— Ты в списке, который дал мне Эндер, и я хотел бы…

— Боб, ты чего тут сшиваешься?

Возле койки Совка стоял Бешеный Том.

Только теперь Боб понял свой промах.

— Сэр, — начал он. — Мне следовало бы сначала поговорить с вами. Но я новичок в таких делах и не продумал как следует.

И Боб снова выложил то, что поручил ему Эндер.

— И Совок, стало быть, в этом списке?

— Верно.

— И значит, я на своих, тренировках лишусь и тебя, и Совка?

— Нет, только на одной тренировке в день.

— И я — единственный взводный, который разом теряет двух солдат?

— Эндер сказал — по одному из каждого взвода. Пять плюс я.

— Блин, — буркнул Том. — И ты, и Эндер не подумали, что ваше решение бьет по мне куда сильнее, чем по остальным четырем взводным. Что бы вы там ни мудрили, но почему бы вам не ограничиться пятью — четыре солдата и ты? Будет по одному из каждого взвода.

Бобу хотелось поспорить, но он подумал, что открытое столкновение лбами ему ничего хорошего не принесет.

— Ты прав, я об этом не подумал, и ты прав, что Эндер может передумать и изменить свой приказ, когда поймет, какой ущерб это наносит твоим тренировкам. Поэтому, когда он придет утром, поговори с ним и дай мне знать, как вы решили. А пока Совок может сказать мне «да» или «нет», ведь сам по себе его ответ ничего не решает, верно?

Бешеный Том задумался. Боб видел, что гнев в нем еще кипит. Однако положение лидера заметно изменило Тома. Теперь он уже не взрывался сразу, как это было раньше. Он взял себя в руки. Успокоился. Пережил в себе.

— О'кей, я поговорю с Эндером. Если Совок не против этим делом заняться…

Оба поглядели на Совка.

— Думаю, это было бы неплохо, — сказал Совок. — Занятное дело.

— Удерживать вас не буду, — пробурчал Том, — но и болтать о вашем дурацком взводе на моих тренировках запрещаю.

Пускай эти дела остаются за границами моего взвода.

Оба согласились. Боб видел, что Бешеный Том поступает умно, выдвигая свои требования. Это специальное назначение ставит их в некоторую изоляцию по отношению к солдатам взвода "С". Если они оба начнут еще шептаться друг с другом о своих делах на тренировках, остальные почувствуют себя как бы ниже некой элиты. В остальных взводах этого не произойдет — там всего будет по одному новобранцу Боба. А стало быть, и никакой изоляции не предвидится.

— Слушай, не буду я говорить с Эндером об этих делах, — снова заговорил Бешеный Том. — Раз нет проблем. О'кей?

— Спасибо, — ответил ему Боб.

И Бешеный Том отправился в свою койку.

Я провел это дело мастерски. Никто не обозлился.

— Боб, — позвал его Совок.

— А?

— Один вопрос.

— Э?

— Не зови меня Совком.

Боб немного подумал и вспомнил. Настоящая фамилия Совка — Дюшеваль.

— Предпочитаешь кличку «Две лошади»? Похоже на прозвище воина из племени сиу «Обыгрывается сходство в произношении английского shovel (скребок, совок) и французского cheval (конь). „Дюшеваль“ для американца звучит почти как „две лошади“.».

Совок расплылся в улыбке.

— Звучит куда лучше, чем название инструмента, которым чистят конюшню.

— Дюшеваль, — сказал Боб. — С сей минуты и во веки веков.

— Спасибо. Когда начнем?

— Сегодня в «свободное время».

— Бакана.

Боб уходил от койки Дюшеваля чуть ли ни вприпрыжку.

Он добился своего. Он сумел. Во всяком случае, один раз.

И к тому времени, когда завтрак кончился, все пять вакансий во взводе были заполнены. Насчет четырех он сперва поговорил с их взводными. Ни один из них ему не отказал. Так Боб получил свой взвод только за то, что пообещал Дюшевалю называть его с этих пор Дюшевалем.

Графф, Даймек и Дэп сидели во временном кабинете полковника, размещавшемся в центре управления Боевого зала.

