Лениво прожужжал разомлевший на летнем солнышке шмель. Он сел на листик, прогулялся по нему, потом перелетел на руку Мэта, бесцельно побродил по ней и улетел. Спина нагрелась, мышцы буквально впитывали живительную энергию солнца. Ладонь руки, сжимавшей рукоятку ножа, вспотела, и Мэт вытер ее о левый рукав.

Ни один звук не донесся из-за куста, но индеец, мускулистый, худощавый, с длинными эластичными мышцами, был уже там. Он стоял у куста и пристально вглядывался в открывавшуюся перед ним долину, кое-где поросшую островками кустарника. В его руках был лук со стрелой, лежащей на натянутой тетиве.

Мэт знал, как быстро может быть пущена стрела из лука. Ему случалось видеть сиу в деле. И потому он лежал очень тихо, едва дыша, не спуская глаз с индейца. Теперь другого выхода не оставалось: индеец стоял слишком близко от Мэта, он выследил его и нашел место, откуда тот вернулся обратно. У Мэта был только один шанс уцелеть — внезапно напасть на индейца из засады. Как только индеец поравняется с Мэтом, он должен быть убит.

Все должно произойти в доли секунды и по возможности тихо. Смертельным должен быть первый же удар ножа. В обычном состоянии, не раненый, Мэт смог бы одолеть этого индейца и голыми руками, но сейчас рисковать нельзя. Ни в коем случае.

Сиу был осторожен. Несмотря на молодость, настоящий воин. Это проявлялось в том, как он двигался, и в его уверенности, основанной на прошлых победах. Мэт крепче сжал нож и ждал, готовый к схватке.

Бесшумным движением воин отделился от куста и присел на корточки, изучая следы, затем выпрямился и осмотрелся. След ему не нравился, и Мэт, глядя на его лицо, с трудом сдержал улыбку — индеец находился так близко, что можно было видеть, как менялось выражение его лица. Сиу понял по следу, что преследуемый им белый не пытается просто уйти и что этот белый умеет скрывать следы.

Индеец опять сделал несколько шагов. Мэт остро ощущал слабый запах земли, легкое шевеление высокой травы при движении индейца и едва слышное пчелиное жужжание шмеля. Вдали над невысокими холмами по бледно-голубому небу медленно проплывало одинокое облако.

Глаза у индейца были черные, кожа темная, волосы черные и сальные. Когда он двигался, слышался только слабый шелест травы. На нем не было никакой одежды, кроме набедренной повязки, а на поясе, вдобавок к луку и колчану со стрелами, висел скальпировочный нож.

Мэт облизал пересохшие губы. Индеец поравнялся с ним, глядя вперед на куст и склон холма за ним. Он медлил. Мэт затаил дыхание и дождался, когда индеец шагнул вперед — раз, другой…

Мэт, как пуля из кольта, взвился над землей в долгом, беззвучном броске. Сиу как кошка вывернулся ему навстречу — что-то насторожило его, а возможно, он просто ощутил опасность, но Мэт был уже слишком близко для стрел, и индеец, бросив лук, потерял время, пытаясь выхватить нож. Мэт ударил его ножом, но индеец подставил под удар свою руку.

Хлынувшая из нее кровь рубиновым рукавом покрыла предплечье индейца. Мэт ударил сиу левым кулаком прямо в рот, и тот пошатнулся. Он снова занес нож, опустив лезвие ниже, пытаясь поразить индейца в живот. И снова индеец отразил удар, получив лишь неглубокий порез, рдеющий на темной коже живота, и выхватил свой нож из ножен.

Падая вместе с индейцем в высокую траву, Мэт изо всех сил ударил его левой рукой в живот, чтобы тот потерял дыхание, и снова занес нож. На этот раз нож сделал свое дело — у индейца перехватило дыхание, лицо исказилось от ненависти и бойцовского жара. Мэт вырвал нож из тела индейца, и они покатились по траве. Острая боль пронзила его плечо, он поймал запястье индейца и заломил его, отчаянно стараясь уклониться от ножа.

Со страхом сознавая, что силы его быстро убывают, Мэт поднырнул под нож и отбросил врага в сторону. Сиу, как кошка, устоял на ногах и снова прыгнул на Мэта. Мэт упал на спину, индеец бросился на него и наткнулся прямо на нож. Сиу заметил свою ошибку слишком поздно, он пытался было уклониться, но лезвие вошло в его тело по рукоятку, чуть ниже ребер.

