— И вы действительно верите, что… — бесцветные брови Дрютхена, едва различимые на бледной нездоровой коже, изумленно поднялись. — Но почему, мой дорогой Граймс, вы так упорствуете в дурацкой страсти ко всякой архаике? Вот вам яркий пример. Изобретение и последующее развитие системы космической коммуникации Карлотти должно было оставить без работы ваших хваленых офицеров-псиоников — они слишком ненадежны. И я весьма удивился, обнаружив на борту представителя этой вымирающей породы.

— Кен Мэйхью — коммандер Мэйхью — мой старый друг и сослуживец…

— Сентиментальность, Граймс, просто сентиментальность.

— Дайте мне закончить, Дрютхен.

От Граймса не ускользнуло, как был задет физик, не услышав своей научной степени, и обрадовался как мальчишка.

— Дайте же мне закончить. Коммандер Мэйхью — выдающийся специалист, мастер своего дела. Пока на борту и он, и передатчик Карлотти, я никогда не буду зависеть только от техники. В течение всего путешествия, спит или бодрствует, он будет в постоянном контакте с офицерами на ПС-станции в порту Форлорн. Ну и к тому же…

Внезапно Граймс понял, что не хочет заканчивать фразу.

— Продолжайте, коммодор.

«Парочку тузов лучше придержать в рукаве», — подумал Граймс. Насчет возможностей Мэйхью он больше ничего не сказал, но ситуация обязывала договорить.

— Возможно, нам пригодятся таланты его жены.

Дрютхен презрительно рассмеялся:

— Милая компания! Телепат и охотница за привидениями считаются необходимыми членами научной экспедиции, — он поднял свою пухлую кургузую руку. — Послушайте меня, Граймс. Я выполнил домашнее задание: прочитал все доклады, сделанные вами и о вас. Я знаю, что у вас были какие-то странные галлюцинации на планете Кинсолвинга. Но ведь вы можете провести границу между объективным и субъективным? Или нет?

— Может, — вмешалась Соня. — И я могу. Я также была там, в одной из экспедиций.

— И во второй раз с нами была целая толпа ученых, — ядовито добавил Граймс.

— Я знаю, — самодовольно отмахнулся Дрютхен, — правда, по-моему, именно толпа. В первом случае — поправьте меня, если я ошибаюсь, — экспедицию организовала группа религиозных фанатиков. В третий раз с вами, коммодор и миссис Граймс, была толпа зеленых космонавтиков и… женщин. Так что…

Граймс чудом сдержался.

— Так что ничего этого не было, доктор?

— Таково мое мнение, коммодор, — не спросив разрешения, он наполнил свой стакан. — Честно говоря, я считаю, что руководителем экспедиции должен быть трезвомыслящий ученый, а не офицер, суеверный, как древние моряки, которых он так почитает.

— Но командую здесь я, доктор, — кисло улыбнулся коммодор.

— Да уж видно. Например, к чему эта пустая трата времени? К чему дожидаться, пока ваши любимые Свинцовые звезды выстроятся в линию? Можно просто прыгнуть туда, где, по последним данным, находится Аутсайдер.

Граймс рассмеялся:

— Пока командую я, доктор, все будет так, как я скажу. Но, так уж и быть, я объясню вам, почему действую так, а не иначе. Аутсайдер все время перемещается. Непредсказуемо. Иногда он по одну сторону от Свинцовых звезд, иногда по другую. Временами он ближе к Границе, временами — дальше. Есть некоторая вероятность, что мы доберемся до места, где Свинцовые звезды выстроятся в линию, и Аутсайдер окажется неподалеку. Тогда его смогут засечь несколько обсерваторий на планетах. Повторяю, он может там оказаться — а может, и нет. Тогда я отойду на некоторое расстояние. Если индикатор массы ничего не покажет, я просто начну нарезать круги, постепенно их расширяя. Довольно просто, не правда ли?

— Элементарно! — презрительно фыркнул Дрютхен и, пробурчав что-то насчет уроков навигации на Ноевом ковчеге, плеснул себе еще джина. Увидев, что бутылка опустела, Граймс успокоился.

Соня вдруг заинтересовалась своими наручными часами.

— Пора переодеться к ужину, — сказала она.

Дрютхен понял намек. Он прикончил джин одним глотком и неловко поднялся на ноги.

