А в одно из воскресений Жовентино появился при галстуке, с разговором о женитьбе. Очень было смешно видеть всё это. Фелипа просто осатанела. Целый час торчала перед зеркалом, прихорашиваясь, а парень сидел с Розалво за бутылкой кашасы в ожидании её появления, а когда она, причёсанная и надушённая, перед ними предстала, то услышала, что тот пришёл свататься к Терезе. Она тут же выставила парня. Где такое видано: просить руки двенадцатилетней девчонки? Она ещё не девушка. Придёт же такое в голову! Фелипа была в ярости.
— Я подожду и приду позже, — сказал, уходя, Жовентино.
Теперь она не достанется ни Жовентино, ни Розалво! Капитан закончил считать деньги. Конто и пятьсот мильрейсов — большие деньги, Фелипа!
— Пересчитывайте, если хотите, а я пока вам чек в лавку выпишу.
Он отрывает чек от чековой книжки, карандашом пишет цифру и ставит замысловатую подпись, которой гордится.
— Это вам на покупки в моём магазине. Можете на эту сумму всё взять сразу или когда потребуется. Сто мильрейсов, и ни тостана больше.
Розалво уставился на деньги. Но Фелипа складывает, заворачивает их в чек и прячет в пояс юбки и тянет руку.
— Что ещё? — удивлённо спрашивает Жустиниано Дуарте да Роза.
— Кольцо. Вы же сказали, что подарите кольцо.
— Я сказал, что подарю девушке, это её приданое. — Он смеётся. — Жустиниано Дуарте да Роза никого не оставит без внимания.
— У меня оно сохранится лучше. Девушка в этом возрасте не знает цены вещам: может потерять, где-нибудь оставить. А я сохраню для неё же. Она моя племянница. У неё ведь нет ни отца, ни матери.
Капитан внимательно посмотрел на стоящую перед ним цыганку-вымогательницу.
— Ведь мы договорились, капитан, разве это не так?
Он привёз кольцо, чтобы отдать его девушке и тем завоевать её симпатию, оно ведь ничего не стоит, стекло зелёного цвета и позолоченная латунь. Он снимает с пальца фальшивое кольцо с ярким зелёным камнем. В конце-то концов, что ему симпатия девчонки — она ведь его, он за неё заплатил деньги.
Фелипа потёрла камень об одежду, надела на палец и, довольная, залюбовалась его игрой на солнце. Больше всего на свете она любит украшения: ожерелья, браслеты, кольца. На безделушки, покупаемые у бродячих торговцев, она всегда тратила свои сбережения, пусть даже маленькие.
Капитан Жусто подтянул ноги, встал, на груди зазвенело ожерелье из золотых колец — колокольчики невинности. Завтра в этом ожерелье появится новое кольцо, восемнадцатое.
— Теперь зовите девчонку, мне пора.
Ещё во власти радостных чувств от полученного кольца, Фелипа громко крикнула:
— Тереза! Тереза! Иди сюда скорее.
Девочка прибежала вместе с собакой и остановилась в дверях.
— Вы звали, тётя?
Ах, если бы сердце Розалво вспыхнуло от искры ярости, если бы он встал, оторвав приросшие к полу ноги, перед своей женой Фелипой, как хозяин и господин. Но нет, он неподвижен и молчит, точно набрал в рот воды, сдерживает рвущиеся с языка слова и проклятия: Фелипа, чума ты этакая, мерзкая, бессердечная женщина! Когда-нибудь ты поплатишься, Бог призовёт тебя к ответу! Не продастся сирота-племянница, как скотина какая-нибудь, это наша дочь, которую мы вырастили, наша дочь, Фелипа, ах ты, мерзкая из мерзких! Чума, чума!
Неотрывно глядя на кольцо, Фелипа говорит почти ласково:
— Собери-ка свои вещички, Тереза. Ты пойдёшь с капитаном, будешь жить в его доме, будешь служить капитану. Там у тебя будет всё, как у знатной сеньоры, капитан — человек хороший.
Обычно Терезе не надо повторять сказанное, в школе учительница Мерседес всегда хвалила её за то, что она всё схватывает с первого слова и быстро научилась читать и писать. Но того, что она сейчас услышала, она не понимает.
— Жить в доме капитана? Почему, тётя?
Но ответил ей Жустиниано Дуарте да Роза, её хозяин. Протянув к ней руку, он сказал:
— Задавать вопросов не нужно, все вопросы должны быть кончены, ты будешь жить у меня и мне подчиняться, знай это раз и навсегда. Пошли.
Тереза подалась назад, но не сразу, и капитан схватил её за руку. Коренастый и толстый, почти без шеи, Жустиниано был ловким и сильным, подвижным и проворным, хорошим танцором и ещё способным разбить кирпич одним ударом руки.
— Оставьте меня, — попыталась отбиться от него Тереза.
— Пошли.
