Фан? Шон прислушался.

Прислушиваться и строить догадки — единственное, что ему оставалось. Он лежал слишком далеко от края крыши, чтобы видеть и слышать происходящее. Стоит ему сдвинуться с места, крыса пискнет и убежит.

Дэни этого не заметит в отличие от Фана — если к ней и вправду подошел он.

Крыса и Шон уставились друг на друга в синеющих сумерках. Животное затаилось так близко, что Шон видел, как блоха медленно ползет по голому носу хвостатой твари, нацелившись на уголок глаза.

Крыса не обращала внимания на кусачее насекомое. Раздираемая страхом, желанием сбежать и голодом, она ждала.

Поджав губы, Шон выпустил ровную струю воздуха в сторону грызуна.

Крыса отпрянула, развернулась и молча засеменила к своему логову у конька низкой крыши.

Шон вновь принялся по дюйму подползать к краю крыши, ощупывая каждую черепицу перед собой, прежде чем коснуться ее. Он направил свою энергию внутрь, прогнал все посторонние мысли и не боялся ничего — разве что случайно выдать свое присутствие.

Еще девять дюймов, затем шесть.

Безмолвный, как сама ночь, Шон спускался по крыше, пока ее край не оказался на расстоянии дюйма от кончиков растопыренных пальцев.

Теперь он явственно различал голоса.

— Я слышала, как вы подкрадывались сюда минуту назад, — укоризненно произнесла Дэни.

— Да, мисс Уоррен.

— Я же говорила, что приду одна.

— Так и есть. Но мне было необходимо убедиться.

Шон снова передвинулся вперед. Одним глазом он видел макушку Дэни — темные густые волосы. Должно быть, она только что вернулась из археологической экспедиции: волосы выглядели так, словно недавно были подстрижены тупыми ножницами или подрезаны охотничьим ножом.

Двигаясь медленно, как меняется тень в лунном свете, Шон преодолел последний отрезок пути и наконец смог увидеть лицо Дэни. Гладкая и чистая кожа, выразительные черты. Изменчивые ореховые глаза Дэни теперь были темны, как ночь.

Шон в любое время нашел бы ее привлекательной, но сейчас ее пристальный взгляд, устремленный на выходящего из тени Фана, был просто неотразимым.

В этой женщине чувствуется неподдельная сила, понял Шон. Чертовски досадно, что она слишком наивна и своими руками роет себе яму.

Правда, она не настолько наивна, чтобы выйти на свет — по крайней мере пока.

— Не бойтесь, мисс Уоррен. Это всего лишь я, Фан.

Широкая ухмылка Фана обнажила три пожелтевших, гнилых передних зуба — свидетельство длительной привычки держать сигарету в одном и том же углу рта.

Ухмылка Фана не успокоила Дэни — скорее напомнила ей фонари из тыкв и истории о призраках и кладбищах.

Дэни удивляло, что этот азиат со щербатой улыбкой превосходно говорит по-английски. Даже трудные согласные он произносил чисто, лишь чуть растягивая.

— Я узнала вас, — произнесла Дэни. — Где шелк?

Она не пыталась скрыть нетерпение. Чем дольше она ждала на этом сравнительно открытом месте, тем сильнее рисковала выдать себя.

— Фан — человек слова, — ответил ее собеседник. Он повернулся вполоборота. Под курткой у него на спине висела металлическая трубка, привязанная кожаным ремешком. Трубка поблескивала, словно сама излучала свет, как дворец.

— Это шелк? — спросила Дэни.

— Как видите.

— Я вижу только металлическую трубку.

Фан чуть отступил, склонил голову набок и оглядел Дэни с головы до ног.

— А я не вижу денег, — возразил он.

Дэни держала кулаки в карманах пальто. При дневном свете, в окружении людей, Фан ей не понравился, но эта неприязнь к нему усилилась в сгущающихся сумерках, когда вокруг не было ни души.

— Деньги при мне, — коротко отозвалась она.

— Где?

— Рядом.

Фан посвистел в дырку между гнилыми зубами.

— Нет денег — нет шелка, — заявил он с прямотой, перенятой у иностранцев.

— Но я еще не видела шелка.

Прищуренные черные глаза Фана заметались, испытующе вглядываясь в тени и пытаясь отыскать в них посторонних свидетелей.

