— Именно эта черта мне в тебе нравится больше всего. Ты правильно мыслишь. Мари тебя обманет. Использует и уничтожит. Она никого и ничего не любила в жизни так, как деньги. В окладе вместо иконы у нее лежит доллар. Другим богам она не молится. Но, провертывая это дело, ты в любом случае становишься опасным свидетелем. А меня ты не боишься?

— Нет, Гриша, я блестящий адвокат и управляющий делами. В последнее время ты слишком много времени уделяешь своей пассии. С другим управляющим твои дела пошатнулись бы. Со мной этого не происходит. И потом, чтобы меня заменить, мало найти достойную кандидатуру, которой можно доверять. Кандидату понадобятся годы, чтобы разобраться в твоей империи и понять, что к чему. Нет, Гриша, тебя я не боюсь. Я тебе нужен. Надеюсь, ты это понимаешь и не будешь мне мстить за то, что я сплю с твоей женой. А как иначе можно узнать о планах соперника? Я лишь твой залегендированный агент в стане врага, а не участник событий.

— Готовь план, начнем действовать. Пора. Что с поисками Анны Железняк?

— Все решится завтра. Мы добились от прокуратуры разрешения на опознание. Если она мертва, тебе придется смириться с потерей двухсот миллионов. Сам виноват. Надо было ввести меня в курс дела. Я бы не допустил такого бесхоза над крупным капиталом. Но они с такой тщательностью скрывают ее труп, что у меня возникают законные сомнения. Если она жива, то я буду удивлен не меньше. Нереально проскользнуть сквозь сито моих кордонов. Предположение может быть только одно — Анна в городе залегла на дно и ждет удобного момента, чтобы выскользнуть. Мы ей такой возможности не дадим.

— Как ты думаешь, она знает о тайниках в Европе?

— В это я не верю. Взбалмошная девка! Электронная книжка ей была нужна для того, чтобы открыть сейф Антона и взять деньги. Ей удалось проделать операцию, а компьютер она выбросила на улице. Нам надо знать, где именно. Дай Бог, не в реку и не в урну. Рек в радиусе дома Антона и Анны нет, а урны исчезли с улиц вместе с развитым социализмом. Если она жива, я найду ее, если нет, то прости.

— Я сам хочу взглянуть на ее труп.

— Нет проблем.

В кабинет вошла Соня, и мужчины замолкли. Да, от вида такой женщины можно лишиться дара речи.

Трифонов привык, что ему все время ставят палки в колеса. Чистых и гладких дел не бывает, но нельзя же спотыкаться на каждом шагу! Теперь ему сообщили, что Колодяжный взял двухнедельный отпуск и уехал отдыхать. Куда? А кто его знает!

Эксперты подтвердили, что подписи в договорах поставлены рукой Колодяжного, чернила в ручке идентичны тем, какими подписаны договора. Ну как тут обойтись без виновника торжества, а майор взял и упорхнул в отпуск. Не объявлять же его в федеральный розыск, оснований маловато. Все, что смогли сделать, — дать запрос в аэропорт, чтобы проверить корешки авиабилетов. Если Колодяжный улетел, то будет понятно, куда и когда, что очень важно. Вряд ли в такую погоду кто-то соблазнится отдыхать в Подмосковье.

Надежда оставалась, но очень небольшая. По мнению капитана Забелина, Колодяжный сбежал и его необходимо срочно объявить в розыск. Трифонов не был столь категоричен. И вообще, по мнению коллег, отставной следователь занимался совершенно отвлеченными делами, не относящимися к расследованию. Несмотря на авторитет и опыт пожилого полковника юстиции, к нему стали меньше прислушиваться. Нежданно-негаданно в отдел заглянул полковник Хитяев из управления по экономическим преступлениям.

— Приветствую всех представителей доблестного уголовного розыска! У меня для вас сюрприз. Уверенным на сто процентов быть не могу, но, кажется, в мои сети попала живая покойница.

Еще один сумасшедший, подумал Крюков.

— С привидениями и колдунами прошу к Александру Иванычу. Он у нас по чернухе и ужастикам.

