И еще вопрос: могу ли я стать командующим?

Впервые в жизни Боб ощутил, что даже у него может возникнуть подобная цель. Сюда — в Боевую школу — он прибыл с самыми высокими баллами в группе новичков, но одновременно он был самым маленьким и самым слабым, и его сразу же обрекли на изоляцию от остальных благодаря умышленным действиям учителя, который превратил его в мишень для насмешек и неприязни. И вдруг Боб, невзирая на все это, принял решение, что не станет, как в Роттердаме, жить на отшибе, выступая вперед только тогда, когда это жизненно важно лично для него. Ради выживания. Теперь он собирается по возможности быстро стать командующим армией.

Ахилл правил благодаря своей жестокости, благодаря своей готовности убивать. Эти качества в борьбе за выживание ценнее интеллекта, особенно если его обладатель слаб физически и не имеет сильных союзников. Но здесь хулиганы только пихаются и грубят. Взрослые контролируют ситуацию крепко, поэтому жестокость не может побеждать, особенно при назначении командующих. Значит, у интеллекта есть шанс победить. И значит. Бобу скорее всего не придется жить под гнетом глупцов.

Именно этого и хотел Боб. Почему бы не попытаться поучаствовать в таком деле, пока не появится на сцене нечто, еще" более важное? Но тогда ему необходимо выяснить, каким образом учителя принимают решения о том, кого назначить командирами. На чем они основываются? Только ли на поведении в классах? Вряд ли. Международный Космический Флот должен обладать более умными и ловкими людьми, чем те, кто возглавляет Боевую школу. Тот факт, что в каждом личном компьютере стоит программа с игрой-фэнтези, говорит, что они стремятся выяснить различные стороны личности учащихся. Их характеры. Боб в конце концов решил, что для них характер значит больше, нежели интеллект. В гимне выживанию, сложенном Бобом — знать, думать, выбирать и делать, — интеллект относился только к трем первым категориям, а определяющей величиной был лишь во втором компоненте. И учителя наверняка это учитывают при выборе.

Может быть, все же придется поиграть в эту игру, подумал Боб. Но не сейчас. Посмотрим, что произойдет, если я в нее не стану играть.

И одновременно пришло и другое решение, о возможности которого Боб и не подозревал. Ему надо поговорить с Бонзо Мадридом.

В данный момент Бонзо играл на компьютере. Он явно принадлежал к той категории людей, которые считают все неожиданное оскорблением их собственного достоинства. Для Боба это означало, что для достижения желаемого он не должен обращаться к Бонзо так, как окружающие того подхалимы, восхваляющие его даже за самые глупые ошибки, которые Бонзо допускал в игре.

Боб подошел к Бонзо как раз в тот момент, когда его персонаж на дисплее погиб в очередной раз.

— Secor Madrid, puedo hablar convozco? «Сеньор Мадрид, разрешите к вам обратиться? (исп.)» — Испанский пришелся кстати, Боб ведь слышал, как говорил на испанском Пабло де Ночес с друзьями-иммигрантами, которые его навещали, и по телефону с родственниками в Валенсии. Использование именно родного языка Бонзо дало тот эффект, на который рассчитывал Боб: Бонзо не смог его проигнорировать.

Он повернулся к Бобу и сверкнул глазами.

— Чего тебе надо, bichinho «зверюшка (исп.).»?

Бразильский сленг был весьма распространен в Боевой школе и Бонзо не боялся обвинений в недостаточной чистоте своего испанского.

Боб взглянул ему прямо в глаза, хоть тот и был в два раза выше, и сказал:

— Ребята говорят, что я напоминаю им Эндера Виггина, а вы единственный, кто относится к нему без восхищения. Я хочу знать правду.

То, как замолчало все окружение Бонзо, доказывало правильность рассуждений Боба — разговаривать с Бонзо о Виггине было опасно. Опасно, но именно поэтому он так тщательно сформулировал свой вопрос.

— Ты чертовски прав, говоря, что я не восхищаюсь этим вонючим вероломным предателем, но какого дьявола я должен разговаривать о нем с тобой?

— Потому, что мне вы не станете лгать, — сказал Боб, хотя ему-то было предельно ясно: Бонзо солжет и солжет нагло, чтобы выглядеть героем в истории, которая в реальности наверняка была историей его унижения Эндером. — Если люди и дальше будут сравнивать меня с этим парнем, я должен знать, каков он на самом деле. Я не хочу, чтоб меня отправили на холод только потому, что я тут наделаю столько ошибок. Вы мне ничего не должны, но когда вы были таким же маленьким, то наверняка тоже нуждались в ком-то, кто сообщил бы вам вещи, которые помогут вам выжить. — Боб не был совсем уверен в своем сленге, но пару знакомых ему слов все же сумел вставить.

