— Фло! — отчаянно крикнул Алекс Батлер и бросился назад, к тому месту, где только что, буквально полминуты назад, стояла милая белокурая женщина с красивыми глазами цвета бирюзы, женщина, оставившая дома маленькую дочку и пустившаяся в путь по космической дороге из звездного кирпича, за миллионы километров, к Городу на Берегу Красного Гора.

Длинноногий пилот обогнал его и как вкопанный застыл у стены, будто слышный только ему одному голос приказал: «Замри!»

У стены, поглотившей Флоренс.

Именно поглотившей — астронавты стояли перед прозрачным прямоугольником, в который превратилась часть стены — словно перед стеклянной дверью, за которой расширившимися от ужаса глазами смотрела на них Флоренс. Оранжевое — на темном... Смотрела — но не видела их. Она застыла, вытянувшись в струнку, руки ее были притиснуты к бокам, погасший фонарь впечатался в ткань комбинезона. Лицо Флоренс было искажено гримасой боли, и создавалось впечатление, что какие-то невидимые тиски сжимают ее тело со всех сторон.

Нет, вовсе не стеклянная дверь была перед ними, а прозрачная стенка саркофага, предназначенного отнюдь не для живых, а для мертвых.

Флоренс, видимо, кричала, застыв в неестественной сдавленной позе, но в туннель не доносилось ни звука.

Пилот ударил по стене кулаком, но там был материал явно попрочнее стекла.

— Фло! — Ареолог выхватил пистолет и выстрелил, целясь выше ее головы. Грохот раскатился по туннелю, пуля с визгом отскочила от прозрачной преграды, просвистела мимо уха Алекса Батлера и щелкнула в противоположную стену.

Ареолог запоздало отшатнулся в сторону, прозрачный прямоугольник потускнел, но, прежде чем он вновь превратился в обычную стену, астронавты успели заметить, что Флоренс быстро отдаляется от них, не меняя позы, — словно ее потянули на веревке, как таскали в старину за конями трупы поверженных врагов.

— Господи, что же это такое?.. — тяжело дыша, выдавил из себя Свен Торнссон, поворачиваясь к ареологу.

Алекс Батлер не сводил взгляда с серой гладкой поверхности, за которой исчезла Флоренс, — и вдруг что-то сильно толкнуло его в спину. Он, не выпуская пистолета, машинально выставил перед собой руки, пытаясь смягчить удар о стену, но вместо твердой поверхности встретил совсем другое — и начал погружаться во что-то, похожее на густой податливый сироп, на болотную топь, засасывающую его тело.

— Держись! — Пилот, проявив молниеносную реакцию, вцепился сзади в пояс Батлера, не давая ареологу сгинуть в обманке-стене.

Алекс не успел ничего сообразить — последовал новый мощный толчок, Торнссона бросило на него, И они оба рухнули в темноту.

Еще через несколько мгновений ошеломленный ареолог понял, что уже никуда не летит, а то ли стоит, то ли висит в кромешной мгле, и кости его трещат, и трудно дышать... Те же невидимые тиски, что терзали Флоренс, принялись за него — и он чувствовал, что глаза его вот-вот выскочат из глазниц, как у кролика, которого ударили палкой по затылку, о ушах шумело все сильнее и сильнее, невидимка «се крепче и крепче сжимал свои железные объятия — и Алекс Батлер, задыхаясь, беззвучно разевая рот» не в состоянии пошевелиться, с внезапной предельной ясностью понял, что сейчас умрет...

— Пропади оно пропадом, это проклятое золото! — в сердцах сказал Леопольд Каталински и, допив сок, швырнул на пол пустую упаковку.

Выразив таким образом свое отношение к закончившейся четверть часа назад разгрузке «консервной банки», вернувшейся на борт корабля-матки, — а может быть, и не только к разгрузке, — он обессиленно развалился в кресле и закрыл глаза. Вид у него был неважный, и если бы не биостимуляторы, инженер вряд ли бы продержался так долго и сделал то, что он сделал: заполнил модуль контейнерами, взлетел с Марса и довел «консервную банку» до «Арго», а затем вместе с командиром выгружал золотую добычу.

Эдвард Маклайн никак не отреагировал на эту вспышку раздражения своего подчиненного и партера по экипажу. Единственного оставшегося партера... Командир так и не притронулся к еде. Он сидел за столом напротив инженера, тяжелым взглядом впившись в переборку, и, стиснув зубы, ждал, когда же придет ответ из ЦУПа. Окончательный ответ.

