– Вам хоть известно, стажер, чье захоронение вы осквернили? – Теперь ее палец нацелился Ричарду под пятое ребро.

– Разумеется, мэм… Там же было написано…

– Рада, что вы преуспели в грамоте, – Эдна Хелли поджала губы, снова сделавшись похожей на тетку Флоренс. – Так вот, вы развлекались на могиле Джека Кэбота, астронавта НАСА, который первым совершил посадку на Ганимед.

– Мне помнится, он там и остался, – пробормотал Ричард. – Прах не нашли, корабль – тоже, и в могиле захоронена только фотография. Так что мы не устраивали половецких плясок над его костями. Леди Дот нахмурилась.

– А! Значит, вам было известно, что погребение – символическое? Потому вы его и выбрали?

– Так точно, мэм!

Это было чистым враньем. На самом деле одну из монреальских подружек Алины звали Фелисией Кэбот, и она утверждала, что незадачливый покоритель Ганимеда ее предок. Впрочем, могла попасться и другая могила… Но Саймону казалось, что ни один из тысяч космических первопроходцев, захороненных в Аддингтоне, не возражал бы, если б три прелестные девушки станцевали над ним канкан. Им это было б приятней, чем торжественно-мрачные церемонии с возложением венков и долгими речами. К несчастью, мнением Ричарда Саймона, как и самих покойников, никто не интересовался.

– Символическое погребение… – протянула Леди Дот, и лицо ее не то чтоб смягчилось, но стало слегка задумчивым. Зрачки уже не казались жерлами гаубиц или буравчиками, но были теперь похожи на шляпки гвоздей, а в уголках рта обозначились крохотные морщинки. – Символическое погребение… В рапорте об этом не сказано… Что ж, я готова признать, что тут имеются кое-какие смягчающие обстоятельства… Явного святотатства не случилось… – Ее взгляд обрел прежнюю остроту, насквозь пронизав Ричарда. – Возможно, агент-стажер, я не отчислю вас. Возможно… Это будет зависеть от результатов нашей дальнейшей беседы.

Ричард выслушал это не дрогнув лицом, но в глубине души преисполнился сомнений. Казалось невероятным, чтоб Леди Дот чего-то не знала! А если знала, то почему смягчающие обстоятельства всплыли сейчас, а не в миг расправы с Друадом и Тирасисом? И почему с ним, Диком Саймоном, вообще толкуют, а не вышвыривают вон с крысиной челюстью на шее? Выходит, он как-то выделен… и, быть может, удостоится пощады… Но почему, почему? Конечно, Тирасис и Друад были сильно под хмельком, а он – трезв, как Четыре прохладных потока… Или тут другая причина?

Так и не разобравшись с этой загадкой, Ричард Саймон мрачно уставился на носки своих форменных башмаков.

Тем временем Леди Дот повернулась к клавиатуре, и крышка стола вдруг вспыхнула голубоватым матовым свечением. Прекратив созерцать башмаки и вытянув шею, Ричард увидел, как на экране разворачивается его досье – дюжина фотографий в различных позах, отпечатки пальцев и ретины, файл психофизиологических характеристик и еще какие-то данные – цифры, схемы, кодированные обозначения и слова, слова, слова… Во имя Четырех звезд, он никогда не думал – даже не мог представить, – что о нем собрано столько информации! За неполных девятнадцать лет!

Леди Дот, не выключая экрана, откинулась в кресле и обозрела Ричарда с головы до ног.

– Вы не пьете. Почему?

Это был сложный вопрос, мучавший Саймона в течение всех проведенных в Грин Ривер месяцев. Вокруг все пили, можно даже сказать, упивались, а он предпочитал спиртному молоко, кофе и чай. В Соединенных Штатах, на щедрой разгульной Колумбии, это воспринималось как глупое чудачество, но он не мог себя переломить. Тайят не потребляли алкоголя, отец тоже следовал их примеру, а учебный компьютер “Демокрит” мог преподать лишь элементарные уроки по части ректификации спирта – само собой, в курсе химии. Разумеется, Ричард знал, что этот спирт, разлитый в бутылки с цветными наклейками, называют водкой и джином, бренди и коньяком, ромом и виски, а в некоторых случаях – вином; но лишь здесь, в Грин Ривер, ему предстояло постичь всю глубину и смысл сего элемента человеческой культуры. После двух-трех неудачных опытов он решил к нему не приобщаться, разработав подходящую легенду.