Один из мальчишек вмешался, но так, будто Боб сам написал ему роль, а он только вовремя вставил тщательно подготовленную реплику.

— Проваливай, новичок! У Бонзо Мадрида нет времени менять тебе пеленки.

Боб повернулся к нему и с яростью выкрикнул:

— Я не могу обратиться к учителям — они обманут. Если Бонзо не захочет говорить со мной, то к кому же мне обратиться? К тебе? Да ты штыря от дырки не отличишь!

Этот подлипала как две капли воды походил на Сержанта, и реплика Боба сработала. Все засмеялись над парнишкой, который хотел его оттереть, и даже сам Бонзо расхохотался, а потом положил руку на плечо Боба.

— Я расскажу тебе, что знаю, малыш. Да и вообще при-, шло время, чтобы кто-то захотел услышать правду об этой прямой кишке на двух ножках. — А мальчику, с которым Боб сцепился, Бонзо сказал:

— А ты доиграй за меня — самому тебе до этого уровня в жизни не добраться.

Боб с трудом мог поверить, что командующий армией может сказать такую обидную бессмыслицу одному из своих солдат, но мальчик подавил гнев, усмехнулся и сказал:

— Ладно, Бонзо. — После чего вернулся к игре, как ему было приказано. Законченный подхалим.

Случайно Бонзо подвел Боба к той самой вентиляционной решетке, где Боб застрял несколько часов назад. Боб на нее даже не глянул.

— Так вот, слушай, что я скажу тебе об Эндере. Он всегда нацелен на то, чтобы победить кого-нибудь. Не просто выиграть у него, нет, он должен обязательно втоптать того в землю, иначе не получит своего удовольствия. Для него не существует правил. Ты отдаешь ему простой приказ, он ведет себя так, будто готов повиноваться, но если он увидит ход, благодаря которому он будет выглядеть красивее, причем для этого только и надо, что нарушить приказ, то… Все, что я могу сказать, так это то, что мне жалко командующего, в чью армию он попадет.

— А он был в Саламандрах?

Бонзо побагровел. — — Он носил форму наших цветов, его имя стояло в моем списке. Но он так и не стал Саламандрой. В ту минуту, когда я его увидел, я понял — от него ждать нечего, кроме неприятностей. Чего стоил один его наглый взгляд, будто он полагал, что вся Боевая школа построена лишь для его променадов и пижонства. Я такого терпеть не стал. Я объявил о желании обменять его сразу же после его появления у нас и отказал в праве на тренировки. Я знал, что он изучит нашу систему ведения боя, перенесет ее в другую армию и использует все, чему у меня научился, чтобы нанести нам ущерб. Я же не дурак!

По своему опыту Боб знал, что подобные изречения всегда произносятся для того, чтобы скрыть собственную не правоту.

— Значит, он никогда не подчинялся приказам?

— Больше того. Он со слезами жаловался на меня учителям, что я не допускаю его до тренировок, хотя те прекрасно знали, что я уже подал рапорт с просьбой о переводе Эндера.

Однако он скулил до тех пор, пока они не позволили ему ходить в Боевой зал в его свободное время и тренироваться там в одиночестве. И тогда он стал таскать туда малышню из числа тех новичков, которые прибыли вместе с ним в шаттле, а потом и ребят из других армий, и они держали себя с ним так, будто он их командующий, подчинялись его распоряжениям.

Ну мы, конечно, стали писать по этому поводу кипятком. Но учителя всегда давали этому подхалиму все, чего он хотел, так что когда мы — командующие — потребовали, чтобы они запретили нашим солдатам тренироваться с ним, они просто сказали: «Свободное время — оно и есть свободное». А ведь тут все является частью Игры, sabe «понятно, сечешь (исп.).»? Все! Но они разрешали ему жульничать, и каждый разгильдяй-солдат из армий, каждый засранец-малек стали ходить к Эндеру и практиковаться в свободное время, и армейская структура начала себя компрометировать, sabe? Ты планируешь свою стратегию для Игры, но ты не уверен, а не выдали ли эти планы твои собственные солдаты в ту же минуту, когда они слетели с твоих губ, sabe?