В тот единственный раз она сказала чистую правду, правду потерявшего невинность сердца. Его проницательные, ясные глаза светились пониманием. И это ее испугало. Она снова скользнула поближе к его телу, движимая своим страстным порывом, потом легла на него сверху, чтобы все началось опять. Все — предательство и воспоминания, смешанные с желанием, как в том янтарном вине, которое, как говорят, пьют боги Триады — слишком крепком для простых смертных.

— Ты серьезно насчет этой должности в Азоли?

Голос Рамануса звучал тихо. Брандин не пошел к трону, а непринужденно прошел в зал — еще одно свидетельство его милостивого расположения духа. Рун с кривой ухмылкой тащился следом за ним.

— Признаюсь, я никогда даже не думал об этом, — прибавил бывший капитан.

Дианора с усилием вернулась мыслями к нему. На секунду она забыла о своем вопросе. Так действовал на нее Брандин. Это нехорошо, подумала она. По многим причинам нехорошо.

Она снова повернулась к Раманусу.

— Я говорю совершенно серьезно, — сказала она. — Но я не была уверена, захочешь ли ты получить эту должность, даже если это возможно. Твое нынешнее положение выше, и это, в конце концов, Кьяра. Азоли может дать тебе шанс разбогатеть, но полагаю, ты представляешь себе, что с этим связано. Что для тебя имеет значение, Раманус?

Вопрос был задан в лоб, что было недопустимо с точки зрения вежливости, особенно в отношениях с другом.

Он мигнул и стал теребить одну из своих цепочек, знак должности.

— Вот к чему это сводится? — неуверенно спросил он. — Ты так на это смотришь? Разве не могут двигать мужчиной перспективы нового, трудного дела или даже — рискуя показаться глупым — желание служить своему королю?

Теперь заморгала Дианора.

— Ты меня пристыдил, Раманус, клянусь, — через секунду просто ответила она. — И положила на его рукав ладонь, чтобы остановить его возражения. — Иногда меня удивляет то, что со мной происходит. Все эти интриги, которые здесь процветают.

Дианора услышала приближающиеся шаги, и следующие слова предназначались столько же для человека за ее спиной, сколько для стоящего перед ней.

— Иногда я спрашиваю себя, что этот двор со мной делает?

— Могу ли я тоже поинтересоваться этим? — спросил Брандин Игратский. Улыбаясь, он присоединился к ним. Но не прикоснулся к ней. Он очень редко прикасался к женщинам сейшана при посторонних, а это был игратянский прием. Они знали его правила. Вся их жизнь подчинялась его правилам.

— Милорд, — произнесла Дианора, оборачиваясь и приветствуя его жестом. В ее голосе звучали провокационные нотки. — Вы находите меня более циничной, чем я была тогда, когда этот ужасный человек привез меня сюда?

Насмешливый взгляд Брандина переместился с нее на Рамануса. Не то чтобы ему нужно было напоминать, какой именно капитан привез ему Дианору. Она знала это, и он знал, что она знает. Все это являлось неотъемлемой частью их словесного танца. Его ум заставлял ее напрягать свой до последних пределов, а потом отодвигал эти пределы еще дальше. Она заметила, возможно, потому, что только что говорила об этом с Раманусом, что в бороде Брандина появилось столько же седых волос, сколько осталось черных.

Он задумчиво кивнул, притворяясь, что серьезно обдумывает этот вопрос.

— Да, мне придется это признать. Ты стала циничной интриганкой почти до такой же степени, до какой этот ужасный человек растолстел.

— До такой степени? — запротестовала Дианора. — Милорд, но он очень толстый!

Мужчины рассмеялись. Раманус любовно похлопал себя по животу.

— Вот что случается, если двадцать лет кормить человека холодной солониной в море, а потом подвергнуть соблазнам королевского города.

— Ну, в таком случае, — сказал Брандин, — нам придется отослать тебя куда-нибудь до тех пор, пока ты не станешь снова стройным, как тюлень.

— Милорд, — мгновенно отреагировал Раманус, — я готов отправиться, куда вы прикажете. — Выражение его лица было серьезным и напряженным.

Брандин это заметил, и его тон тоже изменился.

