Он продолжил: — Теперь в кафетерии будет работать клуб Фаэтография после того, как в результате инцидента возле Лунной ямы в Железном лесу камера была насильно вставлена в нижние области Юджина Диппера. К вашему сведению, камера была извлечена и все еще находится в рабочем состоянии, если вы захотите ее забрать, мистер Диппер.

Юджин сжался на своем месте в передней части класса, его шея стала почти такой же бледной, как и его белые волосы. Тебе не следовало забредать на нашу территорию без приглашения, не так ли, маленький засранец?

Я взглянул через всю комнату на своего брата по банде и второго командира, Брайса Корвуса, который совершил этот поступок и он ухмыльнулся мне. Он был похож на своего отца, сидевшего в тюрьме, со своими растрепанными черными волосами, миндалевидными глазами и худощавым телосложением. У него всегда была сигарета за ухом и он был известен тем, что закуривал рядом со слабыми профессорами. Титан хорошо ладил со своими учениками, однако и к нам он применял наказание, так что это не стоило его времени.

Объявление директора Грейшине наконец-то закончилось: — На этом все. Удачного дня. Увидимся на перемене!

Титан тяжело вздохнул, а затем приказал классу вернуться к работе. — Продолжайте.

Элис снова начала читать инструкции и я поймал взгляд этого мудака Дракона, который смотрел на нас.

— Ты уже трахнула Инферно? — я дернул подбородком в сторону Данте. В Братстве мы называли его Инферно, в основном потому, что он это ненавидел. Он был Драконом Шторма, а не огня. Этим он, видимо, гордился. Черт его знает, почему.

Она проследила за моим взглядом в сторону Данте, затем закатила глаза, как будто вопрос был возмутительным. Приятно слышать.

Я выхватил банку с лавандой из ее рук, не давая ей испортить зелье еще до того, как она начала. — Сначала раздави лаванду, не насыпай целые веточки, иначе ты все испортишь". Я достал одну из банки, зажал ее между двумя пальцами и раздавил до состояния пыли и высыпал в миску.

Она внимательно наблюдала, затем повторила процесс, чтобы получить необходимое количество. То, что мы не использовали, я прикарманил для собственных нужд, не заботясь о том, видит меня Титан или нет. Он не посмел бы меня в этом уличить. Закончив размешивать четыре капли эликсира Фейфли, Элис повернулась ко мне.

— Ты не производишь впечатление мастера зелий, — прокомментировала она, выгнув бровь.

— У меня много нужд в зельях, — мрачно ответил я. В основном в ядах. Немного яда василиска, смешанного с пасленом, оставленного при свете луны, было настолько смертоносным, что достаточно было вдохнуть пары, чтобы лопнуло легкое. Наверное, лучше отвлечься от этого хобби. — Я знаю отличное средство вместо смазки, хочешь как-нибудь попробовать?

— Это будет жесткий отказ.

— Я дам тебе пососать мою силу, — предложил я с ухмылкой.

— Полагаю, ты так называешь свой член, так что нет, спасибо. — Ее раскрасневшиеся щеки сказали мне обратное. Каждая девушка, которую я встречал, интересовалась, на что похожа ночь со мной. Опасность притягивала их. Но фантазии не были похожи на реальность. Нужен был особый тип девушек, чтобы наслаждаться тем, чем наслаждался я. Поэтому я всегда сначала посылал им несколько видений, чтобы убедиться, что они действительно знают, во что ввязываются. Элис ничем не отличалась от других.

В следующий раз, когда я загипнотизирую ее одним из этих видений, я застану ее врасплох. После такого ей понадобится перезагрузка сердца.

Мне нравился звук ломающихся костей. Я обожал треск, треск, треск при каждом пинке, ударе или укусе. Боль была всем. Их боль, моя боль. В какой-то момент они слились в одно целое, пока не стали одним целым. Я наносил удары с такой силой, что получал их тоже. Мои запасы магии увеличились; причинение боли этой крысе восстановило их, заставив меня почувствовать себя неуязвимым.

— Оскурская мразь, — сплюнул я на окровавленного фейри у своих ног, перешагнул через него и заломил шею. Хлопок. Не боль, но что-то.

Каждый Оскура, которого я заставлял истекать кровью, был победой Лунного Братства. Еще один дюйм территории захвачен. Еще один враг повержен. Я кружил вокруг своей жертвы, сгибая руки, устраивая шоу для своих братьев на трибунах.