Шел привычный спор между Даймеком и Дэпом, причем практически из-за ничего — какие-то несущественные разногласия по поводу мелкого протокольного вопроса. Этот спор внезапно вылился в поток взаимных обвинений. Впрочем, ничего необыкновенного — проявление соперничества, поскольку и Дэп, и Даймек пытались добиться определенных преимуществ для своих протеже — Эндера и Боба. Одновременно они надеялись уговорить Граффа не ставить их фаворитов в опасную ситуацию, которая, по их мнению, неотвратимо назревала. Когда в дверь раздался стук, оба капитана почти орали, а так как стук был не очень громким, то Графф решил, что дальнейший разговор не должен стать добычей чужих ушей.

Были ли названы какие-нибудь имена? Да, Боба и Эндера. И еще — Бонзо. А имя Ахилла? Нет, о нем было упомянуто, как об еще одном безответственном решении, которое угрожает всей человеческой расе, а все из-за безумной теории, будто Игра — это одно, а реальная борьба не на жизнь, а насмерть — нечто совсем другое. Теория эта не обоснована и не может быть доказана ничем, кроме как кровью одного из детей. Так говорил Дэп, у которого была явная склонность к красноречию.

Граффу все это уже порядком осточертело, ибо в душе он был согласен с обоими участниками спора, но только в отношении их мнения друг о друге, а не с их аргументацией, касавшейся лично самого полковника. Боб и в самом деле, если брать только результаты тестирования, был наилучшим кандидатом. Эндер же был наилучшим, если исходить из его положения лидера и умения ориентироваться в сложных ситуациях.

И Графф действительно поступал безответственно, подвергая мальчиков серьезным опасностям, в том числе физическим.

В обоих случаях существовали очень значительные сомнения в личной смелости кандидатов. За Эндером тащился хвост истории многолетней давности, касавшейся его рабской порабощенности старшим братом Питером, да и «мозговая» игра подтвердила, что в подсознании Эндера личность Питера ассоциируется с жукерами. Графф знал, что у Эндера достанет смелости на то, чтобы нанести удар, когда настанет время выбора: или — или. Знал, что Эндер может противостоять врагу, когда неоткуда ждать помощи, что он может нанести поражение врагу, грозящему ему уничтожением. Но сам Эндер этого не знал. И было необходимо открыть ему это знание.

С другой стороны, у Боба проявились совершенно явные симптомы паники перед его первым сражением, хотя во время самого боя он вел себя вполне прилично. Графф не нуждался ни в каких психологических тестах, чтобы понять — есть почва для достаточно серьезных сомнений. Единственная разница заключалась в том, что в случае Боба полковник разделял сомнения. Доказательств, что Боб сумеет нанести удар, не было.

А неуверенность в себе — качество, которого кандидаты не должны иметь. Когда сталкиваешься с врагом, который не колеблется — не может колебаться, — времени для рефлексии нет. А мальчикам предстояла встреча со смертельной опасностью в условиях, когда помощи было ждать неоткуда. Они должны были понять, что, когда любая ошибка фатальна, им необходимо действовать безошибочно. Им надлежало пройти последнее испытание и узнать, прошли они его или нет. Оба мальчика обладали такой проницательностью, что испытание не могло было быть сфабрикованным. Оно должно было быть реальным.

Подвергать их такому испытанию было со стороны Граффа действительно делом безответственным. Но он знал: еще большая безответственность — не подвергать их этому испытанию вообще. Если бы Графф спустил все это дело на тормозах, то никто не обвинил бы его, если б в условиях реальной войны Боб или Эндер «провалились». Правда, это обстоятельство вряд ли могло бы служить полковнику утешением — с учетом последствий такого провала. Как бы ни поступил полковник, если его решение окажется ошибочным, то каждый человек на Земле за эту ошибку заплатит своей жизнью. Был, конечно, один шанс, который мог привести к другому исходу: если один из детей будет убит или искалечен, то останется другой, который уже будет единственным кандидатом.

Ну а если «провалятся» оба? Остается множество способных ребят, но ни один из них не будет лучше тех, кто уже сейчас командует подразделениями флота, окончив несколько лет назад Боевую школу.