— В ту пятницу он впервые сделал это в туалете, — рассказывала мама. — Потом он сделал в субботу и воскресенье. В понедельник у него вообще не было стула. А во вторник он опять сделал это в туалете. Я просто подумала, что раз уж такой успех, то, если не продолжать лечение, это может превратиться в обыденность.

— Правильная мысль, — согласился терапевт.

— С тех пор он ходит в туалет.

— Причем регулярно, — добавил папа.

— Последние два раза, — докладывала мама, — он сам попросился, мы даже не спрашивали его. Спросил, не положим ли мы для него сидение на унитаз. Так было последние два раза.

— Он не пачкал штаны две недели? — переспросил терапевт.

— Ни разу, — подтвердила мама.

— Это замечательно! — поздравил их терапевт.

— 'Как будто ему надо было раз попробовать, что это такое, — засмеялась мама. — Мне уже давно казалось, что сделай он хоть раз, все изменится. Действительно, как только он сделал это в туалете, все встало на свои места.

— Несколько внезапная перемена, — заметил терапевт и спросил, что, по их мнению, могло быть причиной.

— Мы на него немного надавили, — начал рассказывать папа. — В четверг я провел с ним в туалете около получаса, пытаясь убедить его сделать. У него уже образовался запор. Он не ходил в туалет больше недели, и мы стали волноваться за его здоровье. Одним словом, мы дошли до точки и были готовы что-нибудь применить, чтобы прочистить ему кишечник. И я сказал, что сейчас принесу клизму.

Мальчик, игравший в это время в углу, внезапно вставил: «Сейчас я какаю в туалете».

— Да, молодец, — похвалил папа и вновь обратился к терапевту. — Угрожал клизмой я еще в четверг. Я посадил его на горшок снова в пятницу, перед тем, как мы должны были идти к вам, но уже держал клизму наготове. В этот момент, мне кажется, он взвешивал оба варианта — сходить, но сделать себе больно, или получить клизму. Думаю, он решил рискнуть сделать себе больно. А сделав, воспрял духом, и снова сходил на следующий вечер. А потом три вечера подряд.

— Замечательно, — порадовался терапевт. — У меня остался единственный вопрос, так как все произошло слишком внезапно и стремительно. Возможно будет рецидив, потому что все случилось так быстро?

— Может быть, — не стал возражать папа, — но я уверен, что он этого не делал из страха причинить себе боль. Я помню, как у него вышла огромная штука, когда он лежал в кровати, и как он кричал от боли. Мне кажется, это у него застряло в памяти. Но один раз сделав безболезненно, он как будто перестал бояться этого. Кажется, ему даже нравится делать это каждый день. Он сейчас даже сам нам говорит, когда хочет сходить.

— Вы чувствуете, что относитесь к нему сейчас как к нормальному ребенку? Вам не требуется возвращаться к тому состоянию, в котором он ранее находился?

Мама рассмеялась, а папа добавил:

— Ну, я вам кое-что скажу. В последние две недели многое из связанного с его проблемой изменилось. Он лучше ест. За ужином более расслабленная обстановка. Я прихожу с работы, а моя жена более расслабленная. Меньше напряжения между ней и Тим-ми. И мы можем поговорить о другом, когда я прихожу домой.

— Итак, многое изменилось, — подвел итог терапевт.

— Да. Мы чувствуем, как спало напряжение.

— У меня точно, — заверила мама.

— Я в ней это вижу: она не волнуется, и поэтому меньше ругается.

— Вы думаете, что рецидив вам не потребуется. -Да.

— Верно.

— Это прошло, — добавила мама, — и теперь мы свободны делать то, что нам хочется.

— Хорошо, — сказал терапевт, меняя тему и тем самым ставя точку в деле о мальчике. — Какие-нибудь другие проблемы вам бы хотелось обсудить?

— Нет, ничего в голову не приходит, — признался папа. — Но мы до сих пор не поняли, почему Тимми боялся. Как вы думаете, что там у него внутри привело к этому страху?