— Рад видеть вас, Александр Иваныч, — Полковник сел к столу — Мы взяли художника, делавшего матрицу для билетов в подпольной рулетке. Некий Водопьянов Сергей Евгеньевич. Парень уже имел две ходки. Классный фальшивомонетчик. Сейчас у нас на него ничего нет. Билеты — не подделка, а стандартный заказ. Но дело не в нем, а в женшине, которая у него жила. Документов у нее нет. Она назвалась Анной Железняк. Нам она не нужна. Мы ее задержали только потому, что в газетах сказано о гибели актрисы Железняк. При ней найден загранпаспорт на имя Дмитрия Кутепова. Как выяснилось, он также работает в театре «Триумф». И что прикажете с ней делать?

— Давайте ее к нам! Уж мы сумеем установить личность этой дамы!

Доставленная в кабинет Крюкова женщина мало походила на актрису, да и красавицей ее не назовешь. Опухоль с лица спала, но синяки и кровоподтеки остались, к тому же одета она была в мужскую одежду. Крюков и Забелин растерялись и не знали, что им делать. Трифонов вел себя так, словно они вчера расстались.

— Присаживайтесь, Анна Викторовна. Рад вас видеть живой и здоровой.

— Да-да, здоровье так и прет наружу.

— Извините, главное, вы живы. Ваше письмо я получил, оно приобщено к делу, но версия ваша не подтвердилась. Увы! Грановский отправился на печально известную аллею кладбища.

— Там мое место еще не заняли?

— Нет, оно вас ждет. Полагаю, через пару дней мы захороним ваш прах.

Девушка вздрогнула. Трифонов снял трубку внутреннего телефона и попросил прислать врача в кабинет подполковника Крюкова.

— Что вы этим хотите сказать? — испуганно спросила девушка.

— Только то, что сказал. Хочу предложить вам роль спящей красавицы. Справитесь? Вы же талантливая актриса.

— Спящую сыграть смогу, красавицу вряд ли.

— Придется постараться, если хотите остаться живой. А углей для праха мы как-нибудь найдем. Лицо у вас не подарок, конечно, но сами себя вы сможете загримировать?

— Под кого?

— Под Анну Железняк.

— Вы что, издеваетесь надо мной?!

— Нет, Аня. Завтра ваши друзья и знакомые придут на опознание трупа. Мы им обязаны вас показать. Среди них может быть настоящий убийца. Ему, как никому другому, важно убедиться, что вы умерли. Только в этом случае на вас прекратят охоту.

— Неужели вы думаете, что живого нельзя отличить от мертвого?

— А мы их не подпустим к вам на близкое расстояние, либо… либо лишим возможности прикоснуться к вам. Для этого есть веские причины.

— Ну да! Судя по газетным статьям, у меня чума или холера, короче говоря, какая-то дикая зараза.

— Быстро соображаете.

В дверь постучали. Вошел врач с чемоданчиком. Белый халат был надет поверх милицейского мундира.

— С кем-то плохо? — спросил он с тревогой.

— Да нет, Леонид Валентиныч, все живы, — заговорил Крюков. — Осмотрите девушку. Мы можем к завтрашнему дню привести ее физиономию в порядок?

Врач внимательно изучил лицо пациентки.

— Только примочки, но синяки не пройдут. К тому же у дамы сломан нос. Старайтесь его не трогать.

— У меня к вам немного необычный вопрос, доктор, — обратился к врачу Трифонов. — Подумайте, что надо сделать, чтобы положить эту девушку на тележку, накрыть белой простыней и, показав людям, убедить их, что она мертва. Они трогать ее не будут, но смотреть станут во все глаза, и не минуту, а может, и полчаса.

— Ее надо усыпить. Анестезиологи сумеют это сделать. Главное, чтобы у нее не ходили зрачки. Потребуется сильный наркоз и препараты, которые снижают пульс так, что он не прослушивается. Правда, приходить в себя она будет очень долго и пару дней не сможет вставать с кровати. Но это реально. А что делать с дыханием, я не знаю. Как вы понимаете, при остановке дыхания наступает смерть.

— Панцирь, — неожиданно сказал Забелин. — Как раньше делали пластмассовые куклы! Нужно сделать из тонкой пластмассы слепок ее груди и живота, положить сверху так, чтобы между ее телом и панцирем оставался просвет для дыхания тела, а панцирь-маска будет оставаться неподвижной. Сверху все равно придется накрывать простыней.

— Зачем пластмасса? — удивился врач. — Мы ее загипсуем. Наложим тонкий слой гипса и зафиксируем его на уровне вдоха. Во время сна дыхание замедляется и грудь едва будет касаться гипса.