— Для некоторых, — негромко вмешалась Дэни, — секс — кровопролитное развлечение.

Шон исподволь бросил в сторону Дэни быстрый взгляд.

— Зная этих двоих, — отозвался он, — я ничему не удивлюсь.

— А в остальном, — закончил Фландерс, — они провели в номере две ночи и подкрепились тремя бутылками «столичной».

Фландерс взглянул на Шона в зеркало заднего обзора.

— Так пить способен не каждый, сынок, — добавил он. — Поверь слову знатока.

— Значит, и с вами такое было? — негромко спросил Шон.

— Само собой, — беспечно отозвался Фландерс. — В доказательство могу показать шрамы.

— Катины шрамы видны только в глазах, — вмешалась Дэни.

— И потому она ослепляет себя водкой, — подытожил Фландерс. — Еще бы!

Шон занялся биноклем, настраивая резкость. Отрегулировав видимость, он устремился взглядом вдаль.

— Не была ли Катя подозрительно встревожена вчера и сегодня? — спросил Шон.

— Не замечал, — откликнулся Гельман, — но за русскими я наблюдал издалека. А в чем дело?

— Вчера ночью мы с Дэни дали им жару — или по крайней мере попытались, — объяснил Шон. — Я надеялся на мгновенные результаты.

— Нет, я не заметил ничего такого, — покачал головой Гельман. — А вы, Билл?

— О ваших русских я понятия не имею, — заявил Фландерс, — и помочь ничем не могу, но…

Шон подождал, пока Фландерс проведет фургон между двумя грузовиками. Он вел машину с небрежностью человека, у которого куча друзей в дорожной инспекции.

— …один парень из тона «Земля и небо» сегодня должен был встретиться со мной рано утром, — продолжал Фландерс, — и так и не появился.

— Один из приближенных Тони Ли? — догадался Шон.

Фландерс кивнул.

— В этом округе он ведает торговлей марихуаной, — сообщил Фландерс, — но не прочь занять пост повыше. Рассудив, что это ему поможет, он стал снабжать меня информацией.

— А вообще он надежный человек? — спросил Шон.

— Сегодня он подвел меня первый раз. Возможно, его ударило сразу пятью молниями, о которых они вечно болтают.

— Такое бывает, — заметил Шон.

— Притом слишком часто, особенно на мексиканской границе, где я вырос.

— Там тоже есть тон? — спросила Дэни.

— Неподалеку от нас, по другую сторону границы, есть мексиканский город, в котором располагается самый крупный храм тона к югу от Сан-Франциско, — пояснил Фландерс. — По правде говоря…

— А что подсказывает вам чутье? — прервал Шон. Фландерс метнул в Шона быстрый взгляд в зеркало заднего вида.

— Чутье?

— Без него вы были бы уже давно мертвы.

— Но немногие это ценят. Большинство попадается по-глупому.

— Только не я, — заявил Шон. Фландерс улыбнулся:

— Вчера на пристани в заливе Эллиота в контейнере были обнаружены целые залежи наркотиков.

— Их обнаружили случайно или полицию кто-то навел? — допытывался Шон.

— Нет, какие уж тут случайности, — хмыкнул Фландерс. — Одному парню из отдела по борьбе с наркотиками в Сиэтле кто-то настучал о героине, спрятанном в тайнике, в контейнере, прибывшем из Бангкока.

— Ну и что в этом странного? — удивилась Дэни.

— На первый взгляд — ничего, — отозвался Фландерс. — Таможенники и полицейские распатронили контейнер, едва он коснулся причала.

— Целый контейнер героина? — воскликнула потрясенная Дэни.

— Нет, всего двадцать килограммов белого порошка. Об этом уже раструбили все газеты и шестичасовые выпуски новостей, — продолжал Фландерс. — Как же триумф в непрекращающейся международной борьбе с наркотиками!

— А что было на самом деле? — не отступал Шон..

— Выяснилось, что содержание героина в этом порошке — меньше пяти процентов, — доложил Фландерс. — В хорошо перемешанном порошке, мелком, но бесполезном, как сиськи у хряка.

— Вы правы, — кивнул Шон, — это действительно странно.

— Почему? — спросила Дэни.

— Ни один уважающий себя контрабандист не станет рисковать из-за сорока двух фунтов талька и двух фунтов героина, — с видом знатока пояснил Фландерс.