— Сейчас он нормальный мальчик, — ответил терапевт, — и я не думаю, что нормальности требуется объяснение. Думаю, мы можем переключиться на другие вопросы. Мне хочется знать, есть ли у вас другие семейные или супружеские проблемы.

— Нет, не думаю, — заявила жена. — Мне кажется, у нас чудесный брак.

— Мне тоже так кажется, — согласился муж.

Они поговорили о разных сторонах своей жизни, но ни одна проблема так и не оформилась. Через две недели семья пришла на повторное интервью. Мальчик к проблеме не возвращался. Родители рассказали, что стали пользоваться услугами приходящих нянь и могут теперь съездить куда-нибудь вечерком. Терапевт завел легкую беседу, и супруги рассказали об одном славном местечке на побережье и о том, как к нему добраться. Беседа уравняла их позиции, и терапевт перестал быть в их глазах специалистом, на которого можно опереться, а превратился просто в приятного знакомого и собеседника.

В описанном случае терапевт не сделал ничего кроме того, что говорил с семьей о последствиях решения их проблемы. С помощью несложной техники, дающей им понять, что терапевт считает их неспособными быть нормальными, которая была для них тяжелым испытанием, супруги вылечились. Контрольная проверка показала, что мальчик продолжает ходить в туалет, чтобы именно там освобождать свой кишечник.

Рауль — симпатичный молодой человек из зажиточной европейской семьи. Его проблема была достаточно серьезной: каждые несколько месяцев он становился бродягой. Когда Джордж Оруэлл описывал жизнь бродяг в Париже и Лондоне, он мог бы в качестве героя рассказа взять Рауля, жившего как бездомный в Монреале, Нью-Арке и Мадриде. Несмотря на свою молодость — ему было лет двадцать пять — он побывал изгоем общества в большинстве частей света, за исключением, пожалуй, Востока.

Жизнь Рауля следовала по определенному циклу, как в сказке про белого бычка. Он много работал, обычно официантом, копил деньги и жил как образцовый гражданин. После нескольких месяцев размеренной жизни Рауль начинал швыряться деньгами, пить, принимать наркотики, гоняться за проститутками и бросал работу. Он уходил из города и становился бродягой. Часто голодал и выживал только за счет тарелки благотворительного супа в трущобных приютах. После нескольких месяцев бродяжничества Рауль поступал на работу, много работал и жил как почтенный гражданин — пока снова не бросал работу и не отправлялся топтать пыль дорог.

Когда Рауль пришел ко мне на прием, причиной его появления было вовсе не желание вырваться из заколдованного круга. Он желал стать великим писателем, но не мог заставить себя сесть за пишущую машинку и писать. Рауль надеялся, что терапия снимет его «писательский ступор». Хотя он уже много лет считал себя писателем, в запасе у него было всего лишь несколько страниц начатого романа, которые он демонстрировал, чтобы потешить свои амбиции. Меня Рауль выбрал по совету своего друга фотографа, который не мог снимать, а я его вылечил.

Друг этот пытался зарабатывать как вольный фотограф, и его таланта вполне хватало, чтобы получать заказы от известных журналов. Однако заказы не выполнялись, так как он постоянно ошибался, делая снимки. То забудет снять крышечку с объектива, то не зарядит пленку, то перепутает показания экспонометра, одним словом, что-то сделает не так. Эти ошибки стоили ему карьеры фотографа, ибо ручеек заказов через какое-то время иссяк. Проблема была решена с помощью требования делать промахи при выполнении заказов намеренно. Я просил его, например, специально оставлять крышечку на объективе или что-нибудь еще в этом роде, что показывало бы его некомпетентность как фотографа. С трудом, но он выполнял это безумное задание и вскоре перестал допускать ошибки в процессе съемки. Довольный мною как терапевтом, он рассказывал об этом своим друзьям, и ко мне потянулся поток художников, которые не могли рисовать, писателей, которые не могли писать, и людей, считавших себя творцами в качестве предлога для безделья.

Кроме желания быть писателем у Рауля была мечта жить нормальной жизнью. Он хотел прекратить шататься как бродяга и хотел иметь нормальные отношения с женщинами. В прошлом все его сексуальные контакты сводились к общению с проститутками.