Впрочем, каким бы ни был этот ответ, Эдвард Мак-Лайн уже принял решение.

В отсеке царила тишина. Как в склепе. Леопольд Каталински попытался приоткрыть глаза, но веки были тяжелыми, как каменные платы не слушались его. Он устал не только и не столько физически, сколько морально — от душевных метаний от осознания того ужасного факта, что трое его колллег, скорее всего, никогда уже не вернутся под ласковые земные небеса...

Несколько часов назад там, на марсианской равнине, он продолжал прилежно загружать контейнеры, заставляя себя думать только об этом, отгоняя тревожные мысли, а никто из коллег так и не выходил на связь. Вслед за Алексом Батлером и Флоренс пропал Свен... Не так уж долго оставалось до вечера — и он просто не знал, что ему делать. Наплевать на инструкцию, наплевать на задание, бросить все и бежать на помощь? И тоже угодить в какую-нибудь ловушку? Тоже пропасть? Разве могли отказать рации у всех троих? Ему не хотелось верить в то, что случилось непоправимое, но и сидеть за приборной панелью экскаватора, словно ничего не произошло, он тоже не мог. Какая тут работа, когда пропали трое... сразу трое! Что, ну что делать?... Конечно, гораздо проще и легче, когда за тебя принимает решение кто-то другой... Командир — на то он и командир, ему, в конце концов, именно за это и платят, и наверняка побольше, чем ему, инженеру Леопольду Каталински... Но и с «Арго» нет связи!

Не в силах больше терпеть эти внутренние метания, в клочки рвущие душу, Леопольд Каталински все-таки заглушил двигатель экскаватора и выбрался из котлована. Стоя на кизеритовом отвале, он оглядел зловеще тихую равнину. Никого не было на пустынном пространстве, одинокой точкой темнел вдали, У горизонта, брошенный марсоход, и от застывших чужих громадин тянулись черные тени. Подвив в себе желание немедленно, со всех ног бросься туда, к той дыре, где исчезли его коллеги — которая поглотила всех его коллег! — инженер поспешил к модулю, мысленно умоляя Всевышнего отвлечься от других дел и наладить радиосвязь.

И Всевышний внял его мольбам — видимо, с Марса до Него было ближе, чем с Земли. Незримый купол, объявший Сидонию, дал трещину — и командир с инженером услышали друг друга.

Только никакой радости Эдварду Маклайну это общение не принесло. Он был реалистом и всегда исходил из самого худшего, потому что в реальной жизни, в отличие от псевдобытия голливудских поделок, зачастую брал верх наисквернейший вариант.

Выслушав сообщение Леопольда Каталински, Эдвард Маклайн железной рукой загнал все эмоции в прочную клетку и категорически запретил инженеру предпринимать поиски пропавших. Каталински должен был в самом спешном темпе закончить погрузку контейнеров с золотом и доставить модуль в грузовое «корыто» корабля-матки. Потом Эдвард Маклайн намеревался, в авральном порядке разгрузив модуль, вновь погнать его на Марс и попытаться отыскать пропавших. Он готов был даже оставить инженера на борту «Арго» и самому, в одиночку, приняться за поиски.

Эдвард Маклайн прекрасно понимал, что это не самый лучший вариант. Оптимальным в сложившейся ситуации было бы следующее (именно так, думал он, и Решат, скорее всего, специалисты Центра): он, командир экипажа, остается дежурить на орбите, а Леопольд Каталински возвращается на Марс и продолжает погрузочные работы. И занимается только этим, не предпринимая никаких вылазок за пределы лагеря, поскольку шансов на то, что Алекс Батлер, Флорецс Рок и Свен Торнссон живы, практически нет. Марсианский Сфинкс мог таить в своих недрах бесчисленные ловушки, обнаружить которые можно, только угодив в них. А выбраться из этих ловушек — нельзя. Эдвард Маклайн предвидел такой ответ, более то-го, он знал, что это будет единственно правильный в данном случае ответ, — но собирался поступить по-своему. Он никогда не простил бы себе, если бы продолжал нести вахту на марсианской орбите, а инженер возился с золотом, а потом они вместе вернулись на Землю, не предприняв ничего для спасения остальных. Алекса Батлера. Свена Торнссона. Флоренс Рок. Флоренс.