Ее он и выложил Леди Дот.

– Я не пью по религиозным соображениям, мэм. Я, видите ли, мормон.

В горле Эдны Хелли что-то булькнуло, словно она подавила смешок.

– Мо-о-рмон! Вот как! – Она коснулась какой-то строки в досье, тут же вспыхнувшей алым. – По мужской линии вы действительно происходите из Мормонской семьи, из Юты – не из нынешней Юты, а той, оставшейся на Земле… Но по женской – вы из православных русских, а они пьют все, кроме ослиной мочи.

– Так ведь по женской, а не по мужской! – отозвался Саймон. – Женщины не пьют, мэм… я хотел сказать – много не пьют, даже у русских. А я вдобавок уродился в отца.

– В отца? Вы так полагаете? – Леди Дот сделала паузу и вдруг задумчиво протянула:

– Значит, в отца… С вашим отцом я встречалась… встречалась, агент-стажер…

Ричард невольно насторожился. Он был готов прозакладывать оба уха и все десять пальцев, что в сверливших его глазах промелькнули тени неких ностальгических воспоминаний. Это было потрясающим открытием; он и представить не мог, что непробиваемая Леди Дот знакома с его отцом.

– Ваш отец не питал и не питает склонности к религии, – сообщила ему тем временем Эдна Хелли. – Он такой же мормон, как я – папа римский или святая великомученица Елизавета. И вы не мормон. Вы пьете кофе! И чай! Горячий чай! К тому же вас вырастил человек… м-мм… точнее, человекообразное существо, лишенное всех и всяческих религиозных понятий! – Она погрозила Ричарду пальцем и добавила тоном ниже:

– Не пытайтесь заморочить меня, стажер. Ложь – великое искусство, которым вам придется овладеть – в свое время и под руководством опытных наставников. А сейчас запомните, что агент Центрального Разведуправления должен научиться пить – что угодно, с кем угодно и где угодно. Хоть. в церкви, хоть на кладбище! Пить, не пьянеть и не встревать в глупые истории. Это тоже искусство, мой дорогой, и пусть Уокер вас научит. Кстати, я накладываю на него взыскание… – Длинные сухие пальцы Леди Дот пробежали по клавиатуре. – На него и, разумеется, на вас…

Ричард щелкнул каблуками и незаметно перевел дух. Крысиные клыки, позорное изгнание миновали его, и теперь он был готов принять любую кару. Положим, накачаться до бровей и сплясать канкан на стойке “Катафалка”… Или пройтись по всем учебным лабиринтам, где рвутся капсулы с “хохотуном” и с “поцелуем Афродиты”, от коих сперва веселишься, а после плачешь да блюешь желчью и кровью… Или вскрыть компьютерный сейф-калейдоскоп, от чего происходит верчение в голове и дрожь в коленках, а перед глазами все двоится и троится, будто приложили тебя по затылку топором, чтоб без помех отрезать палец… Все эти пытки он вынес бы с честью, так как, овладевая приемами Смятого Листа, Звенящих Вод и прочих кланов, подвергался столь же тяжелым и унизительным испытаниям. Но Леди Дот – не Наставник Чочинга, мелькнуло у Ричарда в голове; она – человек цивилизованный, а значит, способна придумать пакости еще похлеще.

Ожидая вынесения приговора, он размышлял о ее прозвище – конечно, неофициальном, не являвшемся служебным псевдонимом и не занесенном ни в какие файлы. Собственно, означало оно “точка” и считалось как бы косвенным свидетельством того, что Эдна Хелли умела расставлять точки над всеми “i” и не промахиваться по мишеням. Но Ричард Саймон, владевший тремя языками, воспринимал это прозвище во всем его многообразии, с удивлением отмечая, что оно годится повсюду и везде – как хорошо разношенный башмак, который можно натянуть и на левую, и на правую ногу. Леди Точка – на английском, а по-русски – дот, блиндаж или капонир, оснащенный парой пушечных стволов… На тайятском же “доот”, произнесенное с легким придыханием, означало “серый”, а этот оттенок был у Эдны Хелли излюбленным: серые глаза, серые волосы, серый форменный мундир и серая шляпка-шлем, положенная женскому персоналу Службы. Шляпка, кстати, тоже напоминала бетонный колпак дота, в чем Ричард усматривал чуть ли не перст судьбы. Со всех точек зрения Леди Дот была не просто точкой, а точкой Долговременной, Огненосной и весьма Труднодоступной.