– Но если мы ей скажем, – задумчиво сказал Алаи, – а сообщение… перехватят, то китайцы будут знать, что тюркская операция – не главный удар.

– Вот именно, вот почему я не хотел говорить об этом перед всеми. Я могу тебе сказать, что уверен в защищенности связи между ней и Питером и между Питером и мной. Я считаю, что Питеру отчаянно нужен успех твоего вторжения, и Вирломи тоже, и они никому не скажут ничего, что поставит его под удар. Но решать тебе.

– Питер отчаянно желает успеха нашего вторжения? – спросил Алаи.

– Алаи, этот человек не глупец. Мне не надо было говорить ему о твоих планах или даже о том, что у тебя есть планы. Он знает, что ты здесь, в уединении, у него есть результаты наблюдений со спутников за движением войск на индийской границе. Со мной он этого не обсуждал, но я ни на миг не удивлюсь, если окажется, что о присутствии арабов в Индонезии ему тоже известно – он о таких вещах узнает, потому что у него всюду связи.

– Извини, что подозреваю тебя, – сказал Алаи, – но я был бы нерадив, если бы этого не делал.

– Все равно, подумай насчет Вирломи, – настаивал Боб. – Трагедией будет, если она в своем стремлении помочь только подорвет твои планы.

– Хорошо, но это не то, что ты хотел сказать.

– Не то, – ответил Боб и замялся.

– Давай говори.

– Причина твоего нежелания открывать третий фронт вполне резонна. Нежелание терять людей ради захвата объектов, не имеющих военного значения.

– То есть ты считаешь, что я вообще не должен задействовать эти силы.

– Наоборот. Я считаю, что тебе нужно быть смелее. Я думаю, что тебе нужно направить больше людей на захват даже еще менее военного объекта.

Алаи отвернулся:

– Я боялся, что ты это поймешь.

– Я был уверен, что ты уже об этом подумал.

– Я надеялся, что это предложит кто-нибудь из арабов или индонезийцев, – сказал Алаи.

– Что предложит? – не поняла Петра.

– Военная цель, – пояснил Боб, – уничтожить армию противника, что достигается нападением превосходящими силами, внезапностью, перерезанием путей снабжения и отхода. Никакие твои действия на третьем фронте этих целей не достигают.

– Я знаю.

– Китай – не демократия. Правительству нет нужды побеждать на выборах. Но поэтому ему еще больше нужна поддержка народа.

Петра поняла.

– Вторгнуться в сам Китай.

– В такой операции нет даже надежды на успех, – возразил Алаи. – На всех других фронтах население будет нас приветствовать и помогать нам, а им мешать. В Китае все будет наоборот. Авиация противника будет работать с ближних аэродромов, совершая против наших самолетов вылет за вылетом. Очень велика вероятность разгрома.

– А ты его запланируй, – сказал Боб. – Начни с него.

– Что-то слишком тонко для меня.

– Что в данном случае значит разгром? Если наши войска не остановят прямо на берегу – что вряд ли, потому что у Китая самая незащитимая береговая линия в мире, – то разгром означает рассеивание твоих сил, отрезание их от снабжения и действия без координирующего центрального управления.

– То есть высадиться и сразу начать партизанскую войну? У нее не будет поддержки населения.

– Я об этом много думал, – сказал Боб. – Китайцы привыкли к угнетению – когда их не угнетали? – но никогда с ним не примирялись. Вспомни, сколько там было крестьянских бунтов, причем против правительств, куда более мягких, чем вот это. Ну, если твои солдаты пойдут по Китаю маршем Шермана к морю, то им действительно будут сопротивляться на каждом шагу.

– Но им придется жить на подножном корму, если не будет снабжения.

– Хорошо дисциплинированные войска могут это сделать. Но индонезийцам это будет трудно, если вспомнить, как относятся к китайцам в Индонезии.

– Ты уж мне поверь, я своими войсками смогу управлять.

– Тогда им следует делать вот что. В каждой деревне, куда они придут, брать половину запасов провизии – но только половину. Пусть тщательно за этим следят – скажи им, что Аллах послал их воевать не с народом Китая. Если придется кого-то убить, чтобы захватить деревню, принеси извинения его близким или всей деревне, если это был солдат. Будьте самыми любезными захватчиками, каких они себе вообразить могут.

