Ежедневно в газетах публиковались новые цифры. День за днем перед нашими глазами вырисовывалась страшная картина гибели корабля. Черный корпус, который, перед тем как затонуть, поднялся почти вертикально к небу. Силуэты людей на корме, до последнего цепляющихся за поручни, чтобы не свалиться в воду. Спасательные шлюпки вокруг судна переполнены людьми. Не говоря уж о всех тех, что плавали вокруг в ледяной воде, живые или мертвые – неизвестно. Среди волн то и дело появлялись головы, руки возносились к небу. Прощались ли они с жизнью? Или надеялись, что их затащат в шлюпки?

Надя не верила, что когда-нибудь снова сможет радоваться. Раньше она не знала, что на свете могут происходить такие ужасные вещи. Она не хотела верить тем жестоким фактам, о которых ей приходилось слышать. Например, что пассажиров третьего класса заперли и выпустили на палубу лишь после того, как спасательные шлюпки покинули судно.

Но ведь почти все дети находились именно там, в каютах третьего класса!

А если кто-либо из пассажиров пытался вырваться, его удерживали силой. И люди даже не возмутились. Они все приняли как должное. Само собой разумеется: того, кто заплатил больше и ехал в первом классе, нужно спасать в первую очередь. Они и не мечтали о другом, они знали свое место.

Надя до последнего надеялась, что это неправда, что это только отрывок из романа, какие любит читать Свея.

И вот она видела, как мы сидим и разглядываем картинку, день за днем повторяющуюся в газетах, – гравюру, вырезанную по рисунку, который сделал один из спасшихся, сидя в шлюпке. Она слышала, как мы читаем подписи к иллюстрации. Вчера тонущий корабль сравнивался с черным перстом, указующим в небо. Сегодня – с уткой, нырнувшей и высунувшей из воды хвост.

Надя слушала и недоумевала. Сможет ли она когда-нибудь без грусти смотреть на уток у речки?

Черный перст… Что это – перст Божий?

Все случившееся с «Титаником» полностью противоречило тому, чему ее учили, и во что она верила. Если хорошо себя вести, почитать родителей, молиться Богу и помогать бедным, ничего плохого не случится и случиться не может. Мир полон добра и счастья. Господь всегда готов протянуть человеку спасительную руку.

И вот оказывается, что это не так.

«Титаник», самый большой корабль в мире, вмещавший тысячи человек, был готов к любым испытаниям, к любым штормам. Он просто не мог затонуть – так все говорили. И все же это случилось.

Без двадцати двенадцать в ночь на пятнадцатое апреля он столкнулся с айсбергом. Без двадцати два корабля уже не стало. Час-другой – и все кончено. Немыслимо. Но факт.

Надя слышала, как мы читали, что до последней секунды на палубе играла музыка. Там оставались сотни людей, и, по словам очевидцев, перед концом они запели псалом «Ближе, Господь, к тебе», все подпевали или читали «Отче наш». К ночному небу возносились пение и молитвы, пока все не исчезло в водовороте падающих людей и обломков. На корме кто-то еще цеплялся за поручни. Но вот свет на борту погас, снова вспыхнул на несколько коротких мгновений и погас навсегда.

Над водой стояли неутихающие вопли, «Титаника» больше не было видно.

Когда вода сомкнулась над флагштоком на корме, раздался лишь едва слышный всплеск.

Через двадцать минут крики стихли, и над водой воцарилась почти неземная тишина. Словно «Титаника» никогда не существовало. Кошмарная реальность уже начала казаться нереальной. Как будто все было страшным сном.

Приблизительно так описывали нам гибель «Титаника», и не одна Надя думала, что никогда больше не сможет радоваться.

Если с «Титаником» произошла такая ужасная трагедия, что еще может случиться? Наступит конец света? Ведь эволюция жизни на Земле вряд ли так близка к завершению, как мы это себе представляем.

А еще все говорили о войне.

До сих пор мой мир, мир Нади ограничивался нашей семьей. Нашим домом. Нашим городом. Нашей страной с нашим королем. И нашим Богом.

И вот появился «Титаник», как грозное предзнаменование, как призрак большого мира, и каждую секунду над этим миром нависает угроза гибели.

