– Да лучше бы искал, – буркнул Траку.

– Я бы тоже лучше искал, чем нашел, – ответил Талсу, – но что сделано, то сделано. Камни ворочать и мешки таскать я еще долго не смогу, но орудовать иглой и ножницами ты меня сам учил, так что обузой не стану.

– Когда-то я, как любой отец на моем месте, надеялся, что из тебя получится нечто большее, чем простой портной, – ответил Траку, задвигая засов. – Но выше головы не прыгнешь, а выше сословия не поднимешься, и я рад, что ты доволен своей долей. – Ничего похожего Талсу не говорил, но, не успел он напомнить отцу об этом, как Траку продолжил: – И если ты не против, мы могли бы сосватать тебе невесту нашего сословия, да так легко! – Он прищелкнул пальцами.

Талсу покраснел.

– Правда, что ли?

– Ну да. Гайлиса, знаешь, на тебя всегда поглядывала, а уж теперь, когда ты на рыжиков набросился, чтобы ее защитить сам догадайся от чего, она просто решила, что на тебе свет клином сошелся.

Губы Талсу тронула легкая улыбка.

– Я заметил. С тех пор, как меня порезали, она зачастила к нам, правда?

– Есть немножко, – серьезно подтвердил отец. – Милая девочка. И очень славная – а это в конечном итоге поважней будет, хотя в молодые годы об этом не думаешь. Она тебе очень благодарна. – Он покивал, соглашаясь со своими словами. – И не забывает об этом. Так сытно мы не ели с довоенных времен. Так что если решишь, что иголка с ниткой, ножницы с лентой да портняжные чары тебе не по душе – можешь в бакалейщики податься.

– Ну, это еще не скоро решать, – заключил Талсу. Из кухни потянуло чем-то необыкновенно аппетитным. Юноша улыбнулся. – На голодное брюхо плохо думается. Голубцы – или меня нюх подводит?

– Ноги тебя подводят, а нюх в полном порядке. – Отец протянул руку, помогая юноше встать. – По лестнице сможешь подняться?

– Справлюсь, – ответил Талсу. – Уже не так сильно болит.

Спускаясь по лестнице, а особенно поднимаясь, приходилось сильней, чем при ходьбе, напрягать заживающие мышцы. Получалось с трудом. Болело уже не так сильно – но все еще болело.

Однако юноша справился, всего лишь пару раз скрипнув зубами. Дело определенно шло на поправку – поначалу от боли его скрючивало пополам на каждой ступеньке. А пару дней назад он споткнулся на лестнице и упал. Тогда ему показалось, что он разбился на тысячу кусков, и Талсу пожалел, что этого не случилось: так больно не было с той минуты, как его ранили.

Усаживаться за стол тоже приходилось с опаской. Когда Талсу примостился на табурете и перевел дух, боль начала отступать – не ушла совсем, но ослабла. Аушра поставила перед братом полную миску дымящихся голубцов. Талсу тут же взялся за еду. Уксус и мед придавали остроты пресным капустным листьям, в которые была завернута начинка из фарша с овсянкой.

– Вкусно! – восторженно пробурчал он с набитым ртом. – Спасибо!

– Не меня благодари, а свою подружку, – ответила сестра. – Это она добыла для нас бараний фарш и мед.

– Моя подружка?.. – эхом отозвался Талсу. – Да… наверное…

Отец откашлялся. Мать только улыбнулась. Сестра расхохоталась в голос.

– Конечно, твоя, олух ты этакий! – выпалила Аушра. – Не меньше «твоя», чем тебе хочется.

Траку говорил, в сущности, то же самое, однако в женских устах слова отчего-то прозвучали более веско. (Хотя представить себе Аушру молодой женщиной, а не пронырливой настырной девчонкой тоже затруднительно.)

– Ну, может быть… – пробормотал Талсу.

– Не может быть, а точно. – Это вступила в разговор матушка. Голос Лайцины прозвучал на редкость уверенно.

Траку покашлял снова.

– Я парню вот что сказал: хочешь – иди, как я, по портновской линии, а хочешь – по бакалейной. Аушра, передай-ка мне кувшин с вином.

У Талсу запылали уши.

– Послушайте, – взмолился он, – а вам не кажется, что обсуждать чужую личную жизнь неприлично?

Аушра показала ему язык:

– Ты думаешь, что обсуждать ее у тебя за спиной приличней?

