Именно поиски ответа на последний вопрос и привели Маккандлесса в древний храм. Он уже изучал это место семью годами ранее, когда армия лорда Корнваллиса выступила против Майсура, и еще тогда восхищался невероятной красоты резным орнаментом, покрывавшим буквально каждый квадратный дюйм стен. И пусть здешние изображения оскорбляли религиозные чувства кальвиниста, Маккандлесс не мог не отдать должное мастерству древних каменщиков и резчиков, потому что вышедшие из-под их резца скульптуры превосходили едва ли все созданное в средневековой Европе. Вот и сейчас желтоватый свет фонаря скользил по застывшим в камне боевым слонам, жестоким богам и марширующим армиям.

Ночной гость поднялся по ступенькам к главному входу, прошел между приземистыми колоннами и вступил в святилище. Крышу под высокой резной башенкой украшали каменные цветы лотоса. Из ниш, рядом с которыми лежали сухие листья и цветы, невидяще глядели идолы. Полковник поставил фонарь на мощеный пол, сел, скрестив ноги, рядом и принялся ждать. Закрыв глаза, он сосредоточился на звуках ночи. Маккандлесс пришел сюда в сопровождении шести индийских копейщиков, но оставил их в двух милях от места назначения, дабы присутствие стражи не спугнуло того, с кем ему предстояло встретиться. Просидев несколько минут с закрытыми глазами и сложенными на груди руками, полковник услышал тяжелую поступь копыт по сухой земле, звон уздечки и... снова тишину. Не открывая глаз, он терпеливо ждал.

– Если бы не форма, – прозвучал наконец голос, – я бы принял вас за молящегося.

– Моя форма так же не мешает мне молиться, как вам ваша, – ответил полковник, открыл глаза и поднялся. – Здравствуйте, генерал.

Вошедший был моложе шотландца, но такой же сухощавый и высокий. Аппа Рао, ныне генерал в армии султана Типу, некогда служил офицером в батальоне сипаев под командованием Маккандлесса. Помня о старой дружбе, полковник и предложил бывшему подчиненному встретиться и поговорить в укромном месте. В родной Майсур Аппа Рао вернулся после смерти отца, будучи уже опытным, прошедшим хорошую школу солдатом. Днем он стал свидетелем того, как британцы одним только ружейным залпом уничтожили пехоту султана. Увиденное произвело на него самое гнетущее впечатление, но индиец нашел в себе силы поприветствовать давнего знакомого.

– Все еще живы, майор? – Аппа Рао говорил на канарезском, языке коренных жителей Майсура.

– Еще жив, но только не майор, а полковник, – ответил на том же языке Маккандлесс. – Присядем?

Аппа Рао кивнул и опустился на пол напротив шотландца. Во дворе, у открытых ворот, маячили фигуры двух солдат. Очевидно, проверенные ребята, решил Маккандлесс. Индиец рисковал многим: узнай султан об этой встрече, и самого Аппа Рао, и его семью, включая детей, постигла бы неминуемая смерть. Если только, конечно, Типу не прознал о переговорах заранее и не использует Аппа Рао в своей игре.

Генерал был одет в полосатую тунику тигрового войска своего хозяина, но подпоясан широким шелковым поясом, на котором висела сабля с золоченой рукояткой. Облачение индийца дополняли сапоги красной кожи и головной убор из красного муара с мягко мерцающим в тусклом свете фонаря молочно-голубым камнем.

– Вы были сегодня у Малавелли? – спросил он.

– Да, – ответил британец. Деревушка Малавелли находилась поблизости от того места, где произошло сражение.

– Тогда вы знаете, что там произошло?

– Знаю, что Типу принес в жертву сотни ваших соотечественников. Ваших, генерал, а не своих.

Аппа Рао покачал головой.

– Люди идут за ним.

– Идут. Но лишь потому, что у них нет выбора. Разве они действительно его любят?

– Некоторые. Но какое это имеет значение? Правителю не нужна любовь подданных. Ему нужна их покорность, их послушание, а любовь... любовь, полковник, это для детей, богов и женщин.

