Дима поступил мудрее. Он протопил баню.

— Вань, пошли париться, — позвал он часа через два лежавшего в кровати друга.

— Не пойду, — капризно ответил тот, — все осточертело.

Но все-таки пришел. Разделся, критически осмотрел свое могучее тело и почему-то решил, что похудел.

— Довела жизнь, растуды ее туды.

Парились часа три. Пили чай.

— В этом доме я как зверь в клетке, — прорычал Иван, — ты, Димка, как хочешь, а я поеду себе бабу найду. Может быть, ту колхозницу. Помнишь?

— Я тоже поеду поищу, — уведя взгляд в сторону, откликнулся Дима.

Если бы они хотя бы на день расставались за последнее время, то Иван не обратил бы внимания на бегающий взгляд Димы и на его желание выйти на «охоту» в одиночку. Но они не расставались даже на час, и Иван знал, что ехать Диме вроде бы некуда. И тут Ивана осенило. Он еще не вполне верил своей догадке и потому спросил осторожно:

— К той бабе поедешь, которую мы на даче напугали?

Дима промолчал. Значит, это была правда.

— Совсем рехнулся? — с сожалением спросил Иван. — Куда ты лезешь? Свернут тебе башку.

Дима ничего не сказал и стал собираться. Он надел новый костюм и новые ботинки. Ботинки ему жали.

— В костюме она тебя не узнает, — сказал Иван, — ты лучше халат маскировочный достань. В маскхалате ты и выглядишь лучше.

И на этот раз промолчал Дима.

— Ладно, — смирился Иван, — если завтра тебя не будет до двенадцати дня, я иду в бой и взрываю эту проклятую дачу.

— Почему проклятую? — удивился Дима.

— Потому что баба твоя — ведьма. Я таких чую.

— Ведьма так ведьма, — согласился Дима.

…Он остановил машину на повороте к дачному поселку. Нужный ему дом отсюда хорошо просматривался. Прошедший хорошую школу, бывший майор не торопился. И оказался прав. Через час из дверей вышел мужчина, вывел из подземного гаража «Вольво» и, лихо развернувшись, покатил навстречу Диме. Машина шла на большой скорости. Однако Дима успел рассмотреть бритоголового молодца с низким лбом дегенерата.

Подождав еще некоторое время, Дима подкатил к даче, вылез из «Нивы» и не спеша пошел по асфальтированной дорожке. Он был готов ко всему и абсолютно спокоен.

Он сильно нажал на дверной звонок.

Через минуту услышал шаги.

Дверь открылась.

Набросив на плечи теплый платок, с угрюмым, осунувшимся лицом перед ним стояла Нина.

— Вы!

— Я думал, вы меня не узнаете, — смущенно сказал Дима.

— Скорее проходите, — тревожно посмотрела за спину Димы женщина, — поднимайтесь на второй этаж, — командовала она, закрывая несколько дверных замков.

Дима поднялся в знакомую комнату.

— У вас есть пистолет? — спросила Нина.

— Что?

— Оружие у вас есть? Вы сможете защитить себя и меня, если вернется мой возлюбленный?

Произнеся слово «возлюбленный», Нина сморщилась.

Дима утвердительно кивнул.

— Прекрасно, — сказала женщина, — вы садитесь. Здесь холодно, потому что камин на первом этаже, но есть электропечь. Вы замерзли? Садитесь к ней ближе.

Движения женщины были неестественно угловатыми, в глаза Диме она старалась не смотреть.

«Я столько раз рисковал в своей жизни, так неужели я испугаюсь этой маленькой нервной женщины?» — подумал Дима.

Дрогнувшей рукой он притянул женщину к себе. Она не удивилась этому. Медленно подняла глаза… Глаза у нее были туманными, полубезумными. Порочные пухлые губы приоткрылись…

— Нет, стой, — сказала она, — полчаса назад я была в постели с ним… Спустись на первый этаж, разожги камин, дрова там есть… я помоюсь. Я должна принять душ.

Дима не разжимал своих объятий, хотя понимал, что это глупо.

— Как тебя зовут? — спросила нежно Нина.

— Дима.

— Димочка, сделай, как я прошу, и все будет хорошо. Если ты так не сделаешь, то у меня начнется истерика, и я тебе не завидую.

Странно, она была лет на десять моложе Димы, но вела себя так, будто была старше его, и он радовался этому.

