— Да, удачей это не назовешь. Как вас величают?

— Иван Иванович Столбиков.

— А где вы находились, когда случился выстрел на сцене?

— Обычно я всегда нахожусь на сцене. По инструкции положено. И артисты народ недисциплинированный, курят за кулисами. Хоть декорацию и пропитывают специальным составом, но ведь огонь — штука своенравная и пропитку сожрет, не поперхнется.

— Так вы были на сцене, когда прозвучал выстрел?

— Нет, к сожалению. Так-то я всегда возле помрежа стою, за первым порталом. А тут позвонили на пульт. С проходной, значит. Консьержка сказала, что кто-то зовет меня к телефону.

— Вам часто звонят?

— Очень редко. Внучка иногда звонит. В нашей дежурке телефона городского нет, только внутренний. Так что я стараюсь не беспокоить людей лишний раз. Бегать-то неблизко, и телефон занимать неудобно. Ну если внучка звонит, то консьержка с проходной находит меня по внутреннему телефону и вызывает на проходную. Тут ведь на второй этаж подняться надо, по коридору пройти через раздевалку…

— Кто вам звонил?

— Не успел я. Трубку положили, не дождались. Дежурная сказала, что мужской голос. А я никому телефон, кроме внучки, не давал. Ну что, пожал плечами и пошел обратно. На сцену возвращаюсь, а там паника. Говорят, Светлану Алексеевну убили.

— Вы давно в пожарных ходите?

— Третий год. Как на пенсию вышел, так и устроился.

— Вы же всех работников в театре знаете, а не только артистов?

— Конечно, всех. Да тут их и не так много.

— А посторонних запоминаете?

— Обращаю внимание.

— Никто у вас подозрения не вызывал? Своим видом, например?

— Нет, в основном все люди солидные приходят. К нашему директору много посетителей ходит. И артисты, и журналисты, и дамы разные, от которых за версту духами разит. Не скажу, что здесь проходной двор, но людей много бывает. А уж когда вечеринки в главном фойе устраиваются, то тут как на Красной площади.

— И за кулисы заходят?

— Если для них представление показывают, то, конечно, заходят. Дамочки с молодыми людьми все свободные углы занимают. Я уж и не вылезаю из своей каморки, чтобы эту срамоту не видеть, а если сцена не нужна, то мы опускаем противопожарный занавес и театр разбивается на две части. За кулисы уже не пройти.

— Вам не попадался на глаза мужчина средних лет, одетый по-старомодному, не совсем обычно, и в шляпе?

— Нет, не припоминаю.

— Подумайте, мы еще поговорим с вами.

Разговор оборвал подполковник Крюков, появившийся в подвале.

— Ребята, все за мной на третий этаж!

Дверь гримерной, на которой висела табличка «Хмельницкая Ирина Аркадьевна», была открыта настежь. Никто заходить не стал, кроме эксперта майора Дегтярева. Актриса лежала на полу с открытыми остекленевшими глазами.

Она не дышала.

Рядом на ковровой дорожке был пепел от сгоревшей сигареты, но коричневый фильтр огню не поддался и уцелел. На трюмо лежал открытый портсигар, однако сигарет в нем не осталось. Дегтярев достал платок, приподнял его и осмотрел.

— Диковинная вещица. И что характерно, сделана из чистого серебра.

В коридоре начали собираться люди. Актеров невозможно было узнать. Они выглядели словно прокаженные, и даже охранники старались держаться от них как можно дальше.

— Ну где же врачи, черт подери?! — крикнул Трифонов.

Ответа не последовало.

Пожалуй, последняя ночь оказалась самой тяжелой. Никто из следственной бригады так и не попал домой. К девяти утра пришли результаты экспертизы, и все собрались в кабинете у генерала Черногорова.

— Ну что, экспериментаторы? Рискнули?! Устроили еще один бал смерти? Или вы, наивные, рассчитывали, что убийца будет рваться через кордоны ОМОНа со снайперской винтовкой за пазухой! Он же умнее вас и отлично понимает, что может предпринять следствие в следующий раз. Что скажешь, Денис Михалыч?

Подполковник Крюков выглядел растерянно. Он встал.

