— Вы уверены?

Я промолчал. Мод усмехнулась.

— Да, вы поняли меня правильно. Иногда, если живешь достаточно долго, а я человек не юный… назовем это предчувствием наименее вероятного варианта. Маловероятного вывиха. Но вы… Думаю, вы могли бы остановиться. Шансы есть.

— Ох, опять шансы…

— Думаете, их нет?

— Не знаю. Надо ли измерять чувство какими-то шансами? Зачем?

— Поверьте, так будет лучше.

— Я вам противен?

— Коварный вопрос.

— Понятно. Кривить душой не хочется, а правда меня поощрит.

— Сережа, я действительно знаю, чем все закончится.

— Серьезно?

— Увы.

— Уверены?

— Совершенно.

— О вашей способности знают?

— Нет.

— Не хотите?

— Не хочу.

— Мне трудно поверить.

— Ах, мужчины всегда жаждут доказательств.

— Это плохо?

— Не плохо и не хорошо. Такова данность, натура у вас такая. Что ж, доказательства будут. Смотрите сюда.

Она опустилась на колени. Старательно водя пальцем, начертила в пыли обтекаемое тело с тюленьим хвостом и парой широких лопастей в передней части.

— Его назовут хвостоногим ухомахом. Скоро мы увидим это существо.

— Где?

— Здесь, на планете.

— Когда?

— Сегодня.

Я недоверчиво промолчал. Когда мужчина сильно удивлен, он может забыть даже о половом инстинкте. Так что временного успеха Мод добилась.

— Рисунок запомнили?

Я кивнул, но потом сообразил, что на мне шлем, следовательно, кивка она видеть не может.

— Да, запомнил.

— Хорошо.

Мод поднялась, аккуратно стряхнула с себя пыль. Потом взяла да и затоптала произведение. Такие вот поступки случаются у женщин. Чувствуешь себя неизвестно кем.

Предсказание сбылось весьма скоро. Несколькими часами позже, когда батискаф добрался до дна каверны, Оксана сказала:

— Мне страшно.

— Тебе?

— Нет, конечно. Кому-то там. — Она показала на пол.

Все замолчали, соображая, кому может быть страшно в недрах Феликситура. Круклис оторвался от своего кофе.

— Не устала?

— Пусть кто-нибудь проверит.

— Сигнал слабый?

— Весьма.

— Шерше ля фам, — сказал Круклис. — Женщины чутче. Мод, вы не согласитесь?

Мод молча распустила прическу и надела второй шлем. Кабина быстро наполнилась людьми.

— Ну как?

— Пока не слышу.

Я протолкался к ней.

— А сейчас слышу.

Это был примечательный момент. Впоследствии я не раз замечал, что наша близость обостряет наши способности.

— Пеленг?

Мод покачала головой.

— Я плохой сенсолог.

— Дайте мне, — нетерпеливо сказала Оксана. — Так. Левый разворот, курс двести восемнадцать. Хорошо. Сигнал усиливается. Быстрее!

Софус включил полные обороты, но винты тяжело проворачивались в серном студне. Скаф продолжал ползти черепашьим ходом. Все же одна из теней на экране становилось четче, постепенно оформлялась в пятно.

— Вот тебе и сюрприз, братец Серж, — заметил Круклис. — Подходит?

Я молчал, не решаясь поверить.

— Ой! — сказала Оксана. — Мне очень страшно.

— Отключайся.

— А сейчас я сердита. Чувствую гнев, злобу.

— Да дайте же форсаж! — взмолился Зепп.

— Хорошо, хорошо, не волнуйся. Сейчас дадим форсажик.

Аппарат понемногу набрал скорость. Смутное пятно вытянулось, приобрело узнаваемые очертания. Для меня узнаваемые.

Скользя между каменными выступами дна, абориген некоторое время выдерживал дистанцию, но потом начал сдавать. Его портрет Мод изобразила довольно точно. С более близкого расстояния стали видны раздвоенный хвост и что-то вроде плавников в передней части тела.

Вдруг существо резко изменило направление.

— Уходит! — восхищенно сообщил молоденький техник.

Софус переложил рули и вновь поймал беглеца в перекрестие визиров. Включилась внешняя связь.

— Эй, что у вас происходит? — спросил Сумитомо.

— Ненавижу! — крикнула Оксана.

