Лес казался сказочным. Цвели ландыши, пели птицы, пару раз на них выходили олени. Олениха с пятнистым олененком даже не испугались их, похоже, ручные.

Кабаниха с поросятками пробежала через поляну. Молодь полосатенькая, а мамаша лохматая, бурая, но незлобная. Белки прыгали на плечи, но в руки не давались.

— Скажи-ка, Андрей Ильич, — заговорил Никита, — ты упорно идешь на запад. Почему бы нам не изменить направление? Однообразие надоедает.

— А куда вы хотите?

— Пойдем на север.

— На севере в пятнадцати верстах зверинцы. Сейчас хищники на воле гуляют. Далеко они не заходят, но чем ближе к северу, тем опасней. Медведь — не олень и не лось. Вынырнет из-за дерева, и ахнуть не успеешь.

— Ну да! «Татьяна — ах, медведь за ней!» Читали в детстве, но Татьян среди нас нет. Нас пятеро вооруженных мужиков. Можно и нервы себе пощекотать, а то пресно слишком, как в парке «Сокольники». Одно хорошо: пустые бутылки и обертки от чипсов под ногами не валяются.

— Отстрел медведей запрещен. Мы в своих правах ограничены. А на словах ты с ним не договоришься. Зверь по-русски не понимает. Так что на север мы не пойдем.

— Как скажешь. Пора бы отдохнуть малость, небольшой привальчик устроить.

— Это пожалуйста. Только на землю не садитесь. На гадюку напорешься, потом хлопот не оберешься. Тут на полянке пеньки есть. Сейчас выберемся.

В кустах прошмыгнула лисица, зайцев уже не считали, ежей тоже. На лесной лужайке действительно были пни, врытые, разумеется. Тут обо всем позаботились.

Но Никиту не покидало ощущение, что за ними кто-то наблюдает, будто они сами дичь, а не охотники. Хотелось пить, но водой запасся только егерь, их фляги были заполнены коньяком, а голова и без того гудела от жаркого солнца. На свежем воздухе у них разыгрался аппетит, и, удобно устроившись, они перекусили яблоками.

Как все произошло, никто толком не понял. Никита прогуливался по поляне, разглядывал цветы и в какой-то момент оказался за спиной у егеря. Что-то мелькнуло в воздухе, и егерь свалился с пня. Котельников стоял, держа ружье за ствол.

— Матерь Божья! Чем это ты его? — испуганно спросил Юзов.

— Прикладом. Так, тихонечко погладил. Башка у него крепкая, удар держит.

— Зачем? — удивился Крупное.

— Затем, что нам на северо-восток идти надо, а не с этим придурком по лесам гулять. Обыщи этого козла, мне веревка нужна! — приказал Никита Добровольскому.

У егеря веревки не нашлось, зато имелись наручники и пистолет «Вальтер».

Добровольский прочитал то, что было выгравировано на рукоятке:

— "Хозяину русского леса Тимохину от маршала Жукова". Знатный раритет, только не похоже, что маршал Жуков знал нашего егеря. Спер небось у кого-нибудь.

Он подал пистолет Котельникову.

— Странный лесник! Зачем ему наручники? Лосям копыта стягивать? — удивился Юзов.

— Главное, они есть, а зачем — неважно. — Никита завел руки здоровяка за спину и щелкнул наручниками. — Вот так надежней будет.

Пистолет он взял себе и заткнул за пояс у спины, ружье егеря выбросил в кусты.

— Раньше чем через пару часов не очухается, — констатировал доктор, разглядывая рану на голове. — Хорошо ты его приложил!

— Старался. Заберите у него воду, и пошли.

Воду взять забыли, слишком суетились. Они привыкли к выходкам Никиты, и все же он не переставал их пугать непредсказуемостью. К таком; спиной лучше не поворачиваться. Сто раз пронесет, но на сто первый все равно укусит. Никита шел первым с компасом в руках.

— Этот чертов бугай увел нас слишком далеко! — ворчал Котельников. — Надо было сразу его замочить, как только в лес вошли, ни хрена я не понимаю в этих градусах.

— Я первым пойду, — вызвался Добровольский.

— Иди, Сеня, ты у нас самый умный, надеюсь, не заблудишься.

Никита передал ему компас и дал направление. Лес сгущался, под ногами захрустели высохшие ветки. Крики птиц звучали зловеще.