Однако отчаянная безмолвная схватка продолжалась. Мэт, задыхаясь, почти в агонии, налегал на лезвие, вращая его, толкая острие к сердцу индейца. Затем вырвал нож и последним отчаянным усилием вонзил его снова.

Тело индейца напряглось и обмякло. Мэт долго лежал неподвижно, затем вытащил нож и вытер его о траву. Подобрав лук и колчан со стрелами, задыхаясь от слабости, с черными кругами перед глазами, он дополз до куста. Почти теряя сознание от боли и слабости, он все же понял, что оставаться на этом месте нельзя: разыскивая пропавшего, сюда могут вернуться другие воины. Нужно найти лошадь и как можно быстрее убраться отсюда.

Несмотря на полное измождение, Мэту удалось подняться на ноги. Прежде чем двинуться с места, он осмотрелся. На месте схватки трава была смята и покрыта кровью, как после пиршества волков. Он вошел в кустарник и замер. Крапчатая лошадь была привязана к дереву не далее чем в двадцати футах от него!

Мэт пошел к ней, но лошадь, учуяв кровь, попятилась, запрокинув голову и кося лиловым глазом. Он шепотом стал ее уговаривать, но лошадь не успокаивалась. Чуя незнакомый запах белого человека и пугающий запах крови, она храпела и высоко вскидывала голову, однако Мэт все-таки ухитрился приблизиться к ней и взять в руку сыромятный повод, которым она была привязана к дереву.

Борьбу с лошадью нужно было выиграть здесь, на месте. — он не в той форме, чтобы скакать на взбесившейся лошади. Мэт снова заговорил с ней ласковым, успокаивающим голосом, затем осторожно протянул руку и положил ее на шею лошади. Нежно поглаживая лошадь, Мэт продолжал тихонько уговаривать ее. Вдруг, по какому-то наитию, он поднес к ее носу колчан, и знакомый запах успокоил животное. Мэт распутал повод и вскочил на одеяло, служившее седлом. Потом направил лошадь по колее назад, пока не увидел ответвление, ведущее на запад, в сторону от маршрута, по которому прошел караван и ускакали индейцы. Он проехал по нему, позволив резвой лошади бежать быстрой рысью.

Отъехав примерно три мили от места, где был убит индеец, Мэт повернул лошадь в направлении Литтл-Бигхорн и продолжал свой путь. Его подташнивало, голова разрывалась от пульсирующей боли. Небольшой порез на плече вначале сильно кровоточил, и, когда кровь перестала идти, куртка из оленьей кожи присохла к ране.

В забытьи он покачнулся в седле, лошадь испугалась и неожиданно вскинулась так сильно, что он вылетел из седла и упал вперед. Испуганная лошадь умчалась бешеным галопом прочь.

Мэт, совершенно обессиленный, медленно поднялся на колени, затем встал. Лошадь исчезла, но положение все-таки изменилось к лучшему. Впереди уже можно было различить темную полоску деревьев, вернее, вершин деревьев, растущих в долине Литтл-Хорна. Преодолевая боль и слабость, Мэт, шатаясь, упрямо шел вперед, пока не добрался до берега, густо поросшего ивняком. Собрав последние силы, он забрался в самую чащобу и, по возможности скрывая свои следы, пополз. Он полз до тех пор, пока не наткнулся на глубокое звериное логово, возможно волчье, заполз в него и уснул, положив под голову руку.

Прошло немало времени, прежде чем он открыл глаза. Было темно, во рту пересохло, голова по-прежнему болела. Каждая клеточка его тела, казалось, кричала от боли, и, пошевелившись, Мэт с трудом сдержал стон. Он выполз из логова, дополз до речки, долго и жадно пил, потом ополоснул холодной водой лицо и голову.

Ночь была ясной и звездной, определив по звездам, что — уже далеко за полночь, Мэт вернулся в логово, где опять быстро заснул.

Его разбудили лучи солнца, пробившиеся сквозь заросли ежевики, но он еще некоторое время лежал неподвижно. Остатки мяса были потеряны при падении с лошади, но пончо осталось. Он умылся в реке и перешел на другой берег. Опыта стрельбы из лука у Мэта не было, но однажды индейцы кроу показывали ему, как с ним обращаться, и он надеялся, что сможет добыть себе какую-нибудь дичь. Насобирав ягод, Мэт продолжил путь, пока не вышел к месту стоянки каравана.