— Особенно китайский контрабандист, — подхватил Шон. — Тон ставит компетентность на второе место после преданности.

— Вот как? — изумилась Дэни.

— Значит, кто-то согласился на полные штаны неприятностей и расходов, лишь бы устроить настоящий цирк на пристани в заливе Эллиота, — заключил Фландерс.

— Как по-вашему, это дело рук Тони Ли? — спросил Шон.

— Можно сказать и так, — отозвался Фландерс. — Полицейских навел уличный торговец низшего разряда, которому, помимо всего прочего, принадлежит ресторан в Беллингеме. Это к югу от канадской границы.

— Китайский ресторан? — мгновенно отозвался Шов.

— Приз за верную догадку!

— Какой именно?

— «Шанхай инн», — ответил Фландерс.

— Это крыша для «Земли и неба», — вступил в разговор до сих пор помалкивавший Гельман. — Они владеют целой сетью китайских ресторанов. Тон развозит рис, побеги бамбука и высококачественный белый героин в одних и тех же грузовиках.

— Значит, кто-то из членов «Земли и неба» выдал своих, — задумчиво произнес Шон. — Но зачем? Может, среди них началась война?

— Ни в коем случае! Эти ребята жмутся друг к другу, как вши в шевелюре бродяги, — возразил Фландерс, качая головой. — Если они выдали собственный груз, значит, оберегали нечто гораздо более ценное.

— Шелк! — выпалила Дэни.

— Да, шелк, — согласился Шон.

— Должно быть, это не простой шелк, если из-за него подняли столько шуму, — предположил Фландерс.

— Так и есть, — подтвердила Дэни.

— Значит, шелк здесь, — заключил Шон. — Остается единственный вопрос: как «Гармония» сможет обойтись без самого важного гостя?

— Без самого важного? — переспросил Фландерс.

— Да, его здесь нет, — кивнул Шон. — Может, прибавим скорость? Времени у нас в обрез.

.Фландерс взглянул в зеркало, проверяя, не шутит ли Шон.

Тот не шутил.

Устроившись поудобнее на сиденье, Фландерс прибавил скорость. До предела.

Если бы не щелочка между передними зубами Тони Ли, его гримаса сделала бы честь чеширскому коту. Улыбка Ли сияла лукавством в резком свете фонарей, свешивающихся со старых деревянных стропил склада.

Будда тоже сиял, но иначе.

Статуя чуть больше натуральной величины была изготовлена из драгоценного тикового дерева. Ремесло резчика достигло небывалой высоты и стало искусством. Сидящий Будда обладал руками и торсом мужчины в расцвете физических сил, и это придавало статуе ауру, в которой сочеталось чувственное и возвышенное.

Но самым явным свидетельством таланта мастера была голова скульптуры. Будда хранил и безмятежное, и поразительно властное выражение, излучая сверхъестественный покой.

Ли потер рукавом блестящую руку статуи.

— Не дурно, правда? — спросил он. Касатонов кивнул.

— Он больше напоминает воина, чем бога, — с расстановкой произнес он. — Верно, Катя?

В ответ она просто пожала плечами и отвернулась. Все, что имело хоть какое-то отношение к религии, вызывало у нее неловкость.

— Эту статую изготовили в Бангкоке, — пояснил Ли. — Она станет шедевром нового великолепного храма, который буддисты строят здесь, в Сиэтле.

Катя нетерпеливо повернулась к китайцу. Уже битый час Ли тонко и умело разжигал ее любопытство, намекая на присутствие рядом шелка, но не показывая его.

— Не правда ли, поразительно, — продолжал Ли, — как религиозные символы, подобные этому, способны заставить нас почувствовать себя бренными и жалкими, даже если мы ни во что не верим?

— Можно сказать и так, — пробормотала Катя. Касатонов в упор смотрел на китайца.

— Почтительность при виде таких символов выказывают даже члены правительства и высокопоставленные чиновники, — добавил Ли.

— Ну и что это значит? — тихо осведомилась Катя. Ли слегка кивнул, наслаждаясь ее нетерпением.

— Во всем есть свой смысл, — пробормотал китаец.

— Тогда объясните его. Пожалуйста, — торопливо добавила Катя.