Наконец он оторвался от созерцания, чтобы вернуться к насущным делам.

– Моя цена – тридцать четыре талена, – хитро прищурив левый глаз, выдал Мерат. – И я неимоверно щедр по отношению к тебе.

«Две коровы!» – восторженно пискнула память Рисы.

Что ж, попробуем измерить стоимость бриллиантов в крупном рогатом скоте. Хоть какой-то ориентир.

– Пятьдесят, – в ответ известила я. И уточнила: – Тиланов.

От такой наглости прищур Мерата рассосался, показав во всей красе вытаращенный левый глаз. Вслед за первым и второе око медленно полезло на лоб. Тонкогубый рот возмущенно раскрылся. Поток брани, низвергнувшийся оттуда, миновав мою горемычную персону, щедро вылился на голову бедного Лита. Так, оказалось, зовут этого несовершеннолетнего преступника. Всю тираду Мерат произнес на одном дыхании и остановился, только когда оно закончилось. Я ловко воспользовалась секундной паузой.

– Тише, папаша, – примирительно сказала я. – Пацаненка почто огульно поносить? И за сотню тиланов не прикупишь такую цацку, а я прошу всего пятьдесят.

Прищур вернулся на свое законное место – на левый глаз.

– Неужто? – Сощурилось второе око. Так и ослепнуть недолго. – И кто ж такое бает? Поищи-ка дураков связываться с таковским приметным товаром! От твоего платья, девочка, уж больно Императорскими мастерскими несет. Нитки небось еще махрятся от споротого знака прислуги низшего уровня?

Какой глазастый попался!

– Десять тиланов, – подвел скупщик итог вышесказанному. – Видит Единый, это справедливая цена.

– Правильно говорил мне папаня Дран, нечего связываться с сальгрийцами, вечно норовят обжулить. – Я попыталась забрать со стола браслет, но скупщик вцепился в него словно клещами.

Ребро моей ладони безжалостно рубануло по сгибу волосатой конечности. Пары мгновений, в которые непроизвольно разжалась толстая пятерня, хватило для возвращения браслета к хозяйке.

– Не-е, Лит, пошли-ка лучше к Долану. Коренной тиланец. Вот у кого справедливые цены! А то что я скажу родителю? Когда он узнает, что я проворонила приданое, шкуру спустит.

Мерат побагровел вплоть до висящего пуза, и красоты ему это не добавило. Я не ошиблась с родной провинцией скупщика. Да простит меня Ранель, обладающая той же манерой растягивать гласные и пятью сережками в правом ухе со знаками рода, за возведенную напраслину.

«Чай, не впервой». Цыц.

– Двадцать, – выдавил из себя Мерат, потирая локоть. – Это мое последнее слово.

Ой, ничего и не последнее.

– Пятьдесят.

– Двадцать и три полушки.

– Пятьдесят два.

– Двадцать и пять.

– Пятьдесят четыре.

– Двадцать и десять.

– Пятьдесят шесть.

Нецензурный монолог на этот раз пришелся точно по адресу и затронул тайну моего происхождения, воспетого первой сплетницей нашего двора.

– Родители состояли в законном браке еще до моего появления на свет, – с достоинством отмела я наглые инсинуации о моем незаконном рождении. – Шестьдесят.

Сальгриец подавился очередной порцией брани.

– Сорок, – предсмертный хрип раненного в сердце.

– Семьдесят.

Лит восхищенно ахнул за моей спиной.

На мгновение мне показалось, что скупщика хватил удар – на его лбу мелким бисером выступил пот, а глаза налились кровью. Но он, сделав пару глубоких вдохов, разродился:

– Пятьдесят! И хватит надо мной издеваться!

Его угрюмый взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Договорились, – перестала ломаться я: дел столько – не переделать. – Но деньги вперед. Беру золотом да пятачок серебром.

Мерат делал вид, что расстается с деньгами как с горячо любимым единственным ребенком, оплакивая его мучительную кончину от моих рук. Я, не доверяя подобной скорби, тщательно все пересчитала. Стребовала недостающие три талена и только потом отдала браслет. Увесистый кожаный мешочек, стянутый на горловине толстым шнуром, оттягивал руку на целый килограмм.

– Приятно иметь с вами дело, – продемонстрировала я хорошее воспитание.

