Уже второй месяц гимнаст Польди работает с Тимошкой. А сегодня дебют! Сегодня на манеже артист Тимми! Так теперь зовут в цирке Тимошку-шарманщика.

— Ещё очаровательный улыбка!

Тимми устало улыбается.

Теперь немного ходить! — говорит Польди. — Ровно ходить, глубоко дышать!

Тимошка, упруго ступая, идёт спокойным шагом. Кроме Польди и Тимоши, в комнате клоун Шура. Он сидит на высоком табурете. Рядом с ним его пёсик. Стены комнаты сверкают инеем.

— Чертовски холодно!.. Можно немного музыки? — говорит Польди.

Клоун Шура растягивает гармонику, и Тимоша шагает под весёлую песенку.

— Теперь надо есть, — говорит Польди.

Он расстилает на столе салфетку, аккуратно наливает из термоса в чашку кофе.

— Садись есть! — говорит он Тимоше. — Теперь не надо музыка.

Клоун Шура прекращает играть.

— Он должен хорошо есть! — говорит Польди.

Тимоша садится за стол, а Польди стоит рядом. Он смотрит, чтобы мальчишка съел всё и не утаил от него ни одного куска.

— Я видел, что он даёт хлеб ваш Фома! — говорит Польди клоуну.

— Что вы! Не может быть! — Клоун берёт на колени собачку и спрашивает у неё ласково: — Фома! Ты слышишь, что про тебя говорят? Ай-я-яй, Фома! Неужели это правда?

— Не устраивайте шутка, — сердится Польди. — Это плохой шутка! Вы знаете, сколько я платил за хлеб?

— Что делать, Польди… Сейчас на свете много плохих шуток, — отвечает клоун.

Мохнатый Фома повизгивает, а Тимоша опускает глаза в тарелку.

— Надо хорошо есть, — повторяет Польди.

— У вас с мальчиком чудный номер, Польди! — говорит клоун, поглаживая собаку. — Публика будет в восторге.

— Публик? Какой публик?

Но клоун невозмутим; он улыбается нарисованным ртом.

— Сегодня в цирке будет полно публики!

— «Публик»!.. — ворчит Польди. — Публик сидит в сапогах, в шинель, плюёт семечка на манеж! Где вы видал публик?

— Теперь почти все в шинелях, во фраках неудобно воевать, — отвечает клоун.

О этот русский клоун! Что у него под этим дурацким колпаком? Лицо Польди заливает багровый румянец.

— Во фраках неудобно воевать… Я работал номер не для этот публик. — Польди смотрит на клоуна, не скрывая своего раздражения. — Вы знаете: я не есть большевик! И меня не интересует паёк сухой вобла! Что ты разинул рот? — кричит он на Тимошу. — Вы имеете на мой номер чёрный зависть? — спрашивает Польди клоуна.

— Что вы! Как это может прийти вам в голову, Польди?

Тимоша встаёт из-за стола, и Польди стряхивает салфетку, щёлкает замком саквояжа.

— Вы не так меня понимал, Шура, — говорит он клоуну. И громко, неестественно смеётся.

— Возможно…

Клоуну Шуре не хочется продолжать этот неприятный разговор. Артист должен быть спокоен, когда он выходит на манеж. Он оглядывает сильную, мускулистую фигуру гимнаста и, встретившись с ним взглядом, растягивает свою гармонику.

«Ля-ля! Ля-ля!» — звучит весёлая песенка.

А Польди садится к зеркалу.

— Иди сюда! — говорит он Тимоше. — Надо мазать немного румян.

Тимоша поднимает лицо.

— Ещё румян! Ещё румян!

Польди недоволен. Он всё-таки скверно выглядит, этот мальчишка. И Польди с досадой мажет румяна на впалые Тимошкины щёки.

— Вы помните, что работаете с нами пауза, Шура?

— Конечно, помню! Будьте покойны, — отвечает клоун.

Накинув халат, Польди уходит на манеж проверить снаряды. Он никогда не доверяет униформе и всегда всё проверяет сам.

— Ещё немного ходить, — говорит он Тимоше.

И Тимоша, уже одетый в чёрное с ярким кушаком трико, шагает, раскинув руки, приподнявшись на носки.

— У тебя сегодня дебют, мальчик! — говорит ему клоун Шура.

— Чего? — не понимает Тимофей.

— Дебют! — Клоун подходит к Тимоше. — Послушай, Тимми! Прошу тебя, не надо давать Фоме хлеб.

Клоун Шура роется в своих бездонных карманах и достаёт три шарика.