— Благодарю вас, коммодор. Спасибо, миссис Граймс. Полагаю, мне лучше освежиться перед ужином… Нет, провожать меня не надо, я и сам смогу найти дорогу.

Когда дверь за ним закрылась, Граймс с Соней переглянулись.

— Что я такого сделал? За что мне это? — возопил в пространство коммодор.

— Много чего, — отозвалась его супруга. — А вот теперь плесни мне чего-нибудь покрепче. Не хочу, чтобы меня обвинили, будто я подаю этому ублюдку дурной пример.

— Сомневаюсь, что кто-нибудь может подать дурной пример ему.

Соня рассмеялась.

— Ты прав. Но не стоит его недооценивать, Джон. Не только Дрютхен выполняет домашние задания. Я тоже кое-чем занималась, пока ты готовил корабль. Мне удалось залезть в его досье. Во-первых, он превосходный специалист. Не то чтобы гений — хотя сам себя таковым считает, — но приближается к этому. А кроме того, прославился полным отсутствием вежливости и такта.

— Я заметил.

— Но… довольно интересное «но». Он оборачивает это в свою пользу. Когда нужно узнать, что у собеседника на уме, Дрютхен начинает его злить. И человек выбалтывает больше, чем собирался.

— Хм, — буркнул Граймс, весьма довольный собой.

— Он недоволен любой властью…

— Неужели?

— Он считает, что его заслуг не ценят.

— А чьи ценят? Когда эта Вселенная была справедливой?

— Короче, он опасен.

— Разве не все мы «в одном тазу»? — коммодор налил себе виски. — За нас. Кто сравнится с нами? Мы ж одни такие.

— И спасибо всем богам Галактики за это, — закончила жена.

Путешествие в точку, с которой следовало совершить прыжок, не ознаменовалось никакими событиями и проходило весьма приятно. Все могло быть еще лучше: астронавтам нравится компания, на которую можно произвести впечатление рассказами о своей работе. Но ученые и технические специалисты предпочли замкнуться в своем кругу, общаясь исключительно между собой. И все благодаря Дрютхену. Не слишком приятно будет узнать, думал Граймс, что Дрютхен настраивает своих людей против него и Сони. С другой стороны, коммодор был доволен, что его оставили в покое.

Таким образом, Граймс наслаждался обществом Мэйхью и Клариссы, Билли Вильямса, юного майора Далзелла и других офицеров. Но всякий раз, за едой или выпивкой, разговор неизменно переходил на обсуждение цели их путешествия, судеб и находок предыдущих экспедиций.

Почему Калвер добился успеха — если он его добился? Почему никому до него и никому после это не удалось?

— Есть только одна возможность выяснить это, шкипер, — жизнерадостно говорил Вильямс. — Надо посмотреть, что случится с нами. И если вы поблизости, бекон всегда вовремя снимут с огня.

— Все когда-нибудь бывает в первый раз, — мрачно отозвался Граймс. — И бекон когда-нибудь подгорает.

— Все будет в порядке. Попомните мои слова, все будет в порядке.

Информацию о навигационных ориентирах прослушивали снова и снова, пока не вызубрили наизусть.

«Макбет и солнце Кинсолвинга должны встать в линию, — внушал кому-то голос покойного Модели. — Так мы вернулись. Пятьдесят световых лет… и все задыхались от вони вскипающей смазки на гироскопах Манншенна…»

Калвер прыгнул на пятьдесят световых лет, выстроив Свинцовые звезды в линию, но поначалу ничего не обнаружил. Тогда он начал поиски — и добился успеха. Те, кто летал туда после него, не сталкивались с такими трудностями. Каждый корабль был оснащен усовершенствованной моделью дистанционного индикатора массы. Прибор Калвера был не более чем ее прототипом и работал лишь на малых дистанциях.

Корабль летел все дальше, приближаясь к Границе, и Карнаби проверял и перепроверял его положение по маякам Карлотти, установленным на самом краю Галактики. Это были не слишком точные данные: маяки предназначались для судов, которые совершают прыжки от одного известного мира к другому, а не шляются за Границей, где нормальному кораблю делать нечего. Но Карнаби не только был превосходным навигатором, но еще и обладал необходимой интуицией. Он мог посмотреть на паутину пересекающихся линий и сказать: здесь ошибка. Посмотреть на другую и допустить: может быть и так. Сейчас он заявил твердо: