрах в секунду я подправил курс, перешел от падения к полету по касательной, после чего разрешил себе маленькую паузу.

— А ты оказался неплохим извозчиком, — одобрил Круклис. — Ловко справляешься.

— Не преувеличивай. Пилот-любитель, почти самоучка.

— Образование образованием, а способности тоже нужны. Они у тебя есть. Верный глаз, твердая рука, прекрасное чувство пространства. Ты бы справился и с древней колесницей, и со старинным автомобилем. Не хочешь стать звездным капитаном?

— Вот это уж — едва ли, — с негодованием отверг я.

— Ну-ну, — усмехнулся оракул. — Не зарекайся.

Виктим скрылся за горизонтом. Еще несколько секунд светилась серная дымка, затем мы нырнули во тьму. Джекил без промедления перевел экраны на радарный обзор. Внизу поплыли пики, кратеры, долины, заполненные потоками серы. Они образовывали причудливые узоры, в северной полярной области напоминающие огромное человеческое лицо. Приветливую такую рожицу, размерами километров четыреста на двести пятьдесят.

— Привет, ухомахи! — сказал Круклис.

Развалившись в кресле, он беззаботно улыбался Феликситуру. Имел вид человека, удачно завершившего большое дело. Тоже имел вид человека…

Но вид не всегда соответствует сущности. Я поймал себя на том, что уж слишком долго его рассматриваю. А он столько же смотрит на меня с веселым пониманием.

— Ну и как продвигается изучение страшного Парамона? — спросил он.

— Кхм… медленно. А кто они такие, ухомахи?

— Очень забавные зверушки, — охотно ответил Круклис. — Ведут стадный образ жизни. Питаются своеобразными растениями. Эти растения синтезируют органику за счет инфракрасного излучения разогретой серы. На ухомахов охотятся хищные э… сернозубы, назовем их так, чтобы не выбиваться из стиля. И те, в другие обзавелись мозгами, сернозубы даже обладают зачатками разума, поскольку друг с другом воюют. А это есть несомненный признак если не разума, то интеллекта.

— Воюют?

— Именно.

— И чем воюют?

— Да пока без затей. Надевают на голову каменные шлемы, разгоняются, ну и таранят друг друга. При ближнем бое — грызутся. Такой вот милый мирок.

— Значит, у них все еще впереди, — усмехнулся я.

— Смотря что. Пока развиваются они быстро. Жизнь на Феликситуре возникла всего шестьсот пятьдесят миллионов лет назад, представляешь?