– Лучше бы вы ее вовсе не обсуждали! – возмутился Талсу. – Мною в армии уже накомандовались, спасибо – дома только кормят лучше.

– До недавних пор дома тоже кормили несытно, – парировала упрямая Аушра. – А почему стало лучше? Из-за Гайлисы, вот почему!

Если бы родные продолжали и дальше поддразнивать юношу, тот, наверное, возненавидел бы прекрасную бакалейщицу – ровно до того, впрочем, мгновения, как та в очередной раз заглядывала в портновскую лавку. После этого все обиды рассеивались, как туман над горами Братяну. Так и вышло на следующее утро. Гайлиса заглянула, когда Талсу раскраивал плащ для альгарвейского офицера.

– Привет, – бросила она. – Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо, – отозвался юноша, неопределенно махнув рукой. – Уже лучше.

«Если повторять эти слова часто, – подумал он, – возможно, я в это поверю».

– Хорошо, – отозвалась Гайлиса. – Рада слышать. А те альгарвейцы не возвращались… с тех пор, как с тобой случилась беда.

– Рад слышать, – пробормотал Талсу. – Будем надеяться, что их отправили в Ункерлант воевать… или, того лучше, на Землю обитателей льдов.

Отец состроил унылую мину.

– Если верить газетам, они побеждают и там, и сям. Побеждают, даже если верить четверти того, что пишут в газетах.

Траку полез в ящик, побренчал там чем-то, захлопнул крышку, залез в другой и в конце концов проворчал:

– Забыл, должно быть, клятую штуковину наверху. Сейчас вернусь.

И он ушел, оставив сына с Гайлисой наедине. Талсу был совершенно убежден, что отец сделал это нарочно. Гайлиса, судя по тому, как она улыбалась – тоже.

– Славный человек твой отец, – заметила она, чем, с точки зрения Талсу, только подтвердила, что плохо знакома со старым портным.

Юноша рассмеялся. Гайлиса вопросительно подняла бровь.

– По мне, – заметил Талсу, – нам было вместе веселей, когда ты передо мной задирала нос. Если ты и дальше будешь на меня смотреть с открытым ртом, я, не приведи силы небесные, еще загоржусь – и чем это кончится?

– Да нашей Скрундой и кончится, – ответила Гайлиса. – Очень трудно задирать перед тобой нос после того, что ты сделал, понимаешь? Ты мне и раньше нравился, но теперь…

Она осеклась и густо покраснела.

Талсу хотел ответить, но у него вдруг закололо в боку. Он схватился за бок и невольно застонал.

– Это хорошо, что я тебе показался, но я не слишком рад, что вот так вышло, – если ты понимаешь.

– Конечно, понимаю! – возмутилась Гайлиса. – Я думала, ты у меня на глазах кровью изойдешь!

– Я тоже, – признался Талсу. – Спасибо, что привела помощь вовремя.

– Не за что.

Девушка шагнула к нему, обняла и поцеловала.

– Мне больше нравится так, чем задирать перед тобой нос. А тебе?

– Мне тоже нравится, – ответил Талсу. – Попробуем еще раз, для верности.

Они попробовали. Потом еще раз. Когда Траку спустился по лестнице в мастерскую, молодые его даже не заметили. Старый портной хмыкнул себе под нос и тихонько вернулся на второй этаж.

После тесной долины, где лежал Кунхедьеш, бескрайние просторы западного Ункерланта действовали на Иштвана особенно угнетающе. Казалось, что тайга – море сосен, елей и пихт – покрывает половину мира.

– Мы добрых полгода воевали, чтобы одолеть горы, – промолвил сержант, не отводя глаз от таежного простора, – а теперь придется воевать, чтобы одолеть вот это?! Да мы за год не управимся!

Если не больше. Похоже, в этом лесу может затеряться что угодно, включая действующую армию Дьёндьёша.

– Все не так страшно, сержант. – Капитан Тивадар вытащил из кожаного футляра карту и указал на петляющие по зеленому простору алые линии. – Видишь? В этой глуши немало дорог.

– Так точно, сударь, – отозвался Иштван.

Поспорить он не мог: негоже сыну деревенского сапожника в сержантском чине спорить с родовитым офицером.

– На что готовы поспорить, сударь, что парни Свеммеля будут драться за каждый перекресток?

– Если б воевать было легко, мы бы давно управились, – ответил Тивадар. Он указал куда-то вперед, потом снова уткнулся в карту и довольно хмыкнул. – Видишь? Вот по этому тракту мы движемся.