– Как раз наоборот, – ответил Боб. – Вы готовитесь к действию, а я снабжаю вас всей информацией, которую от них узнаю. Но я знаю этих людей, знаю, что они могут сделать. У Гегемона нет войск, но есть сильнейшее влияние на настроения в мире. Конечно же, он поддержит ваши действия. Но у него есть влияние и в России, которое он может использовать как в пользу интервенции, так и против нее. То же и мои друзья.
Боб знал то же, что и Алаи: единственным другом, о котором стоило говорить, был Влад, и он единственный из всего джиша Эндера встал на сторону Ахилла. Потому ли, что всерьез верил, будто Ахилл искренне действует в интересах России-матери, Боб до сих пор не знал. Влад иногда давал ему информацию, но Боб всегда перепроверял ее из других источников.
– Я вот что скажу, – произнес Алаи. – Сегодня я не знаю, что будет полезнее: чтобы Россия примкнула к нападению или чтобы она ничего не делала. Пока они не нападают на нас, я буду вполне доволен. Но по мере развития событий картина прояснится.
Бобу не надо было напоминать Алаи, что Россия не ввяжется в войну для спасения провалившегося мусульманского вторжения – только если русские почуют победу, лишь тогда они рискнут своими войсками. Так что если Алаи слишком долго будет ждать, когда попросить помощи, она не придет.
Потом был перерыв на полуденную трапезу, но очень короткий. Когда все вернулись в конференц-зал, карту сменили. Это была третья часть плана, и Боб знал, что хоть в этой Алаи уверен.
Уже несколько месяцев армии из Египта, Ирака и других арабских стран перевозили на танкерах из арабских портов в Индонезию. Индонезийский флот оставался одним из самых мощных в мире, и только его воздушные силы морского базирования могли составить конкуренцию китайским по летным качествам и вооружению. Все знали, что лишь из-за индонезийского зонтика китайцы не захватили Сингапур и не вторглись на Филиппины.
Сейчас предлагалось, что индонезийский флот будет использован для транспортировки арабо-индонезийской армии для высадки в Таиланде или Вьетнаме. Народы обеих стран желали сбросить китайских завоевателей.
Когда планы высадки в этих двух возможных местах были полностью изложены, Алаи не попросил высказываться – у него был свой план.
– Я думаю, что в обоих случаях планы высадки превосходны. Возражение у меня то же, что было и раньше: здесь нет серьезных военных задач, которые стоило бы решать. Китайцы могут позволить себе проигрывать бой за боем, используя только имеющиеся под рукой силы, отступая и отступая в ожидании исхода настоящей войны. Я боюсь, что солдаты, которых мы туда пошлем, будут рисковать жизнью без всякой полезной цели. Очень похоже на итальянскую кампанию Второй мировой войны: медленно, дорого и бесполезно, пусть мы даже будем выигрывать все сражения.
Индонезийский командор склонил голову:
– Я благодарен Халифу за тревогу о жизни наших солдат. Но мусульмане Индонезии не могут стоять в сторонке, пока их братья сражаются. Если эти цели бессмысленны, найдите нам цели со смыслом.
Один из арабских офицеров с ним согласился:
– Мы доставили войска для этой операции. Слишком поздно теперь везти их обратно и подключать к Пакистану и Ирану для освобождения Индии. Я считаю, что их численность имеет там решающее значение.
– Наступает время, когда погода будет наиболее благоприятной для наших целей, – объявил Алаи. – И нет времени везти арабские армии обратно. Но я не вижу смысла в том, чтобы посылать солдат в бой ради одной только солидарности или задерживать вторжение ради того, чтобы перевезти арабские армии на другой театр военных действий. Если посылать их в Индонезию было ошибкой, то это моя ошибка.
Раздался ропот несогласия. Нельзя возлагать на Халифа вину за какие бы то ни было ошибки. В то же время Боб знал, что этим людям приятно идти в бой под водительством человека, не возлагающего вину на других. В частности, за это тоже они его любили.
