— Где Хорус Луперкаль, брат? Под какой корягой скрывается этот перебежчик?

Рубио сразу понимает, на что мы так решительно настроены:

— Вы стремитесь найти Воителя. Двадцать против всей мощи его армий, его легионов предателей? Вы найдете лишь смерть.

— Но согласно словам Сигиллита, мы уже мертвы, — огрызнулся Хезен. — Мы найдем Хоруса и убьем его. Или погибнем, пытаясь сделать это.

— А что, разве у нас есть еще что-то, к чему следует стремиться? — спросил я и увидел, что Рубио замер. — Любой, кто присягнул в верности Великому Ангелу, может последовать за нами, если захочет.

Псайкер вновь обнажил свой ультрамарский гладиус, нарочито медленно и демонстративно. Лезвие меча засветилось одновременно с ожившими кристаллами в капюшоне воина.

— Я не могу этого допустить. Вы Легионес Астартес и имеете право распоряжаться своими судьбами так, как хотите. Но эти корабли принадлежат Империуму и Терре, — острый кончик его меча нацелился мне в голову. Вокс-модуль по-прежнему был передо мной в его протянутой руке. — Скажи им сложить оружие, брат Аркад.

— Нет, — крозиус арканум уже был в моей руке. Активированная аура потрескивала, сияя бледно-голубым светом.

В тот момент я был готов совершить самый немыслимый поступок. Я был готов убить другого космического десантника из-за того, что считал, что я прав, и знал, что мои боевые братья за моей спиной не остановят меня. Они посчитают мой поступок правильным и не станут упрекать. Я готов был забрать жизнь Тайлоса Рубио, если потребуется.

В каком-то смысле это ощущалось как… освобождение. Так этого так жаждут предатели Хоруса? Стоит сделать это один раз и дальше будет все легче и легче убивать? Сейчас мы стоим на пороге этого, и дальнейший путь будет отмечен кровью воинов, которых когда-то мы называли братьями и, возможно, даже вместе сражались.

Но прежде чем наше оружие скрещивается, раздается крик из уст смертного:

— Стойте! Стойте! Во имя Ангела, прекратите!

Нагал, Хезен и другие расходятся, словно темный занавес, пропуская человека. Тощий, одетый в бархатную мантию, он спотыкается, будто испытывая приступ головокружения. Сер Джеспер, Мастер Сообщений, бежит изо всех сил. За ним тянутся пучки витых проводов и ритуальных кабелей. Он в бешеном темпе пробежал от астропатического секлюзиума крепости-монастыря, и находится в состоянии сильного смятения. Меня обеспокоило то, что Джеспер находится в таком состоянии только тогда, когда получал сообщения огромной важности. Бедный телепат даже не смог должным образом избавиться от своего пси-оборудования. Из уголков его глаз течет смешанная со слезами кровь.

Ноги астропата подкосились, но Хезен успел подхватить его. Он подошел к нам, держа на руках слабого худого человека, словно ребенка.

— Выслушайте меня, — прохрипел Джеспер. Он еще не достаточно очнулся, но что-то заставило это тощее тело продержаться достаточно долго, чтобы заговорить. Он начал нараспев повторять полученные им мемо-коды, подтверждающие подлинность сообщения. А затем начал шепотом воспроизводить межзвездное сообщение.

— Ралдорон связался со мной через ужасно огромное расстояние…

— Первый капитан? — Нагал застыл при упоминании этого имени. Наш брат Ралдорон ушел вместе с Ангелом на Сигнус. Внезапно стала понятна причина такого поведения Джеспера.

— Он сказал… — астропат умирал. Он почти убил себя, вырывая это сообщение из губительного шторма, пожертвовал своей жизнью, зная, что оно спасет всех нас. Его поступок посрамил меня. — Сангвиний жив. Легион выстоял.

Это было последнее сообщение Сера Джеспера, доведенное до нас: я услышал последний удар его сердца.

Рубио не смог ничего сказать в ответ на это — его вокс-бусина треском подтвердила слова Джеспера сообщением его собственных астропатов с борта крейсера. Он опустил меч.

Я поднимаю крозиус, и красный свет солнца Ваала отражается в нем кровавым блеском.

— Возвращайся, Рубио. Забирай свои корабли, свои приказы и возвращайся ни с чем к Малькадору.

Моё сердце пело, пока я произносил эти слова.

— Он слишком рано посчитал вас потерянными, — произнес псайкер.

