— Извини… Я…, задумался о чем-то другом.

— Все мы волнуемся перед первым боем.

А вот такое Боб ненавидел! Чтобы Виггин смотрел, как он — Боб — совершает очевидную глупость! Забыть приказ, когда Боб помнит все! И почему этот приказ забылся? А теперь его утешают!

Свысока! Все, дескать, нервничают!

— Ты же не нервничал, — сказал Боб.

Виггин уже сделал шаг назад, но тут же вернулся.

— Не нервничал?

— Когда Бонзо Мадрид приказал тебе не пользоваться оружием. Предполагалось, что ты будешь стоять неподвижно, как чучело. И ты не нервничал из-за этого.

— Нет, — ответил Виггин. — Я просто взбесился.

— Все равно это лучше, чем нервничать.

Виггин опять собрался уходить. И опять вернулся.

— А ты тоже взбесился?

— Это случилось до того, как я принял душ.

Виггин засмеялся. Потом улыбка исчезла.

— Ты опаздываешь, Боб. И до сих пор не смыл мыло. Я уже приказал отнести твой боевой костюм в спортзал. Теперь тебе осталось только натянуть его на задницу. — Виггин снял полотенце Боба с крюка. — И вот это тоже будет ждать тебя внизу. Пошел!

И удалился.

Боб в бешенстве выключил воду. Поступок Виггина казался ему совершенно лишним и глупым, причем сам Виггин об этом хорошо знал. Заставить Боба бегать по коридору мокрым и голым, тогда как в это время солдаты всех армий возвращаются с завтрака!

Все что угодно, лишь бы унизить Боба! Это не только низко, но и глупо!

Боб, идиот, почему же ты торчишь тут? Почему не бежишь в спортзал, почему не набьешь морду Виггину? Вместо этого пытаешься успокоить свою жалкую душу и пробуешь унять дрожь в своих дурацких ножонках. Во всем этом нет ни малейшего смысла. Ничто тебе не поможет. Ты хочешь, чтобы Виггин сделал тебя командиром взвода и перестал бы третировать? Тогда зачем же ты совершаешь поступки, которые выглядят глупыми, мальчишескими, да еще свидетельствуют о твоей трусости и ненадежности?

И торчишь тут как замороженный.

Я трус.

Эта мысль металась в голове Боба, повергая его в ужас. И не желала уходить.

Я принадлежу к тем людям, которые цепенеют или совершают иррациональные поступки, когда они напуганы. К людям, которые теряют над собой контроль, распускаются и тупеют от страха.

Но в Роттердаме я же не был таким? Если бы был, то наверняка давно бы сдох. А может быть, я был именно таким?

Может быть, я именно поэтому не окликнул Недотепу и Ахилла, когда увидел их наедине в доке? Вместо этого я удрал и бежал до тех пор, пока не понял, какой опасности она подвергается. Почему же я не понял этого раньше? Да потому, что я понял все сразу, точно так же, как я слышал, как Виггин назначил нам встречу в спортзале. Я понял, я разобрался во всем до последней точки, но был слишком большим трусом, чтобы действовать. Слишком пугало меня то, что все может пойти наперекосяк!

Может быть, то же самое произошло и тогда, когда Ахилл валялся на земле, а я умолял Недотепу убить его. Я ошибался, а она была права. Права, ибо любой хулиган, которого она заманила бы в такое положение, наверняка затаил бы на нее злобу и мог убить ее на месте, как только она отпустит его.

Ахилл меньше других годился на роль такого спонтанного убийцы, возможно, он был единственным, кто охотно пошел бы на заключение соглашения, придуманного мной. Другого выбора не было. А я испугался. «Убей его!» — закричал я, потому что хотел, чтобы все кончилось поскорее.

И я все еще стою тут. Вода отключена. Меня тошнит, мне холодно, а я никак не могу сделать первый шаг.

В дверях кабинки показался Николай.

— Плохое дело эти твои поносы, — сказал он.

— Что?

— Да я рассказал Эндеру, что тебя несло всю ночь. И почему тебе понадобился душ. Что ты болен, но не хочешь сказать ему об этом, так как боишься пропустить свой первый бой.

— Я так напуган, что из меня ни одной какашки не выдавить, вот что, — ответил Боб.

— Эндер отдал мне твое полотенце. Сказал, что с его стороны глупо было его забирать. — Николай вошел в кабину и отдал полотенце Бобу. — А еще он сказал, что ты ему очень нужен в бою, и он будет рад, если ты пересилишь болезнь.