Алаи перекрыл гул возражений:
– Я еще не решил, открывать ли третий фронт. Но если мы будем это делать, то целью его должен быть Таиланд, а не Вьетнам. Я осознаю риск дальнего перехода флота по открытому морю – индонезийским летчикам придется прикрыть его с воздуха. Но я выбираю Таиланд потому, что это наиболее близкая к Индии страна и его территория благоприятствует быстрому продвижению войск. Во Вьетнаме нам пришлось бы воевать за каждый дюйм, и наше продвижение по карте было бы медленным – китайцы не будут считать его угрозой. В Таиланде оно будет выглядеть быстрым и опасным. Если они забудут, что в масштабе всей войны Таиланд для них не важен, они могут послать туда войска против нас.
После уточнения еще некоторых тонкостей совещание закончилось. Единственное, чего никто не упомянул, – фактическая дата вторжения. Боб был уверен, что она уже выбрана и всем, кроме него, известна. Он с этим мирился – эти сведения ему знать не нужно, и их более всего следовало от него скрывать на случай, если окажется, что ему все-таки нельзя доверять.
Петра уже спала, когда Боб вернулся. Он сел и включил ноутбук, чтобы посмотреть почту и заглянуть на некоторые сайты. Тут его прервал легкий стук в дверь. Петра проснулась немедленно – хоть и беременная, а спала она все так же по-солдатски, – и оказалась у двери раньше, чем Боб успел прервать соединение и отойти от стола.
У дверей стоял Ланковский с видом извиняющимся и величественным – сочетание, которое только у него получалось.
– Если вы будете так добры меня простить, – сказал он, – наш общий друг хочет говорить с вами в саду.
– С обоими? – спросила Петра.
– Да, пожалуйста, если вы не слишком больны.
Вскоре они сидели на скамейке рядом с троном Алаи – хотя он всегда называл его только креслом.
– Извини, Петра, что я не мог пригласить тебя на совещание. Лига Полумесяца не фундаменталистская организация, но многим было бы очень неловко присутствие на таком совещании женщины.
– Алаи, ты думаешь, я этого не знаю? Приходится считаться с окружающей тебя культурой.
– Я полагаю, Боб ознакомил тебя с нашими планами?
– Я спала, когда он пришел, так что последних изменений я не знаю.
– Тогда прошу прощения, но, наверное, ты сможешь разобраться по контексту. Потому что я знаю, что Бобу есть что сказать и он этого пока не говорит.
– Я не вижу дефекта в твоих планах, – сказал Боб. – Я думаю, что ты сделал все возможное, в том числе был достаточно умен, чтобы не воображать, будто можешь предусмотреть все, что случится после начала войны в Индии.
– Но у тебя на лице я видел не такую похвалу.
– Я и не знал, что у меня на лице все можно прочесть.
– Не все, – сказал Алаи. – Потому я тебя и спрашиваю.
– Мы получили предложение, которое, я думаю, тебя обрадует, – ответил Боб.
– От кого?
– Не знаю, знаешь ли ты Вирломи.
– Боевая школа?
– Да.
– Это было до меня. Я был мальчишкой, и на девчонок все равно не обращал внимания.
Алаи улыбнулся Петре.
– Как и все мы. Вирломи – та девушка, которая дала нам с Сурьявонгом возможность выручить Петру из Хайдарабада и спасти индийских выпускников Боевой школы от бойни, которую задумал Ахилл.
– Тогда я ею восхищаюсь.
– Она снова в Индии. Эти каменные препятствия, так называемая Великая Индийская стена – явно она начала это движение.
Теперь интерес Алаи вышел за рамки вежливости.
– Питер от нее получил письмо. Она ничего не знает о тебе и о том, что ты делаешь, и Питер не знает, но она послала письмо в таких выражениях, которые он не мог бы понять, не поговорив со мной. Очень с ее стороны осторожно и разумно, я считаю.
Боб и Алаи улыбнулись друг другу.
– Она где-то в районе моста, соединяющего дороги между Индией и Бирмой. Может быть, она в состоянии разорвать одну, много и даже все главные дороги между Индией и Китаем.
Алаи кивнул.
– Конечно, это будет катастрофа, – продолжал Боб, – если она будет действовать сама по себе и перережет дороги раньше, чем китайцы выведут из Индии часть своих войск. Иными словами, если она думает, что настоящее вторжение будет осуществлено турками, то она может сыграть весьма полезную роль, удержав китайские войска в Индии. Идеально было бы, если бы она выждала, когда они начнут возвращать войска в Индию, и только тогда перерезала дороги, не дав им войти.