Доставка хотя бы части этого золота на Землю не только окупила бы все расходы, связанные с подготовкой и проведением не то что одной, а десятка марсианских экспедиций, но и принесла бы умопомрачительную прибыль. Как государству, так и частным компаниям-подрядчикам.

Вот почему вся работа по подготовке такой экспедиции не заняла и полутора десятка лет — совсем немного, если учитывать сложность задач, которые нужно было решить.

Золото. Золото... Столько золота, сколько не смогли бы вместить и десятки фортов Нокс. Вот, оказывается, где нужно было искать заветную страну Эльдорадо — не в земной сельве, а за миллионы километров от Земли, на марсианской равнине Сидония...

Космический корабль «Арго» направлялся за истинным золотым руном.

...Тихо было в отсеке, и Эдвард Маклайн, отдыхая в кресле, кажется, все-таки незаметно задремал, потому что ему привиделся вдруг «Марсианский Сфинкс» — величественное сооружение на снимке, сделанном фотоаппаратурой привязного зонда, спущенного с борта «Обзервера». Каменное лицо усмехалось, и усмешка эта казалась почему-то зловещей...

Корабль новых аргонавтов был уже совсем недалеко от желанного берега — Марса.

В полумраке кабины посадочного модуля рыжим пятном выделялся экран внешнего обзора. Свен Торнссон окрестил модуль «летающей консервной банкой», и эта «банка» была битком набита «сардинами» — одинаковыми серыми контейнерами. В контейнерах пока было пусто. Отстыковавшись от оставшегося на орбите «Арго» с командиром Маклайном, модуль, ведомый Свеном Торнссоном, совершил запланированный маневр и нырнул в реденькую атмосферу Марса в нужное время и в нужном месте, чтобы с минимальным расходом топлива кратчайшим путем выйти к расчетному месту посадки в области Сидония.

Процедура расставания получилась короткой и без сантиментов: командир по очереди пожал руку и похлопал по плечу Алекса Батлера, Свена Торнссона и Леопольда Каталински, и лишь ладонь Флоренс Рок задержалась в его руке немного дольше. «Береги себя... и да поможет вам Бог», — тихо сказал командир Маклайн и перекрестил Флоренс.

Рыжее пятно экрана светилось над головой Свена Торнссона, сидевшего у панели управления. Остальные трое участников Первой марсианской экспедиции, пристегнувшись ремнями, как в самолете, располагались в креслах, составленных в один ряд в тесном пространстве кабины. Проектировщики «летающей консервной банки» успешно справились с задачей создания спускаемого аппарата, отвечающего трем главным условиям: максимальная компактность всего находящегося вне грузового отсека; максимальная же, в пределах данного объема, вместимость этого отсека (по сути, модуль и был летающим грузовым отсеком с довеском кабины управления, «нанохозяйства» Флоренс Рок и двигательной системы); предельная простота в управлении. В случае необходимости любой из участников экспедиции мог вывести модуль на орбиту и добраться до «Арго».

Экран был рыжим, потому что внизу расстилалась покрытая пылью пустынная, сухая, ржаво-красная равнина, усеянная дюнами, невысокими зубчатыми скалами и каменными глыбами — свидетелями давних тысячелетий. Модуль по диагонали снижался над Си-донией, расставаясь с небом, где сиротливо пристроилось маленькое, в полтора раза меньше земного, тускло-желтое солнце — бледное подобие того светила, что так привычно освещает и согревает мир людей. Марсианское солнце — далекое и какое-то отчужденное, отстраненное — висело, окутанное легкой дымкой, в розовом, как ломоть семги, небе с едва заметными разводами облаков из кристалликов льда и не в силах было согреть этот неласковый мир — там, внизу, на ржавой равнине, свирепствовал сорокаградусный мороз.

И вот уже заняли весь обзорный экран таинственные объекты Сидонии: модуль снижался над «Сфинксом»; сбоку, справа, вздымались сооружения «Города»; дальше, за ними, застыла под солнцем «Пирамида Д и М»; слева от нее гигантским пузырем, словно выдавленным из-под поверхности каким-то давным-давно вымершим марсианским чудовищем, вздулся загадочный «Купол».