Мерат Кривой пробурчал что-то неразборчивое (предположительно нецензурное) в ответ и скрылся за дверью, из которой появился. Нам с мальчишкой ничего не оставалось, как направиться в противоположную сторону.

Лит, очутившись на свежем воздухе, сразу приступил к наболевшему:

– Что там насчет бородавчатой жабы? – заканючил он.

– Да нет проблем, уговор есть уговор. Избавлю в два счета, – успокоила я волнующееся население. – Только скажи, есть тут у вас хорошая и недорогая лавка, где можно разжиться добротной мужской одеждой? Недорого.

– Да тут через два проулка лавочные ряды! Там не только одеждой, а еще кучей всякого разного барахла можно разжиться. И цены не задирают, – доложил он и опять принялся за свое: – Вы обещали-и-и…

Без магии здесь действительно не обойтись: мальчишка все равно от меня не отстанет. Даже если я скажу ему рецепт избавления от пресловутой жабы, ему достанет ума (или дурости) проследить за мной, какие бы ему кары ни пообещали. Мальчишеское любопытство не удержать.

– Не могу же я расколдовывать тебя посреди улицы! – возмутилась я. – Место спокойное нужно. Сосредоточиться, Силу собрать.

– Нет проблем. – Быстро салаги схватывают выражения! – Знаю один заброшенный дом. Говорят, принадлежал одному проклятому магу – будто бы страшенное место! Врут все, был я там – и ничего, не помер! Но никто не удивится, если вы там немного колданете.

Ох и любопытный – все я правильно рассудила.

– Молодец, соображаешь. – Моя похвала заставила его зардеться от удовольствия. – Веди тогда.

Лит, подпрыгивая, бежал рядом со мной и показывал дорогу.

– Ой, че деялось, че было-то! – Он, захлебываясь, пытался поведать мне полувековой давности историю разрекламированного дома. – Улицы пылали, черным дымом полнеба заволокло, квартал лежал в развалинах, драконы низко-низенько летали, мертвяки туда-сюда шлындали, как у себя дома, святые отцы проклятиями сыпали да знаками махали так, что с места сдувало…

– Подожди, – приостановила я рассказ, с сомнением поглядывая на дома, по виду больше столетия не подвергавшиеся капитальному ремонту. – Маг из некромантов, что ли, был?

– Да нет! Морочник! – отмахнулся мальчишка. – Хотя в дружках у него некромансер водился. Только тот вовремя смекнул, что дело ладаном разит, да и смылся из города по-тихому. Сейчас, вона, вернулся да поживает себе спокойненько, не тужит. Мне историйку Баг Рыжий рассказывал, а ему-то доподлинно все известно, он по малолетству у темного разорителем могил подрабатывал.

– А откуда тогда пожары, драконы, мертвяки?!

– Да говорю ж, мороки! – «Здоровая, а глупая», – читалось в его взгляде. – Пока разобрались, что к чему, сами уже успели под шумок пару домов спалить да пограбить вволю. Стража-то первой и сбежала! – самодовольно закончил он, словно сам гнал стражников до городских ворот.

– За что Мастеру Иллюзий такая немилость?

– Так пытаюсь рассказать, а ты не даешь! – с обидой в голосе попенял пацан. – Баг баял, что морочник вместе со своим дружком-некромантом наладили доходное дельце – мертвецов на стройки поставлять. Один поднимет, а другой мороки навешает, будто это обычные работяги. Мало того что могилы тишком разоряли, так еще и в Гильдии не ин-вен-та-ри-зо-ва-ли. – Мальчишка с трудом по слогам выговорил умное слово. – Тут как раз оказия подвернулась – Верховный священник храм задумал построить. Это ж о-го-го какие деньжищи! Подрядились. Вроде как даже половину отстроили. Да стукнуло отцу-священнику постройку освятить, чтоб лучше возводилась. Так строители и полегли в страшных корчах. Верховному при взгляде на эту картину поплохело, сердечко от волнения прихватило. Давай разбираться: некромант тю-тю, вот его подельника под горячую руку прокляли, казнь показательную измыслили. Но морочник просто так не дался. Утек бы, да Гильдия больно осерчала, что барышами с ней не поделились, – подмогла церковникам.

Лит примолк, засмотревшись на проходящего мимо горожанина с покачивающимся на поясе неприлично толстым кошельком. Глаза его зажглись вдохновением.