Он растопил камин. Отборные березовые поленья горели жарким пламенем. И рядом с камином скоро стало жарко. Дима принес большую пластмассовую ванну, Нина согрела на газовой плите ведро воды…

— Если хочешь, можешь смотреть, как я моюсь, — сказала она, улыбаясь.

С женщины в один момент слетела одежда — Дима увидел белое тело еще очень молодой женщины, хрупкие плечи, напрягшуюся от холода маленькую грудь, сильные красивые ноги…

В постели она кричала, царапалась, вырывалась из объятий Димы, но, когда он, испугавшись, отпускал ее, в безумные глаза ее возвращалось сознание и она просила: «Не уходи, не бойся».

Часа через два Дима чувствовал себя так, словно совершил двадцатипятикилометровый марш-бросок.

Нина закурила.

— Ты плохо целуешься, а в общем очень милый, — сказала она совершенно спокойным голосом.

— Я не знаю, как все это получилось, — оправдывался Дима, — я хотел только извиниться перед тобой за тот визит…

— Не ври, — Нина положила холодную руку ему на плечо и осторожно поцарапала ноготками, — ты хотел не извиниться, ты хотел меня. Кстати, ты убил Вальтера?

— Кого?

— Собаку.

— Нет. Мой друг.

— Хорошо, что это не ты, — Нина поцеловала Диму в затылок, — я любила Вальтера.

— Все это странно, — сказал Дима.

— У меня вся жизнь странная, — сказала женщина, — я уже ничему никогда не удивлюсь, впрочем… ты появился очень-очень кстати. Когда-нибудь я расскажу про свою жизнь, если ты захочешь, но эта история не для слабонервных.

— Послушай, ты же не знаешь, кто я, — сказал Дима.

— Не волнуйся, по твоим глазам я многое знаю. Ты ведь не можешь ударить женщину?

— Нет, — сказал Дима.

— Этого одного, — усмехнулась Нина, — мне достаточно, чтобы радоваться твоему появлению. Но тебе не повезло. Со мной мужчинам никогда не бывает хорошо. Я беру мужчин тем, что в минуты близости все черти, живущие в моей душе, оживают, а ангелы умирают. Я безумная от страсти. В общем, ценный объект для пресытившихся самцов.

Дима промолчал. Рядом с Ниной и в самом деле было тоскливо и все-таки хорошо. Благородный человек и большой пессимист, Дима понял, что Нина, если захочет, никогда не отпустит его от себя.

Он осторожно погладил ее по нежной спине, по красивым бедрам.

— Ты никогда не продавался? — спросила, глубоко затягиваясь, Нина.

— Как это?

— Ну делал, чего ты не хочешь сам, за деньги или еще за что-то.

— Нет.

— А я да, — она поморщилась, помолчала минуту. — Если хочешь, чтобы я была с тобой, никогда не требуй от меня настоящей любви. Я не могу любить. Мне не дано любить. Но ты мне понравился той ночью. Зря ты меня напоил и зря не остался тогда. Но я знала, что ты придешь.

— Твой этот… — Дима замялся и не стал уточнять, — почему он оставляет тебя одну.

— Я нужна ему только раз в неделю и ровно на четыре часа. Он во всех отношениях сильный зверь… сильное животное. Все другое время я ему мешаю.

— Поедем со мной, — просто сказал Дима.

— Дима, — нежные горячие губы припали к его губам, — я не сделаю этого. Давай встретимся еще раз. Если хочешь, конечно. Ты должен убедиться, что я нужна тебе.

— Дело только в этом?

— Ну, и я должна подумать…

— Если ты боишься…

— Я боюсь себя. У меня почти постоянно депрессия. Я ненавижу людей, но я ненавижу и одиночество. Я не могу без врачей и не верю им. Ты представить себе не можешь, какой я могу быть невыносимой.

— Но твой… он же выносит.

— У него нервы убийцы. Он садист. Он хорошо знает, чего ему от меня надо, и кормит и поит меня за те услуги, которые получает. С ним-то все просто. Когда мне бывает особенно плохо, он хохочет. Ему смешно. Но он всегда присылает ко мне врача. Так что думай. Но думай быстро. Он наверняка узнает, что у меня был мужчина. В первый раз я сумею выкрутиться, а во второй, — женщина свернулась калачиком и положила голову на грудь Диме. — Я думаю, мне ничего не грозит, — прошептала она, — а вот тебе, может, придется плохо.