Налетел порыв ветра, усилившегося с приближением ночи.

Стараясь не дрожать, Дэни ждала, точно в запасе у нее была вся ночь и костер, чтобы согреться.

Фан нехотя развязал ремешок, снял со спины трубку и открыл ее. Перевернув трубку, он слегка встряхнул ее и, не дождавшись появления ткани, затряс сильнее.

— Постойте! — в ужасе воскликнула Дэни. — Осторожнее!

— Не шумите! — предостерег Фан приглушенно и торопливо.

— Если там ткань, о которой вы говорите, — тихо отозвалась Дэни, — то грубое обращение может погубить ее.

Фан хмыкнул и заглянул в трубку.

Дэни догадалась, что сам Фан никогда не видел ее содержимого.

«Ну и слава Богу, — мысленно произнесла она. — Может быть, тот, кто укладывал шелк в трубку, знал, как обращаться с древними тканями, в отличие от этого болвана».

— Можно, я сама? — спросила Дэни. Она протянула руку жестом скорее приказа, нежели просьбы.

Поколебавшись, Фан отдал ей трубку.

— Если вы испортите его, вам придется платить, — предупредил он.

Дэни бросила на него нетерпеливый взгляд.

— Если ткань выйдет из трубки уже испорченной, — заявила она, — вы не получите ни гроша.

Фан хмыкнул.

Дэни осторожно постукивала и вертела металлический цилиндр, пока его содержимое не выскользнуло ей на ладонь. Это был свиток белого шелка, в нескольких местах перевязанный лазоревыми шелковыми лентами.

Единственного взгляда на фактуру белого шелка хватило Дэни, чтобы понять: эта ткань — современного, к тому же фабричного производства.

Дэни испытала скорее удовольствие, чем раздражение. Здесь не было музейной витрины с контролируемой температурой и влажностью, поэтому слой тяжелого шелка и очень сухой холодный воздух Лхасы были лучшей защитой, какой она могла бы пожелать для хрупкой, древней материи, которую ей мельком удалось увидеть несколько дней назад.

Озябшими пальцами Дэни развязала ленту на одном конце свитка и бережно отвернула уголок защитной ткани, стараясь не дышать на то, что скрывалось под современным шелком.

Внутри свитка оказалась другая материя. Даже в полутьме Дэни разглядела сочетание натуральных шелковых нитей и нитей домашней выделки. Сам способ переплетения тоже был древним: узор образовывали только поперечные нити.

Несмотря на предполагаемый возраст ткани, лазурная краска была на редкость стойкой — она даже поблескивала в сумерках. Блеск лазури подчеркивали невероятно тонкие золотые нити, вплетенные в ткань.

Каким шедевром была когда-то эта ткань, благоговейно думала Дэни. Даже ее обрывок великолепен.

Она с силой потерла пальцы в кармане пальто, согревая их и очищая трением, а потом с легкостью вздоха провела кончиками по краю ткани.

Благодаря многолетнему опыту и развитому чувству осязания она мгновенно ощутила податливость настоящего шелка и едва уловимые особенности текстуры, созданные искусной рукой ткача из уникальных нитей.

Ткань была точно такой же, как та, которую Дэни видела разложенной на крышке сундука в задней комнате лавчонки, куда вначале позвал ее Фан. Прикосновение шелка опытные пальцы Дэни отличали безошибочно.

Она быстро закрыла древний материал, завернула его, связала свиток лентой и бережно вложила обратно в трубку. Вздохнув с облегчением, она плотно завинтила крышку — это было все, что она могла сделать, чтобы сохранить хрупкую реликвию до возвращения в Америку.

Фан молниеносно выхватил алюминиевую трубку из пальцев молодой женщины.

— Вы довольны, — произнес он.

Это было утверждение, а не вопрос, но Дэни ответила:

— Да вполне.

— Деньги, мисс Уоррен! Тогда и я буду вполне удовлетворен.

Усмешка Фана была торопливой и явно обеспокоенной.

— Минутку! — попросила Дэни.

— К чему ждать? Близится ночь.

Дэни не нуждалась в подобных напоминаниях и все-таки колебалась.

Шелк был настоящим — в этом она не сомневалась.

Но недавнее преследование двух рослых иностранцев заставило Дэни вспомнить о бдительности.