- При всем моем уважении к вам я не могу в сложившейся ситуации позволить вам покинуть территорию академии, - кому-то пригрозил Вольсхий. - Я сам не до конца разобрался, и мне не до ведения войны со страждущими.

- Ты всегда хотел быть лучшим во всем, Рейсланд, - дружелюбно ответил Вольсхому собеседник настолько тихо, что мне пришлось напрячь слух. - Прости, что не смог вернуть тебя в строй.

- На сегодняшний день речь идет не обо мне. а о маленькой руже. Кто бы мог подумать?

Руже? Зеленый драгоценный камешек? Здесь залежи? Если все было так, то слухи о разорении рода Вольсхих не более чем лживый вброс. Но кому он был выгоден? Разве таким образом Вольсхие не теряли уважение и связи при императорском дворе? Не, ректор, наверное, в другом, переносном значении использовал слово.

- Руже прячутся в глуши, Рейсланд. Это обычное дело. Не важно из какой семьи ты родом. Гениальность даруется природой.

- Когда она проснется? - нетерпеливо наматывал круги по помещению Вольсхий.

Я превосходно слышала шорох его шагов и прекрасно помнила о привычке в минуты напряжения. Точно также он ждал возвращения Мариона Разэла из столицы, когда тот забыл предупредить об отъезде. Шикнул легкий хлопок неизвестного происхождения. По контексту неспешной беседы мне удалось уловить, что речь, вероятнее всего, шла обо мне и именно меня назвали драгоценной руже.

- В течение нескольких дней, - неспеша и спокойно отвечал незнакомый мужчина. Мне показалось, именно он должен быть целителем, поднявшим на ноги Риску и заботившимся о Касе с Эржем. - Рейсланд, ты так и не научился усидчивости, - с усмешкой. - Я надеялся, хотя бы ранение уменьшит твою импульсивность.

- Не нужно. Меня. Поучать. Мне больше не пятнадцать лет. Карэм. - Вольсхий рычал.

Мужчина, названный Карэмом, непринужденно рассмеялся. Вот это смелость! Я не знала ни одного человека, кто бы смел разговаривать с Вольсхим в таком тоне, будто разговаривал не то что с равным, а с менее значимым. Монрес Карэм знал Вольсхого с пятнадцати лет. а то и еще раньше? И такой тон разговора... Неужели это значило, что если войдешь в ближний круг общения нового ректора, то тебе будут позволены многие поблажки?

- Ты для чего девчонку голодом уморил? Чтобы показать, насколько ничтожна ее жизнь? Что одно твое желание, и она отправится в утиль?

Теперь я была уверена абсолютно: под руже подразумевалась именно я. Или Вольсхий еще кого-то голодом морил кроме меня? Последнее, что я помнила, это спуск по лестнице после вылета из ректорского кабинета. Тот неприятный разговор дался мне тяжело, ведь он как нельзя ярче напоминал, что у меня уже был однажды опекун. С годами опека должна была аннулироваться, но я не могла ручаться за это - уж Табол ни за что не упустил бы возможности привязать меня к себе до конца дней моих или его.

- Нет. Я не знал, что она загнется. Правда не знал.

Наконец я услышала в этом низком голосе хоть каплю раскаяния. С удовольствием бы уснула и дала возможность тирану поволноваться, но на столике у больничной койки стояли стакан чая и тарелка, накрытая другой чуть меньше, скрывавшие внутри мясной бульон. Без мяса, изверги!

Мясной бульон выпила и насытилась. К чаю так и не прикоснулась, хотя следовало. С голода я даже ощущала запах сахара Если Вольсхий пожелает сломать меня, то хватит и этого. Нельзя. Нельзя с ним ссориться. Но как не позволить использовать себя?

Скрыть пробуждение мне бы все равно не удалось, если целитель Карэм хоть сколько-нибудь имел талант в магическом лечении. Целители могли на уровне ощущений чувствовать, в каком состоянии пребывал пациент и сколько вокруг них живых людей находилось. Только тогда, когда Вольсхий покинул лазарет, целитель подошел ко мне и рассекретил мое пробуждение, за что я была ему благодарна.

- Адепт Тонверк, я полагаю. - для галочки поинтересовался пожилой мужчина, хотя наверняка узнал мое имя от Вольсхого еще в те первые десять минут, как я появилась на пороге лазарета. - Как себя чувствуете адепт?