Ничего уже не могло быть по-старому.

Очевидно, мир – это не только маленький клочок земли, на котором мы живем, мир – это нечто большее. И, возможно, предназначенное не только для нас… Нет, никогда уже мы не сможем чувствовать себя в полной безопасности.

Не знаю, что это вдруг нашло на Каролину. Если раньше в общении со Свеей она была мягкой и уступчивой, то теперь вдруг начала атаковать ее вопросами.

Гибель «Титаника» предоставила ей аргументы.

Ну, как это Свея говорила? За что она все время ратовала? Что нужно знать свое место в жизни? И она по-прежнему считает это справедливым?

Да, разумеется, Свея по-прежнему так считает. С чего это ей менять свое мнение?

Но на «Титанике» было спасено больше мужчин из первого класса, чем детей из третьего. Что Свея думает об этом? Это правильно?

В такие подробности Свея вдаваться не хотела. Во-первых, еще неизвестно, правда ли это: в газетах столько всего понапишут… Есть люди – нарочно насочиняют всякого, только бы заварить кашу.

Но Каролина не сдавалась.

Если бы, несмотря ни на что, все это правда и маленький Эдвин вдруг оказался бы на борту? Как бы тогда рассуждала Свея?

Тучи начали сгущаться. Что за глупый вопрос! Разумеется, нужно было бы немедленно его спасти.

Разумеется? Нет, в том-то и дело, что нет. И если раньше кто-то не понимал, то теперь-то всем ясно, что жизнь человека зависит от того, какой у него билет – первого класса или третьего. «Неплохо бы взять это на заметку, Свея!» Каролина была одержима жаждой битвы. Ей казалось, она увидела и поняла что-то важное для всего человечества, на что никто не имел права закрывать глаза. В том числе и Свея.

Но Свея воспринимала подобные разговоры как новую попытку Каролины насолить ей. Она отбивалась как могла, но в конце концов выходила из себя, жаждала мести и жаловалась Ульсен.

Ульсен всегда с готовностью врачевала ее раны. У нее, с утра до ночи сидевшей в одиночестве за шитьем, было время подумать. И сравнить факты. И собрать их воедино. Да, Ульсен ворон не считала. Глаза у нее были на месте. Свее она, несомненно, принесла большую пользу. Взяв обещание молчать, портниха поведала ей немаловажные сведения.

В один прекрасный день Ульсен уехала, а Свея осталась, и ее просто распирало от всего, что она узнала. Обещание, данное Ульсен, не позволяло ей сказать ни слова. Но что-то она должна была предпринять. За неимением лучшего она затеяла мытье окон во всем доме. Каролине достался второй этаж. Сама же Свея взялась за первый.

В воздухе стояла весна. «Плохо, когда весенним лучам солнца приходится пробиваться сквозь пыльные окна», – сказала Свея маме. Она знала, что мама ценит подобные инициативы.

Вообще-то мама не очень любила убирать в доме и всегда стыдилась, что другим приходится выполнять ее обязанности. Но она искупала свою леность, позволяя Свее во время работы болтать без умолку. Таким образом, у Свеи появилась прекрасная возможность поговорить с мамой, сидящей у секретера и помогающей мне писать ноты.

Свея состроила самую кроткую мину, на которую только была способна, и принялась хвалить Ульсен. Мама благосклонно слушала. «Что за превосходная женщина эта Ульсен! Дельная и работящая. Вы со мной согласны, хозяйка?» Да, конечно, мама согласна.

Какая удача, что в этот раз ей у нас понравилось. Поначалу Свея немного волновалась, но все ведь обошлось. И уж Свея – то постаралась, как могла, чтобы все было в порядке. Мама, которая поняла, куда Свея клонит, отвечала односложно. У нее не было желания обсуждать Каролину. А ведь именно ее Свея имела в виду, кого же еще?

– Как хорошо, что уже весна, – сказала мама. Свея издала легкий вздох и с яростью набросилась на оконную раму.

– Ну как, Свея, вам не тяжело?

– Нет, что вы, совсем нет…

– Вы, наверное, скучаете по Эдвину, Свея?.. Будем надеяться, что на солнышке ему станет лучше.