– Ну-ну, – сказал Алаи. – Тут не только дисциплина нужна.

У Петры тоже было свое мнение:

– Можно привести твоим солдатам такие строки из Возвышенного: «Быть может, Господь ваш сокрушит врага вашего и сделает вас правителями земли сей. Тогда Он увидит дела ваши».

Алаи неподдельно ужаснулся:

– Ты цитируешь Коран мне?

– Мне этот стих показался подходящим. Разве не для этого ты велел положить в мою комнату Коран? Чтобы я его прочла?

Алаи покачал головой:

– Это сделал Ланковский.

– А она его прочла, – сказал Боб. – Для нас обоих это неожиданность.

– Цитата хорошая, – согласился Алаи. – Может быть, Бог сделает нас правителями Китая. И давайте сразу покажем, что мы будем справедливы и праведны.

– Самое интересное в этом плане, – сказал Боб, – что когда сразу после этого придут китайские солдаты, они, опасаясь, что сами останутся без припасов, или чтобы лишить твои армии провианта, наверняка заберут весь остаток провизии.

Алаи улыбнулся, кивнул, засмеялся.

– Наши армии вторжения оставят китайцам достаточно еды, а китайские армии обрекут их на голод.

– Вероятность выигрыша битвы за симпатии очень велика, – сказал Боб.

– А тем временем, – добавила Петра, – китайские солдаты в Индии и Синьцзяне будут с ума сходить от тревоги за своих близких дома.

– Флот вторжения для высадки не накапливается, – сказал Боб. – Перевозку выполняют филиппинские и индонезийские лодки, высаживая небольшие группы в разных местах побережья. Индонезийский флот с его авианосцами держится вдали от берегов и ждет сигнала для воздушной атаки на обнаруженные военные цели. Каждый раз, когда твою армию пытаются накрыть, она растворяется. Не ввязываясь в крупные бои. Поначалу население будет помогать им; очень скоро оно станет помогать тебе. Боеприпасы и технику армия будет получать по ночам заброской с воздуха. Провизией обеспечит себя сама. И все время будет продвигаться в глубь материка, разрушая дороги, взрывая мосты. Но не плотины.

– Разумеется, – согласился Алаи. – Мы помним Асуан.

– В общем, таково мое предложение. С военной точки зрения оно тебе ничего не даст в первые недели. Скорость истощения поначалу будет высокой, пока войска не уйдут от береговой линии и не привыкнут к этому способу боевых действий. Но если даже четверть твоего контингента останется живой и боеспособной и будет действовать внутри Китая, китайцам придется все больше и больше войск снимать с индийского фронта.

– Пока не запросят мира, – сказал Алаи. – На самом деле мы не хотим править Китаем. Мы хотим освободить Индию и Индокитай, вернуть из плена всех угнанных в Китай и восстановить законные правительства, но с договором, дающим мусульманам полные права в этих государствах.

– Столько крови ради такой скромной цели, – заметила Петра.

– И, конечно, освобождение тюркского Китая, – добавил Алаи.

– Вот это им понравится, – сказал Боб.

– И Тибета.

– Унизь их как следует, – напомнила Петра, – и ты создашь декорации следующей войны.

– И полную свободу религии в самом Китае.

Петра засмеялась:

– Алаи, это получится война. Новую империю они, вероятно, отдадут – недолго они ее держали, и она не принесла им ни особой чести, ни особой выгоды. Но Тибетом и тюркским Китаем они владеют много веков. Это давно уже Ханьский Китай.

– Эти проблемы будут решаться позже и не вами. Быть может, и не мной. Но мы помним то, что Запад постоянно забывает: побеждая – побеждай.

– Вот такой подход и привел к катастрофе в Версале.

– Не в Версале, а после, – возразил Алаи. – Франция и Англия показали нерешительность и слабоволие, когда надо было заставить исполнять договор. После Второй мировой войны союзники были умнее и оставили войска в Германии почти на сто лет. Иногда они действовали мягко, иногда жестко, но всегда заметно присутствовали.