- Паршиво, если честно, - не стала врать и не видела в этом глобальной надобности. - Питание в столовой в последнее время стало отвратительным, хоть вешайся...

Оу. Как же хорошо, что Вольсхий не стоял над душой. Из меня вырвались слова про повешение раньше, чем я успела подумать Если бы Вольсхий услышал, ведь старшего брата нашел в петле, мне бы влетело. Замолчав, я вытянула из-под пододеяльника посеревшие от истощения руки и плаксиво вздохнула: до такого состояния я не доходила уже очень и очень много лет.

Стоило только посмотреть на руки, как я ужаснулась: кожа посерела и скукожилась, будто из меня выпили все соки. Прикоснулась к лицу - почувствовала впалость щек и остроту подбородка, скул. Истощение. Спустя сутки после использования дара и в отсутствие нормального питания я превратилась в обтянутый кожей скелет. Мне страшно взглянуть и в зеркало, и в любую другую отражающую поверхность.

- Вылечим, - согласился со мной целитель Карэм. - Насчет лечебного рациона для вас я уже договорился. С момента выписки принимать пищу будете в кухне. Нужные распоряжения будут отданы в течение нескольких часов Я могу выписать вас прямо сейчас. Долечиваться будете постельным режимом в комнате с соседками. Одиноко ведь молодой девушке в изоляции лазарета время проводить.

Целитель улыбнулся и дал мне еще несколько полезных наставлений и выпроводил за дверь. Следующие полчаса я гуляла по галерее - никого не было, шло занятие - и пыталась что-нибудь придумать. Из головы я все никак не могла выкинуть слова про ранение и возвращение в строй. О чем говорил целитель Карэм? О том, что Вольсхий - боевой некромант? Так об этом я уже знала, ведь он служил в Стражах Зора.

Я ведь знала с самого начала, что у нас - недоучек - изначально не было ни одного шанса в борьбе против него. Ни у одного из нас. Даже неизвестное ранение, заставившее Вольсхого оставить службу при императоре, не могло ничем помочь.

Единственная прослушанная мною лекция магистра Шерфена Каснийского наводила на мысль, как можно было сделать Вольсхого не таким опасным для меня. Как можно было его сделать моим защитником. Нужно всего лишь подправить его воспоминания. Легче легкого! Всего лишь нужно подгадать момент слабости либо создать его. Будто бы Вольсхий мне это позволит!

По совету- штатного целителя Карэма, с сегодняшнего дня я буду питаться в кухне. В общую столовую нельзя проносить ничего, что когда-то было живо, а в малую мне вход заказан.

До комнаты я добралась без лишних неприятностей, которых и так навалом. И сразу же - на входе - я почувствовала, что-то не так. Как же хорошо было, когда я жила одна! Проклятая паранойя только и ждет момента, когда я поддамся на ее уговоры. На прикроватном столике Инрит стояло небольшое зеркальце, с ладонь. Не удержавшись, я-таки взглянула в отражение и чуть не взвизгнула: самый настоящий скелет. Кожа натянулась, посерела. Поблек естественный солнечный цвет волос.

Не глядя больше в зеркало, я отвернулась и отошла к своей части комнаты. Это противное ощущение, будто кто-то покопался в моих вещах, не отпускало не хуже паранойи. И ведь на самом деле обычная паранойя - шкаф теперь приходилось делить на четверых.

Порыв ветра сбил с ног, меня оттолкнуло, перевернуло, и я врезалась в стену. В глазах помутилось от удара, но я все-таки попыталась подняться, выставив одну руку вперед в жесте защиты. Это ж насколько плохо я выглядела, что меня за умертвив приняли и подняли оборону? Благо, без тревоги.

- Тонверк? - с сомнением спросила Инрит; в ее руках полыхал сгусток магического огня. - Живая?

- А ты как думаешь?! - шикнула, потирая ушибленное плечо. - Сначала нужно думать, а потом делать!

- Не кипятись, - Инрит погасила огонь и подняла брошенную на пол сумку. - Не каждый день в спальне видишь полудохлика. Истощение?

- Именно, - спокойно подтвердила я, встав без посторонней помощи. Могла бы и предложить, раз провинилась!