– Идемте, Лили, – спокойно произнес он. – Нам пора уезжать.

–.Проклятие! Наверное, мы никогда отсюда не выберемся, – пробормотал герцог Ремингтон. Дюжины экипажей выстроились в несколько рядов перед домом леди Китон, запрудив всю улицу.

– Как легко вы выбрались из лабиринта, – сказала Лили, не скрывая своего восхищения. – А мне показалось, что я кружила там несколько часов, пока наконец набрела на беседку.

– Два часа, – уточнил он, нахмурившись при одном воспоминании об этих безумных часах. Герцог не волновался, пока не вышел к главному павильону. Не обнаружив Лили там, он испугался. Ремингтон два часа прочесывал весь лабиринт, его сердце сжималось от страха, а воображение рисовало самые дикие картины…

Она все еще продолжала сжимать его руку обеими руками, словно боялась, что он вдруг исчезнет. Ну, на это она пусть не рассчитывает, теперь он ни на миг не выпустит ее из виду.

Ремингтон вывел Лили к своему экипажу, помог ей усесться и опустился рядом. Девушка прижалась к нему, и он едва не схватил ее в объятия. Экипаж двинулся вперед, и он невольно придвинулся к ней так близко, чтоих ноги соприкоснулись.

– Почему вы не сказали лорду Аллену, что его намерения неосуществимы, что у вас уже есть поклонник?

Она пожала плечами, чуть растерянно глядя на него.

– Он так внезапно возник передо мною, словно из ниоткуда, и я почему-то сразу вспомнила, что я совсем одна… и что мне совсем не следует быть одной. У меня не было причин бояться лорда Аллена, но мне было очень неуютно рядом с ним. Мне хотелось как можно скорее от него избавиться, и без всяких объяснений.

Герцог мысленно отметил, что необходимо дать задание Диксби собрать материал на лорда Аллена. Молодой денди казался вполне безобидным, да и сэр Малкольм сказал, что он уехал с бала только на рассвете. Однако, где бы Лили ни появлялась, он каждый раз оказывался рядом с ней. Лучше лишний раз проверить…

– Аллен не мог напасть на вас. Лили. Несколько человек подтвердили, что видели его у Эшландов. Он играл в карты почти до самого утра.

– Я знаю. И еще я знаю, что совершила непростительную глупость, когда ушла от вас. – Она прикусила нижнюю губу, затем сказала извиняющимся тоном: – Вы были совершенно правы, что рассердились на меня, ваша светлость. Простите, что я заставила вас искать меня столько времени.

Еще полчаса назад он хотел только одного: найти ее и хорошенько отругать за ее нелепую выходку. И не просто отругать, а наорать на нее. Но сейчас ему хотелось совсем другого… обнять, погладить эти кудри, провести пальцем по щеке… просто для того, чтобы убедиться, что ее кожа и в самом деле так нежна… какой запомнилась ему после той ночи…

– Наверное, вам лучше пересесть в другой угол, Лили.

– Мне больше нравится здесь.

– Тогда пересяду я. – Он приподнялся, но она схватила его за руку, останавливая.

– Я знаю, что вам совсем не нравится сидеть рядом со мной, так же как не нравится целовать меня, – сказала она тихо. – Но мне бы хотелось, чтобы вы еще немного посидели… просто мне так спокойнее.

Издевается она над ним, что ли? Он вгляделся в ее лицо, ища в глазах насмешку. Лили опустила голову.

– Вы, наверное, думаете, что я ужасная трусиха?

– Вы самая храбрая женщина на свете, – ласково сказал он. – И самая непостижимая. Откуда вы взяли, что мне не нравится целовать вас?

– Вы так рассердились на меня в ту ночь, в вашем доме. Правда, сначала мне не показалось, что вы сердитесь, но… – Она гордо вздернула подбородок. – И не надо смотреть на меня с таким взволнованным видом. Совсем ни к чему притворяться сейчас, что я вас интересую. Ведь тут нет Маргарет Грэнджер. И поцелуи тоже совсем не обязательны при вашем притворном ухаживании. И вы уже должны были бы понять, что я не становлюсь от этого привлекательнее для вас.

Герцог не верил своим ушам. Он приподнял ее лицо и провел большим пальцем по нежным губам.

– Ваша наивность меня просто пугает. У вас разве нет зеркала? Или вы в него никогда не заглядывали?