— Мы никогда не были потерянными, — покачал я головой в ответ. — Мы Кровавые Ангелы.

И такого ответа было достаточно.

Джон Френч

ДИТЯ НОЧИ

– Деяния прошлого – источник будущей расплаты.

– пословица ульев Альбии, записана Тенгостом Меррином во «Дворе Непроизносимого Короля», книга I

— Я подчиняюсь твоему приговору, — говорю я и склоняю голову перед оружием.

Легионер не шевелится. Его палец напрягся на спусковом крючке болт-пистолета. Одно движение и боек ударит по капсюлю. Заряд выбросит снаряд по стволу пистолета в неподвижный воздух между дулом и моим черепом. Мгновенье спустя сработает вторичный заряд, разогнав болт до скорости свыше тысячи метров в секунду. Войдя в голову, он взорвется, разбрызгивая кровь и осколки черепа.

Все, что нужно для запуска этой фатальной последовательности — это короткое движение пальца. Все, что нужно для этого — решить, заслуживаю ли я смерти. Глаза из-за зеленых линз пристально смотрят на меня — я чувствую их голой кожей головы.

Я стою на коленях, с плеч свисает рваный плащ, напоминающий промокшие перья. Воин, конечно же, в броне, хотя ее цвет скрыт покровом темноты. Здесь ничто не остается цельным, все, в конце концов, растворяется в тени.

Я родился здесь, в тюремных стоках под Альбией, в бездне, ставшей царством изгнанных и приговоренных. Меня забрали из этой ночи спустя несколько десятилетий после того, как Великий крестовый поход покинул свет Сола. Благодаря этому я был старше большинства, но младше некоторых. В те дни в воздухе витал запах судьбы. Темное невежество прошлого сгинуло пред сиянием истины, и ничто не могло противостоять ей. Это было время, когда всех нас влек вперед яркий свет славы. Каждый сын Легионов чувствовал его.

По правде говоря, этот свет был первым в моей жизни. Возможно, единственным, который я когда-либо знал. Теперь я снова обитаю здесь — во взрастившей меня тьме, которая изводит мой бездействующий разум, скрываясь от своих грехов, и свет для меня снова потерян.

Я поднимаю голову и смотрю в скрытые за зеленым светом глаза воина.

— Ты хоть знаешь, кого пришел убить?

— Я знаю, кто ты, Фел Жарост, пожиратель снов Восьмого Легиона, — вокс-решетка воина щелкает, когда он прерывается. — Я пришел за тобой.

Умно. Не будь он тем воином, который выследил и преследовал меня во тьме ночами напролет, я бы сказал, что он шутник.

— Ты знаешь мое имя, но этого не достаточно, чтобы судить меня и забрать жизнь, — предупреждаю я его. — Поверь мне.

— Мне больше ничего не нужно знать о тебе.

— Правосудие должно быть слепо, а не безграмотно.

Я делаю долгий вдох и смотрю в дуло болт-пистолета и светящиеся за ним зеленые линзы. Я размышляю над тем, что видит воин: старика, стоящего на коленях в грязи, нечесаную бороду на лице со шрамами и морщинами? Или он видит что-то еще? Что-то не столь… жалкое.

— Ты должен знать, кого казнишь. Так было всегда.

Я поднимаю левую руку и касаюсь своего лба.

— Я покажу тебе.

Он не шевелится. Его палец все так же на спусковом крючке, выбирая между жизнью и смертью.

— Нет, — произносит он.

Я улыбаюсь, но мне невесело. Если мне суждено умереть, то это произойдет на моих условиях. В конце концов, кто мы, если отказываемся от своих жизненных принципов?

— Это не было предложением, — говорю я и показываю ему прошлое.

Конечно же, оно началось во тьме — в ту забытую эпоху, когда я был отнюдь не невинным ребенком.

Я открыл глаза и ослеп.

Когда я прыгнул к карнизу, прямо передо мной раздался выстрел. В глазах полыхнула яркая вспышка, кипящая неоновыми и белыми пятнами. Я кувыркался в воздухе, разум и глаза были ослеплены кружащимися грозовыми тучами. Свет пылал огнем внутри головы. Я врезался во что-то твердое и начал скользить вниз, хватая руками воздух. Меня кто-то схватил. Я почувствовал крепкие мускулы и гладкую кожу. Начал бороться, но свет по-прежнему обжигал чувства. Меня рывком подняли и впечатали в твердый металл. Дыхание сбилось, но я лягнул ногой и попытался отползти. Рука обвила мое горло и сдавила его.