— Замрите на месте! — крикнул Крупнов. Он шел последним и смотрел на деревья. — Прямо в десяти шагах на ветке дуба рысь пригрелась. Видите уши с кисточками?

— Вот сейчас я ей дам кисточки! — Юзов снял ружье с плеча, прицелился и выстрелил.

Эхо пронеслось по лесу. Грачи и вороны сорвались с макушек деревьев и взвились в небо, размахивая черными крыльями. Дым рассеялся, рысь исчезла. На земле ее тоже не оказалось.

— Мазила! — злобно проворчал Котельников. — Тебе только со скальпелем у операционного стола трупы ворошить. Стрелок хренов! Ладно, вперед.

— Нажил себе врага, Аркаша, — развеселился Крупнов. — Теперь эта киска тебя не забудет. Очки новые заказывать пора.

— Говорил вам, картечью надо патроны заряжать, а вы жаканов понапихали. Пулей из двустволки хрен попадешь, — оправдывался Юзов.

— Плохому танцору, знаешь, что мешает? — посмеивался Никита, — А патроны мы готовые покупали. На медведя, а не на кошек. Мурзиков в Москве стрелять будешь.

Они шли и шли. Медведи им не попадались.

— Любят у нас попугать! Зверинцы, слоны, жирафы! Кошка ободранная попалась, и та сбежала.

Пекло кончилось, стало прохладнее, подул свежий ветерок. Они устали, и их мучила жажда.

— Хоть бы речушка какая или ручей попался! Глотка пересохла.

— Терпи, казак, атаманом будешь! Съешь лимон, — давал рецепты сын губернатора. — Сколько же мы уже прошагали?

— А черт его знает! Отсюда еще выбраться надо…

— Не бубни, Сеня, выберемся. Пойдем на юг и все равно на дорогу выйдем.

И все же пугали их не зря. Как это случилось, сказать никто не мог. Семен Добровольский на что-то наступил и провалился сквозь землю. Остальные замерли в испуге.

Раздался рык, тут же смешавшийся с человеческим воплем. Перед ними была яма, похожая на воронку от бомбы. Все отпрянули и рухнули на землю. Семен повис в воздухе вниз головой, из ямы виднелась только нога в петле, веревка была привязана к суку дерева. Ужаснее всего было то, что яма оказалась обитаемой. В ней что-то шевелилось. Испуганные до смерти охотники не сразу решились заглянуть вниз, а когда набрались храбрости, то двоих вырвало.

Четыре матерых волка, громадных, с окровавленными клыками, раздирали подвешенную добычу. Рук уже не было, горло перегрызено, плечи обглоданы. Они рычали и прыгали вверх, врезаясь резцами в тело, и выдирали куски. От кошмарного зрелища искатели приключений потеряли дар речи. Они отползли, потом поднялись на ноги и побежали. Первым несся Никита, остальные за своим вожаком.

Минуты через две они очутились на поляне, где стояла сторожка, ее двери были не заперты. Они ворвались вовнутрь.

Сейчас коньяк их устраивал больше, чем вода. Они пили каждый из своей фляги и молчали. Никто не мог проронить ни слова.

Он не мог понять, как его, опытного, заслуженного генерала, контрразведчика, могли обвести вокруг пальца несколько сопляков. Корякин сидел на веранде и тупо смотрел на цветущие в саду вишни. Все, что ему оставалось, — взять пистолет и застрелиться. Такого позора он не перенесет. Жизнь прожита зря. Слишком легко ему давались высоты, слишком умны были заместители, исполнители работали профессионально и четко, а высокое начальство его хвалило. Он принимал награды как должное и в итоге накопил, как ему казалось, огромный опыт по отбору нужных людей и научился манипулировать ими. И вот на старости лет ему выпала великолепная возможность оправдать свое звание, защитить генеральскую честь, но над ним грубо посмеялись. Сейчас он не сомневался в том, что некий взломщик Борис вошел в сговор с Филиппом, и они сообща разработали план его уничтожения.

Как он мог поручить такое дело человеку, о котором ничего не знал!

Наверняка даже имя у него вымышленное. Но генерала, уверовавшего в собственную гениальность, противник не интересовал, и его обыграли. Денег нет, пленки пустые, дневник — подделка. А если пойти ва-банк? Где находится оригинал, он не знал, но не верил, что такие прохвосты, как Борис, отдадут дневник губернатору.