— Я это знаю, — пробормотал он. — Хотелось бы чаще видеть тебя при дворе. При обоих моих дворах. Тучный ты или худой, Раманус, я о тебе не забываю, что бы ни думала Дианора.

Очень высокая похвала, нечто вроде обещания и разрешение в данный момент удалиться. Раманус отвесил официальный поклон и отошел. Брандин сделал несколько шагов в сторону, Рун шаркал рядом с ним. Дианора последовала за ним, как он и ожидал. Оказавшись вне досягаемости ушей всех остальных, кроме шута, Брандин повернулся к ней. Она с сожалением увидела, что он пытается сдержать улыбку.

— Что ты сделала? Предложила ему север Азоли?

У Дианоры вырвался прочувствованный вздох отчаяния. Все время так получалось.

— Ну, это уже нечестно, — запротестовала она. — Ты все-таки пользуешься магией.

Он позволил себе улыбнуться. Она знала, что за ними наблюдают. Знала, о чем говорят между собой придворные.

— Вот еще, — пробормотал Брандин, — я стану расходовать магию или свои силы, когда все так прозрачно.

— Прозрачно! — возмутилась Дианора.

— Ты тут ни при чем, моя циничная интриганка. Но Раманус чересчур быстро стал слишком серьезным, когда я пошутил насчет возможности отослать его служить подальше. А единственный значительный пост, который сейчас свободен, это на севере Азоли, так что…

Он не закончил предложения. В его глазах продолжал играть смех.

— Неужели выбор был бы так уж плох? — с вызовом спросила Дианора. Поистине вызывало тревогу, как легко Брандин мог проникать в самую суть вещей. Если позволить себе задуматься над этим, то можно снова испугаться.

— А как ты думаешь? — спросил он вместо ответа.

— Я? Думаю? — Дианора приподняла выщипанные брови преувеличенно высоко.

— Как может жалкая женщина, случайно выбранная для удовольствия короля, рискнуть иметь собственное мнение по подобным вопросам?

— Вот это умное замечание, — быстро кивнул Брандин. — Что ж, придется посоветоваться с Солорес.

— Если ты дождешься от нее умного замечания, — запальчиво сказала Дианора, — я брошусь с балкона сейшана в море.

— Через всю площадь перед гаванью? Едва ли это возможно, — мягко произнес Брандин.

— Как и получить умное замечание от Солорес, — ответила она.

В ответ на это он громко рассмеялся. Двор прислушивался. Все слышали. Каждый сделает собственный вывод, но все в конце концов, все они придут к одному и тому же заключению. Шелто, подумала она, вероятно, получит тайные пожертвования не только от Незо из Играта еще до конца дня.

— Сегодня утром на горе я видел кое-что интересное, — сказал Брандин, становясь серьезным. — Кое-что совершенно необычное.

Вот почему он хотел поговорить с ней с глазу на глаз, поняла Дианора. Сегодня утром он поднимался на Сангариос, она одна из немногих знала об этом. Брандин хранил свою вылазку в тайне, на тот случай, если бы потерпел неудачу. Она уже готовилась потом подшучивать над ним.

В начале весны, как только ветры начинают менять направление, до того, как в Чертандо, и Тригии, и в южных областях той провинции, которая прежде звалась Тиганой, растает последний снег, наступают три дня Поста, знаменующие поворот года.

Нигде на Ладони не зажигали огня, если он уже не горел до этого. Верующие постились, по крайней мере, в первый из трех дней. Колокола в храмах Триады молчали. Мужчины ночью не выходили из дома, особенно после наступления темноты в первый день, день Мертвых.

Осенью тоже соблюдали дни Поста, на границе полугодия, когда наступало время оплакивать Адаона, убитого на своей горе в Тригии, когда солнце начинало тускнеть, а Мориан уединялась в своих Чертогах под землей. Но весенние дни внушали еще более леденящий ужас, особенно в сельской местности, потому что так много зависело от того, что будет после них. Окончание зимы, сезон пахоты и надежда на урожай, на жизнь, на изобилие грядущего лета.

На Кьяре существовал свой ритуал, которого не было больше нигде на Ладони.