— Не нужен я ему. Он вообще не хочет, чтоб я был в армии.

— Пошли, Боб. Ты можешь пересилить себя.

Боб начал вытираться. Как приятно двигаться. Как приятно что-то делать.

— Думаю, ты уже просох, — сказал Николай.

Опять! Боб понял, что он трет сухим по сухому.

— Николай, что со мной случилось?

— Ты просто боишься, что ребята увидят, что ты всего лишь маленький ребенок. На это может быть лишь один ответ: ты действительно все еще ребенок.

— Но ведь и ты тоже?

— Значит, чувствовать себя плохо — это о'кей! Разве не ты повторял мне это множество раз? — Николай расхохотался. — Пошли. Если я, чувствуя себя погано, могу сделать это, то ты сможешь тем более.

— Николай? — позвал Боб.

— Что еще?

— Я действительно хочу какать.

— Надеюсь, однако, что ты не ждешь, чтоб я подтирал тебе задницу?

— Если через три минуты я не выйду, приходи за мной.

Холодный и потный — вот уж не думал, что такая комбинация возможна. Боб вошел в сортирную кабину и закрыл за собой дверь. Боль внизу живота казалась непереносимой. Но желудок не желал освобождаться, и Боб прекратил тщетные попытки.

Так чего же я так испугался?

Наконец его кишечник одержал победу над нервной системой. Бобу показалось, что из него разом вышло все, что он съел в школе за все время.

— Время истекло, — сказал Николай. — Я иду.

— На свою погибель, — отозвался Боб. — Я кончил. Иду.

Опустошенный, чистый и униженный перед лицом своего единственного настоящего друга, Боб вышел из кабины и обвязался полотенцем.

— Спасибо за то, что ты не обманул моих ожиданий и не выставил меня лгунишкой, — сказал Николай.

— О чем ты?

— О том, что у тебя и в самом деле понос.

— О, ради тебя я бы с радостью заимел и дизентерию.

— Вот что значит настоящая дружба!

К тому времени, когда они добрались до спортзала, все остальные уже были в боевых костюмах, готовые к выходу.

Пока Николай помогал Бобу влезть в костюм, Виггин приказал всем лечь на маты и расслабиться. Даже у Боба оказалась пара минут, чтобы заняться тем же. Затем Виггин поднял свою армию. Было 6.56. Расчет Виггина был верен.

Пока все они бежали вприпрыжку по коридору, Виггин время от времени подпрыгивал выше и касался рукой потолка.

Бежавшие за ним солдаты делали то же самое, стараясь дотронуться до той же точки, что и командир. За исключением особо малорослых. Боб даже не пытался. Его сердце все еще горело от унижения, возмущения и страха, которые он даже не пытался подавить. То, чем занимались солдаты, можно делать лишь тогда, когда ты ощущаешь себя частицей коллектива. А он не был его частью. После того как он показал себя блестящим слушателем в классах, правда колола ему глаза. Он трус.

Он вообще не годится для военной карьеры. Он испугался участия в Игре, так какая цена ему будет в бою? Настоящие генералы не дрожат под огнем неприятеля. Они бесстрашны, они подают пример отваги своим людям.

А я? Я цепенею, я часами торчу под душем, я спускаю в сортир недельный рацион еды. Хотелось бы мне посмотреть, как люди последуют этакому примеру!

У ворот Боевого зала Виггин успел построить свою армию повзводно, а затем спросил:

— Где находятся вражеские ворота?

— Внизу! — ответили ему хором.

Боб только губами пошевелил. Внизу, внизу, внизу, внизу.

Как лучше всего ухватить гуся за низ? А где у гуся верх, дурень?

Серая стена перед ними растаяла, и они увидели Боевой зал.

Там было темно, но не совсем — казалось, есть какая-то слабая подсветка. Местонахождение вражеских ворот можно было установить по отблескам на пестрых боевых костюмах Кроликов, чья армия как раз выливалась из своих ворот.

Виггин не торопился вводить своих в бой. Он постоял, окидывая зорким взором зал, который представлял сейчас что-то вроде крупноячеистой решетки, созданной с помощью восьми «звезд» — больших кубов, размещенных более или менее равномерно по всему объему помещения. Они служили одновременно препятствиями, укрытиями и местами концентрации сил.