— Этот маленький Оскуротброс пробрался в наш лагерь, братья! — Я ударил кулаком в грудину и кровь брызнула из костяшек, заляпав кожу, покрывая меня в моей победе. Рев ярости поднялся в моей банде и в ушах раздался гулкий стук кулаков, ударяющих в грудь. — Оставим ли мы его в живых?

Хор нет! нет! нет! нет! прозвучал как марш смерти. Я продолжал кружить вокруг своей жертвы, пока он сворачивался калачиком, защищая голову. Они всегда так делали. Когда я стоял на коленях, я никогда не трусил. Страх не существовал во мне. Я жил между двумя эмоциями. Болью и похотью. Эти два чувства — все, что мне было нужно и оба они были отпечатаны на моих костяшках, чтобы напомнить об этом всем остальным в мире.

Боль на правой, потому что именно эта рука наносила наибольший урон моим врагам. Я не был милосерден к ним. На самом деле, я не могу вспомнить, чтобы я когда-либо кого-нибудь пощадил. Если бы врач вскрыл меня, то вместо сердца обнаружил бы нож, припрятанный на крайний случай.

Я бы не стал убивать ребенка Оскура. В этой школе были свои границы, хотя учителя старались не вмешиваться в то, что происходило между бандами. Это было наше дело и любой, кто лезет к нам, лезет к нашим семьям за пределами этого места, которые не подчинялись никаким правилам. Нет, с нами было все решено. Мои магические резервы были полны и энергия, как дождь, стелилась по моим венам.

Будучи Василиском, я был редкой формой Ордена и, черт возьми, от этого у людей в округе были проблемы. С тех пор как появился мой Орден, я был связан потребностями своего вида. Боль больше не была чем-то, чего нужно избегать, она была так же необходима, как дыхание. В моей жизни было достаточно боли, чтобы понять, каково это — быть тем, кто трусит. Теперь правила устанавливал я. И мой Орден гарантировал, что я стану мастером боли. Гребаным богом. И то, что большинство людей слишком боялись узнать, было то, что боль часто проходит по границе удовольствия. Нужно было только хорошенько поднажать, чтобы достичь этого, расширить свой разум, преодолеть инстинкты.

Когда адреналин иссяк от того кайфа, который я испытал во время боя, мои потребности переключились, как выключатель. Боль уступила место похоти. Но удовлетворение моих сексуальных потребностей само по себе было сложной задачей. Мне приходилось идти на компромисс. С трудом. Половина девочек в школе боялась меня, а другая половина готова была трахать меня любым способом до воскресенья. Кроме того способа, который был мне нужен. И того единственного способа, которого я жаждал.

Я поднял парня за шиворот и развернул его лицом к остальным членам Братства. — Ты не вернешься сюда.

Он судорожно кивнул, капая кровью.

— И к Инферно ты тоже не побежишь. Он не будет сражаться в твоих битвах. Ты хочешь отомстить? Ты вернешься, когда будешь достаточно силен, чтобы самому встретиться со мной. — Я оттолкнул его и он, спотыкаясь, побежал в сторону своего клана так быстро, как только мог со сломанной лодыжкой.

Я сплюнул на землю кровавую струйку. В самом начале он нанес несколько хороших ударов. Часть меня позволила ему наносить удары. Это взбудоражило меня, кровь забурлила. Я прижал язык к шатающемуся зубу в задней части рта, боль была такого рода глубоким жаром, который мне нравился.

Некоторые называли меня мазохистом. Другие — садистом. Честно говоря, мне было глубоко наплевать, кем я был, лишь бы я был собой. Райдер Драконис. Король этой академии.

Несмотря на название моей банды, в Братстве на самом деле были девушки. Мы ни хрена не дискриминировали. Было только два требования для вступления. Первое: ты был сильным. Сильным физически, сильным сердцем, сильным умом. Что бы это ни было, мне было все равно, лишь бы ты пополнял наши ряды. Второе: ты никогда не был в клане Оскура, никогда не трахал никого из клана Оскура, никогда не имел ни одной доброй мысли в сторону клана Оскура. Когда ты вступаешь в Лунное Братство, они становятся твоими смертельными врагами. Чисто и просто.