— Кого? — оторопел губернатор.

— Это она не вас, ваше превосходительство, — рассеянно отозвался Зепп.

— А кого?

— Это она нас всех ненавидит.

— Всех? Сваннум! За что?

— А мы за ней гонимся. То есть за ним.

— Послушайте, вы там что…

— Суми! — взревел Круклис. — Отстань. На экран-то взгляни!

И он добавил что-то на старояпонском языке. Мод покраснела.

— Оксана, отключайся, — строго сказал Абдид.

— Вот еще. Нет, нет и нет! Такое открытие. Я вижу…

— Что?

— Ничего подобного… Ай!

— Что?

— Огонь.

— Где?

Оксана не успела ответить. Внезапно экраны померкли. Все. И те, через которые шла информация с батискафа, и даже те, по которым контролировались системы самого парома. За окнами вулкан выпустил длинную струю серы. Была видна очередная станция связи, кувыркающаяся по склону.

— Вот тебе, бабушка, и дабл-ю, — сказал Круклис.

Это он по-староанглийски выразился, полиглот.

Оксана упала, возникла легкая паника. А я погрузился в несомненный инсайт. Первый, запомнившийся во всех деталях.

Явился мне первозданный океан Земли, горячий такой, но уже не кипящий. Во вспышках молний, сиянии жесткого ультрафиолета рождались и тут же гибли цепочки цветных шариков, похожих на те, что веками показывают на уроках химии.

Это повторялось бессчетное количество раз — хоровод шариков, причудливо слипавшихся в замысловатом танце, кружил без устали, перемешиваемый мощными течениями, прибоем, взрывами подводных вулканов, цунами, свирепыми ураганами.

Но вот все чаще мелькают знакомые сочетания углерода, водорода, азота, кислорода. Скелеты будущих аминокислот, нуклеотидов, углеводов… В гигантской реторте по имени Земля зрели массивные органические полимеры, которые спустя четыре с половиной миллиарда лет мы назовем белками и нуклеиновыми кислотами.

Застревая в каплях жира, они образовывали серые комочки протоплазмы — распадающейся и, наверное, зловонной… Из неаппетитных материалов зарождалась Жизнь, замечу в скобках. Кстати, людям нуклеиновые кислоты впервые удалось выделить из гноя. Был такой древнеавстрийский химик Фридрих Мишер.

Но где же Творец? Одно цепляется за другое, все развивается само собой, подвластное одному лишь времени, и более не нуждаясь в лишних вмешательствах. Вот разве что сам порядок событий, то есть время, кто-то создал… Если так, то Творец куда более могущественен, чем это представляли все земные теологи вместе взятые. Но не скучно ли Ему следить за мелкими грешками человечков в таком случае? Суетящихся в исчезающе малой частичке Его Мира?

М-да. Поначалу я думал, что суть К-инсайта заключается в скачкообразной активации уже накопленных знаний, обостряющихся до уровня художественного восприятия. До уровня видений, галлюцинаций. При таких условиях старая информация легко складывается в новые комплексы. И это оказалось правдой, но не всей. Далеко не всей.

— Похоже, Серж уже не такой остекленелый.

— Э! Он только внешне прост. Зепп, шлепни еще разок.

— Шлепни! С русскими только вступи в потасовку…

— Э! Брось ты свои тевтонские комплексы.

— Хватит, хватит, — поморщился я. — Уберите ваш несносный нашатырь. Право, что за манеры.

Из инсайта выходят так же, как в него входят — хлоп, и готово. Ни облачка на ясном челе, мышцы полны истомы, чувствуешь себя выспавшимся. Я с бодростью вернулся в бренный мир, готовый все понять и всех простить.

А вот с Оксаной получилось иначе. Ее успели поместить в реанимационный кокон. Под прозрачной крышкой к ней тянулись щупальца зондов, датчиков, струйных инъекторов. Одежда расползлась, клочья смыл раствор. Включились термостат и газорегулятор, сильный разряд электричества заставил биться остановившееся сердце.

Признаться, все эти действа меня пугают. Никогда не имел отношения к медицине. Не то что Круклис, имеющий отношение ко всему на свете. Насупив дремучие брови, этот нескромный мужчина сканировал живой мозг Оксаны и насвистывал бравурный мотивчик.

— Угрозы нет, — объявил всезнайка.