Маккандлесс улыбнулся, не желая вести бессмысленный спор на отвлеченную тему. Он вовсе не собирался склонять индийца к измене – само присутствие генерала показывало, что он уже ступил на дорогу предательства, – и не ждал, что генерал легко признает его правоту. На кону стояла гордость, которую Аппа Рао ценил очень высоко, и обращаться с ней следовало бережно и осторожно, как с заряженным дуэльным пистолетом. Гордым и независимым Аппа Рао был всегда, даже в юности, когда служил в армии Ост-Индской компании, и Маккандлесс уважал его за это. Он уважал индийца тогда, уважал сейчас и не сомневался, что генерал питает к нему такое же чувство. Именно в расчете на взаимное чувство уважения полковник и послал записку с одним из агентов Компании, отправлявшимся в Серингапатам. Агент путешествовал по Южной Индии под видом обнаженного факира, и в записке, спрятанной в длинных немытых волосах, содержалось предложение о встрече. В полученном через того же агента письме указывалось место и время встречи. Аппа Рао сделал опасный шаг к измене, но это не означало, что такой шаг дался ему легко и доставил удовольствие.

– У меня подарок, – сменил тему Маккандлесс, – для вашего раджи.

– Подарков ему действительно недостает.

– С почтением и глубочайшим уважением. – Британец достал из спорана кожаный мешочек и положил его возле фонаря. В мешочке что-то звякнуло, но Аппа Рао, хотя и посмотрел на подарок, брать его не стал. – Скажите радже, – продолжал полковник, – что мы желаем вернуть его на трон.

– А кто будет стоять за троном? – спросил индиец. – Люди в красных мундирах?

– Вы. Ваша семья всегда стояла за троном.

– А вы? Что нужно вам?

– Мы хотим торговать. Именно этим Компания и занимается: торгует. Зачем нам становиться правителями?

Аппа Рао усмехнулся.

– Однако вы всегда ими становитесь. Приходите как торговцы, но привозите с собой пушки, а потом используете их, чтобы устанавливать и собирать налоги, судить и казнить. Потом появляются ваши церкви.

– Мы пришли торговать, – стоял на своем Маккандлесс. – И вопрос, генерал, стоит так: что вы предпочитаете, торговать с британцами или подчиняться мусульманам?

Шотландец знал, что именно в поисках ответа на этот вопрос Аппа Рао и пришел в храм под покровом ночи. Майсур – индусская страна, и его древние правители, Водеяры, были индусами, как и их подданные. Отец же Типу, жестокий завоеватель Хайдар Али, пришел с севера. После смерти Хайдара трон унаследовал его сын, Типу. Для придания видимости законности Типу, как и его отец, сохранил жизнь членам бывшей правящей династии. Впрочем, теперь Водеяры, низведенные до состояния едва ли не нищеты, исполняли лишь представительские функции. Новый раджа был еще ребенком, но многие индусы Майсура по-прежнему видели в нем полноправного монарха, хотя и держали это мнение при себе, справедливо опасаясь мести Типу.

Не дождавшись ответа на вопрос, шотландец сформулировал его иначе.

– Вы ведь последний старший офицер-индус в армии Типу?

– Есть и другие, – уклончиво ответил Аппа Рао.

– А остальные?

Индиец помолчал.

– Скормлены тиграм, – признал он после паузы.

– И совсем скоро, генерал, – негромко сказал полковник, – в Майсуре совсем не останется офицеров-индусов, зато тигры наберут жирка. Даже если вы победите нас, это не гарантирует вам безопасности, потому что потом придут французы.

Аппа Рао пожал плечами.

– В Серингапатаме уже есть французы. Они ничего от нас не требуют.

– Да, пока, – многозначительно проговорил шотландец. – Но позвольте сообщить вам о том, что будоражит сейчас весь мир. Во Франции появился генерал по имени Бонапарт. Его армия сейчас на Ниле, но Египет ни французов, ни Бонапарта не интересует. Его взгляды устремлены дальше на восток. На Индию. В нынешнем году Бонапарт прислал Типу письмо. Вы видели его? Султан показал вам это письмо? – Индиец промолчал, и Маккандлесс, интерпретировав молчание как знак того, что Рао ничего не известно о послании французского генерала, достал из спорана лист бумаги. – Вы знаете французский?

– Нет.

– Тогда я переведу. Один из наших агентов скопировал его перед отправкой. Вот что здесь сказано: «le sept pluviose, l'an six de la Republique Francaise». To есть оно написано двадцать седьмого января этого года. «Я достиг берегов Красного моря с несметной и непобедимой армией, полный желания освободить вас от гнета Англии». – Маккандлесс протянул индийцу письмо. – Здесь еще много интересного. Возьмите его с собой и попросите кого-нибудь перевести.