Он её подталкивал к двери, когда девочка вдруг со злостью укусила его за руку. Зубы оставили кровавый след на толстой волосатой руке. Капитан выпустил её, и Тереза скрылась в кустах.
— Ах ты, сукина дочь, надо же, укусила, но ты мне за это заплатишь! Тёрто! Тёрто! — позвал он охранника, сладко храпевшего в грузовике. — Тёрто, ко мне! И вы тоже! — крикнул он Фелипе и Розалво. — Все вместе мы быстро поймаем эту дрянь, я не намерен терять здесь время попусту.
Капитан и Фелипа выскочили во двор, где к ним присоединился Тёрто Щенок.
— А Розалво, что он там стоит?
Фелипа обернулась и вонзила взгляд в мужа.
— Ты не идёшь? Я-то знаю, что ты хочешь, козёл бесстыжий. А ну, иди, пока у меня не лопнуло терпение!
Будь проклята такая жизнь! Что ему остаётся, как не идти с ними вместе ловить девчонку, но идёт он не по своей воле, это же грех; грех не его, а этой мерзкой шлюхи, он-то знает, что такое дом капитана, — это чума, голод и война. Но он, Розалво, примет участие в охоте на Терезу.
Охота шла целый час, а может, и больше, капитан не засёк времени на своём хронометре, но, когда в зарослях кустарника Терезу окружили, все были с высунутыми языками. Розалво подкрался тихо с противоположной стороны, и дворняжка не залаяла, занятая всеми остальными. И тут Розалво схватил Терезу обеими руками, прижал к себе, всю целиком, прежде чем отдать её капитану.
Тёрто дал пинок собаке, она отлетела в сторону и, распростёртая, осталась лежать на земле, возможно, со сломанной лапой, потом поспешил на помощь Розалво, схватив Терезу за руку. Она отбивалась, пыталась укусить их, глаза метали молнии. Подошёл капитан, остановился против девочки и изо всей силы ударил её по лицу своей большой мясистой ладонью. Один, другой, третий, четвёртый раз. Тоненькая струйка крови потекла из носа Терезы. Слёзы она проглотила, даже капелька не появилась на её сухих глазах. Командир не плачет — этому учили её мальчишки, играя в войну.
— Пошли!
К грузовику её тащили капитан и Тёрто. Фелипа пошла в дом. Зелёный камень блестел на её руке. Розалво постоял ещё какое-то время и подошёл к собаке. Животное выло, зализывая лапу.
На подножке грузовика яркой голубой краской было написано: СТУПЕНЬКА СУДЬБЫ. Чтобы заставить Терезу подняться на эту ступеньку, капитан ещё раз, как мог, сильно ударил её. Так Тереза Батиста отправилась навстречу своей судьбе: чуме, голоду, войне.
Из грузовика Терезу вытащили капитан и Тёрто Щенок вместе, взяв за руки и за ноги, и бросили в комнату, заперев дверь. Это была маленькая каморка в глубине дома, с маленьким заколоченным окошком наверху, через щели сочились воздух и свет. На полу лежал двуспальный матрац с простынёй и подушками, стоял ночной горшок. На стене висели олеография, изображающая Благовещение Пресвятой Девы — Мария и архангел Гавриил, — и плеть из сыромятной кожи. Раньше здесь стояла кровать, но она дважды разваливалась из-за непредвиденных обстоятельств первой ночи, вначале с этой негритянкой Ондиной, настоящим дьяволом, а потом с перепуганной насмерть, сумасшедшей Грасиньей, так что Жустиниано решил убрать её.
Такая же комната была у него и на ферме, и в городском особняке за магазином. Все одинаковые, они предназначались для одного приятного дела — любовных утех капитана Жусто с молодыми девушками, которых он выискивал везде и повсюду. Предпочитал он самых молоденьких, чем моложе, тем лучше, а ещё лучше — девственницы. «Те, что моложе пятнадцати, ещё молоком пахнут», — так говаривала любительница образного языка Венеранда и тут же — плётка по ней плачет! — подсовывала ему уже занимающуюся проституцией более года Зефу Дутру. Но те, кто действительно был моложе пятнадцати, удостаивались чести быть отмеченными появлением нового золотого кольца в золотом ожерелье капитана. Тут Жустиниано был сверхпедантом. На свете есть тысячи коллекционеров, есть собиратели марок, их тысячи, начиная с покойного короля Англии до простого почтового служащего и хорошего игрока в биску Зороастро Куринги, а есть собиратели кинжалов, как, например, Милтон Гедес, один из совладельцев сахарного завода; в столице немало собирателей изъеденных шашелем статуй идолов, спичечных коробков, фарфора и слоновой кости и даже глиняных фигурок, продающихся на базарах. Жустиниано коллекционирует девочек, собирает экземпляры разного цвета кожи и разного возраста, некоторые из них старше двадцати, они хозяйки собственной жизни, однако коллекцию составляют лишь те, что ещё пахнут молоком, те, кому меньше пятнадцати, и их он отмечает новым золотым кольцом в своём ожерелье.