— Дебют, мальчик, — это как день рождения, как праздник, — говорит он. — Я всё думал: что тебе подарить?

Клоун подбрасывает шарики: они взлетают, кружатся, перегоняют друг друга, опускаются клоуну на плечи, на бутафорский нос. И снова взлетают вверх, переливаясь радугой. Тимошка в восхищении:

— Расшиби тебя… Здорово!

— Бери! — говорит клоун и протягивает ему блестящие шарики. — Бери, бери — на счастье!

Тимошка отступает.

— Да что ты! Ты же с ними работаешь, Шура!

— Бери, бери — я прошу, — повторяет клоун.

Смешной клоун Шура! Одна штанина зелёная, рукав жёлтый, на колпаке бубенчики. Тимоша прижимает к груди подарок.

— А у тебя-то был когда дебют? — спрашивает он, подкидывая шарики.

— Был, только это было очень давно. Очень давно… — повторяет клоун Шура. — Я тоже был когда-то маленьким. Таким, как ты. Да, да… Я выводил на манеж ослика. Тогда в цирке работал изумительный клоун — итальянец Мильчи. У Мильчи была реприза. Он лечил осла от упрямства, а я всего-навсего выводил ему ослика на манеж. Я очень это хорошо помню. И ослика помню — такой милый, белобрюхий ослик. Это был мой дебют.

Тимошка вскидывает руку и раскланивается.

— Шура, а что, если Репкин придёт? — говорит он.

— Кто это — Репкин? — спрашивает Шура.

— Так, матрос знакомый. Придёт, глянет, а я ему на комплимент…

И Тимошка, очаровательно улыбаясь, посылает воздушный поцелуй.

С манежа доносится шум. Слышно, как настраивают оркестр, рассаживается на свои места публика. В гримёрную возвращается Польди. Он оглядывает Тимошку, который при его появлении начинает приседать и подпрыгивать то на одной, то на другой ноге.

— Гут, гут! — говорит Польди.

Подойдя к зеркалу, он проводит пуховкой по лицу и, взяв чёрный карандаш, рисует себе брови.

— Польди, на выход! — слышится голос за дверью.

Польди оглядывает Тимми.

— Да, мальчишка должен иметь успех!

И, крепко взяв своего маленького партнёра за руку, он бежит с ним на манеж.

— Ап! — Тимошку подкидывают сильные руки.

— Ап! — Он уже держится сам за перекладину.

Клоун Шура стоит в проходе, прижимая озябшего Фому, и смотрит, как гимнасты работают номер.

— Раз-два! Раз-два! Так, Тимми, так. Раз-два!

Публика горячо аплодирует маленькому дебютанту.

— Ну, Фомушка, сейчас наша пауза, — говорит Шура, раскланиваясь с униформистами, и выбегает на манеж.

— Рыжий! Рыжий! — раздаётся многоголосый крик. — Рыжий!.. Ура!.. Даёшь, Рыжий!.. Даёшь!..

Горько окончился Тимошкин дебют.

Не помня себя от радости бежал он с манежа.

— Браво, Тимми! Браво, браво! — неслось ему вслед. И вдруг Польди схватил его за шиворот:

— Кто так отвечает на комплимент? Где твой правый рука?..

И лицо обожгла пощёчина. Мало одной — ещё!

Глотая слёзы, Тимошка побежал обратно на манеж кланяться.

— Очаровательный улыбка! — сквозь зубы повторял Польди.

Тимошка кланялся и улыбался. Но радости уже не было.

— Ну что ты, мальчик, не надо плакать, — утешал Тимошку Шура. Он вытирал ему слёзы и, нажимая пальцем на Тимошкин нос, спрашивал: — Барин дома?

Он пел ему смешную песенку про воробья и заставлял Фому ходить на задних лапах. Но разве это могло утешить?

— «Алле, алле»! А сам в морду…

Теперь Польди уже не кажется Тимошке, как тогда на афише, весёлым волшебником. Работает хорошо, а мужик злой, и рука у него тяжёлая. Он и Шуру обидел, когда узнал, что тот подарил Тимошке на счастье шарики.

— Оставьте свой сантимент… Вы умрёте на арена, — сказал он.

А Шура ответил со смехом:

— Я бы рад, но может не получиться. Это, к сожалению, редкий номер — умереть на арене.

Польди по-своему понял шутку. И сказал, как всегда, зло:

— Вы есть очень хитрый, Шура. Сколько я вам должен?

— За что? — удивился Шура.