— Извините, товарищ генерал, проморгали. Но мы никаких смертельных балов не закатывали. Решение принял главный режиссер театра Грановский. Оказывать на него давление мы не можем. Это частное заведение. Он вправе поступать так, как считает нужным. Билеты проданы, актеров никто не принуждает выходить на сцену, нарушений законов нет. Как мы можем запрещать или закрывать театр?! Что касается безопасности, то мы сделали все, что могли, но ясновидящих среди нас нет.

— Хорошо, садись. Какие мы все колючие, как что, так сразу шерсть дыбом! Давай, Игнат, выкладывай. Ты у нас сегодня герой дня. Чего вы там намудрили?

Эксперт Дегтярев вставать не стал. На столе перед ним лежали бумаги. Отчитываться приходилось по документам.

— Я начну с результатов вскрытия Ирины Хмельницкой. В легких трупа обнаружен цианид. Он попал туда вместе с дымом от сигареты. Смерть наступила мгновенно. На столе лежал портсигар, но в нем сигарет уже не было. В пепельнице четыре окурка от сигарет «Moor». В них ничего не обнаружено. Значит, яд находился в последней, которая догорела дотла. Подмешать цианид в табак ничего не стоит, нужно знать точную дозу. О портсигаре я скажу отдельно, а пока, чтобы завершить эту линию, следователь Судаков может добавить к сказанному некоторые детали.

— Давай, Борис Ефимыч, подливай. Чаша-то уже переполнилась, а мы все льем и льем! — Генерал не скрывал своего раздражения.

— Меня смутила последняя сигарета. По словам актеров, Хмельницкая очень много курила, чуть ли не по две пачки в день. Мы опросили актеров и вот что выяснили. После того как закрылся занавес, всех исполнителей попросили пройти в свои гримерные и не отлучаться. На третьем этаже выставили охрану. Один из оперативников сказал, будто к Хмельницкой заглядывала актриса Анна Железняк. Зашла на минуту и тут же вышла. Все остальное время она провела в кабинете Грановского. Птицын и Костенко из своей гримерной не выходили. Актриса Любовь Фирсова приехала в театр после трагедии. Она занята в третьем акте и не торопилась.

Мы поговорили с Анной Железняк. Она не отрицала, что заходила к Хмельницкой и попросила у нее сигареты. Дело в том, что Грановский курит трубку, а у девушки кончились сигареты. Она хотела пойти в буфет, но охранники ее не выпустили с этажа, тогда она попросила сигареты у Хмельницкой. В портсигаре лежало восемь штук. Ирина Аркадьевна отдала Анне половину, четыре штуки. Железняк обещала ей принести пачку, как только на этаже снимут посты. Анна утверждает, что Хмельницкая плакала, когда она к ней зашла. Но в тот момент все пребывали в отчаянии, что вполне естественно. Сейчас можно утверждать, что одна из восьми сигарет была отравлена. Анне Железняк повезло в жребии. Ей достались чистые сигареты, а могло быть иначе.

— А если Анна Железняк подложила ей эту сигарету? Достаточно иметь ловкие пальчики, — предположил капитан Забелин.

На его комментарий никто не обратил внимания.

— Что еще по Хмельницкой? — спросил генерал.

— В морг был вызван ее муж, — продолжал Судаков. — Я разговаривал с ним. Он утверждает, что Ирина предчувствовала свою гибель. В последние дни ходила как не своя и не спала по ночам. Она ему сказала, что умрет на сцене, но без сцены жить все равно не сможет. Хмельницкий ничего не знал о том, что творится в «Триумфе». Он в некотором роде отшельник. Совершенно случайно выплыла история с портсигаром. Это он ей купил его два дня назад в антикварном магазине на Арбате. Алексей Хмельницкий часто туда заходил и покупал для жены всякие мелочи с премиальных — сережки, колечки, чашечки. На этот раз к нему подошел мужчина на выходе из магазина, извинился и сказал, что у него есть уникальная вещь, которую он готов уступить за бесценок. Вроде как семейная реликвия, но ему срочно нужны деньги на похороны матери. Увидев портсигар, Алексей Хмельницкий выложил за него четыре с половиной тысячи, все, что получил. Портсигар стоит намного дороже, в десятки раз, продавец не торговался. Хмельницкий не курит, он купил портсигар для жены и тут же подарил ей уникальную вещицу.