Лили отпрянула.

– У меня есть зеркало. И всего лишь несколько лет назад оно отражало нескладную, неуклюжую, долговязую девчонку с ярко-рыжими волосами.

– Однако сейчас она совсем не такая, поверьте мне.

– Да, не такая, – согласилась она. – Однако я все равно очень отличаюсь от тех женщин, которых постоянно вижу в вашем обществе. – Она медленно подняла руку и, растопырив пальцы, показала ее герцогу. – У меня слишком большие руки для светской леди, и я выше всех остальных женщин, и даже выше многих мужчин. Когда я была девочкой, это выглядело просто ужасно. Я была невероятно длинной. Выше всех детей. Неуклюжая угловатая дурнушка, слишком застенчивая, чтобы дружить с кем-нибудь из своих сверстников. Надо мной все всегда смеялись, и поэтому я никогда ничего не могла сделать как полагается. Софи была единственной, кто не дразнил меня… и не насмехался.

Он попытался представить себе ее тем неловким подростком, чей портрет она только что ему нарисовала. Какой бы она тогда ни была, уж он-то обязательно распознал бы в ней будущую красавицу.

– Как жаль, что я не знал вас тогда. – Он протянул руку и погладил ее по щеке, однако в этой ласке не было чувственности, только дружеское участие, желание успокоить и подбодрить. – Я бы защитил вас от этих детских насмешек.

Она смотрела перед собой, словно вглядывалась в свое прошлое.

– Эти насмешки преследовали меня, пока мне не исполнилось шестнадцать. Отец назвал меня поздним цветком. Внезапно люди начали смотреть на меня совсем по-другому. Сначала комплименты были весьма сдержанными, и я им не верила. Затем я поняла, что папа был прав, что я действительно изменилась. Девочки, которые сначала надо мной смеялись, теперь задирали носы и демонстративно поворачивались ко мне спиной, как только я входила в комнату. Мальчики, которые до этого безжалостно издевались надо мной и оскорбляли, смотрели теперь такими взглядами, что мне хотелось поскорее помыться. Я бы не сказала, что быть хорошенькой лучше, чем безобразной. После первого выезда в свет все стало еще хуже. Женщины, которых я даже не знала, отказывались со мной разговаривать. Мужчины, которых я не хотела знать, постоянно преследовали меня.

Она криво улыбнулась и взглянула на него.

– Неужели вы не понимаете? Каждый раз, когда мне говорили комплимент, я вспоминала насмешки. И еще я думала, что они станут говорить мне, когда мои волосы побелеют, а лицо покроется морщинами. И я всегда стараюсь помнить об этом, чтобы не поддаваться этой пустой болтовне. Лицо и фигура, конечно, могут быть очень привлекательны, но, преждечем говорить о красоте, необходимо узнать человека, его характер, его душу. В действительности именно это и есть самое главное в человеке.

Наконец-то странные особенности ее характера начали складываться в единую картину, занимая свои места в сложной мозаике ее необычной, не похожей на других личности: полное отсутствие самомнения и кокетства, насмешливый блеск в глазах, который появлялся всякий раз, когда он заговаривал с ней о ее внешности. Он накрыл ладонью ее руку, затянутую в тонкую перчатку, и сплел её пальцы со своими.

– Ваша рука совсем не кажется мне большой. Сильной, быть может. – Он поднял ее руку и прижал к губам, покрывая поцелуями ее запястье и медленно продвигаясь к ладони. Эти поцелуи обжигали сквозь кружево перчатки. Она сжала пальцы, словно стремилась удержать его ласку.

Наконец она отняла руку.

– Мне кажется, вы намеренно пытаетесь отвлечь меня от темы нашего разговора.

– Ах, да, – прошептал он, придвигаясь к ней ближе. – Ведь мы говорили о поцелуях.

Она положила руку ему на грудь.

– Мы говорили о вашем ухаживании.

– М-м, но поцелуи – гораздо более интересный предмет для обсуждения. – Он снова накрыл ее руку своей и прижал к груди. – По-моему, они вам нравятся.

Она посмотрела на него с таким восхитительно невинным удивлением и одновременно с таким страстным желанием… Это непостижимое соединение всегда сводило его с ума. Ее глаза вдруг сверкнули в свете тусклых каретных фонарей.