И впервые над изъеденными временем марсианскими пространствами прозвучал человеческий голос. Это был голос инженера Леопольда Каталински.

— Поразительно! — сказал инженер. — Он чертовски похож на маску! Я когда-то видел такую же маску... кажется, в Бостоне... да, в Бостоне, на шествии в Хэллоуин. Точно, видел! Вот чудеса! — Он повернулся к сидящему рядом ареологу: — Согласен, Алекс? Видел такие маски?

Ареолог не ответил. Он впился глазами в изображение и, казалось,' готов был вскочить с кресла и устремиться к экрану — если бы не ремни. Флоренс тоже не отрываясь глядела на проплывающую под модулем громаду, и только Свен Торнссон, не поднимая головы, ловко манипулировал клавишами управления, словно виртуозно играл на пианино.

Гигантский монолит, более темный, чем окружающая его равнина, был, несомненно, создан когда-то природой — и столь же несомненно было то, что этот каменный массив подвергся обработке инструментами, изготовленными разумными существами. Никакие ветры, дуй они с разных сторон хоть и десять тысяч лет подряд, никакие дожди и волны, никакие перепады температур не смогли бы сотворить из одинокой горы то, что предстало взорам землян: вырезанная из камня улыбающаяся маска с четкими очертаниями, с глазницами, заполненными чем-то белесым — то ли лед это был, как в кратере сфотографированного станцией «Марс Экспресс» вулкана на Северной равнине, то ли туман, отчего лицо — вполне человеческое лицо! — имело странную схожесть с земными античными статуями, вызывающими неприятное чувство своими слепыми глазами. Изображение Сфинкса на экране разительно отличалось от многочисленных фотографий, сделанных с борта космических станций, оно словно беззвучно твердило, отбрасывая все сомнения скептиков: надо мной поработал разум моей планеты...

Алекс Батлер не сводил глаз с экрана и вдруг, в какое-то мгновение, испытал очень странное ощущение. Словно все окружающее неуловимо дрогнуло и чуть изменилось, проявившись в каком-то ином ракурсе. Модуль, казалось, пересек какую-то невидимую черту, какую-то границу, отделяющую этот участок от других, и оказался в пространстве с несколько иными свойствами...

Необычное ощущение почти сразу же исчезло. Ареолог, чуть подавшись вперед, повернул голову к нанотехнологу и инженеру, — Флоренс, морщась, давила пальцем на ухо, а Каталински часто дышал, приоткрыв рот. Торнссон, сидя к ним спиной, продолжал самозабвенно исполнять посадочную симфонию на клавишах панели управления.

«Почудилось? — подумал ареолог. — Или...»

Он не знал, можно ли доверять собственным ощущениям.

Улыбающийся какой-то странной улыбкой колосс со слезой под правым глазом (смех сквозь слезы? или это просто болезненная гримаса?) отодвинулся в угол экрана. Все ближе, словно поднимаясь из глубин, подступала к модулю ржавая равнина — и Свен Торнссон, на миг полуобернувшись к завороженным только что открывшейся картиной коллегам, отрывисто предупредил:

— Держитесь. Врубаю тормозные.

Модуль содрогнулся от импульса запущенных тормозных двигателей, завис над марсианской поверхностью между Сфинксом и Куполом и медленно, словно приседая на все укорачивающихся и укорачивающихся огненных струях, рвущихся из дюз, осел на россыпь мелких камней, окутанный тучей взметнувшейся вверх бурой пыли. Первая марсианская финишировала.

Некоторое время все сидели молча, возможно, думая каждый о своем. Все-таки, наверное, это очень здорово — ощущать себя первым, знать, что ты первый... Впрочем, Торнссон, похоже, пока еще не прочувствовал всю уникальность момента — он тщательно проверял по индикаторам работоспособность всех систем «консервной банки». А Флоренс и Леопольд Каталински после некоторого послепосадочного оцепенения, не сговариваясь, обратили взоры на руководителя группы Алекса Батлера.

Батлер, словно только что очнувшись, тряхнул головой, расстегнул ремни безопасности, но подниматься из кресла не стал. Как-то отстраненно глядя на экран, показывающий одну только непроницаемую ржавую пелену, он произнес: