Они благополучно продвигались двое суток, за день размеренно покрывая отмеренные проводником отрезки пути, отдыхая потом почти целую ночь. На третьи сутки к вечеру, когда привал уже был сделан, ничего еще не предвещало грядущих страшных событий…
Двое мотонарт, вынырнувших из-за длинного восточного кряжа, стремительно мчались к трем сиротливо трепетавшим на сильном ветру походным палаткам и стайке дроммфов, сбившихся у саней с поклажей. Сначала миссионеры спокойно смотрели на приближающиеся машины. Врачей обычно не обижали – каждому могла понадобиться их профессиональная помощь. Шевельнувшееся было беспокойство, которое тут же выплеснул из себя проводник Рэймз, торопливо приведя оружие в боевую готовность, не одобрил ни один из семи врачей-мужчин. Вано же стоял с отсутствующим видом, давая понять, что он не разбирается в нюансах местной суровой и недоверчивой к ближнему жизни.
Между тем Ния заметила его напряженный, исподлобья следящий взгляд, желваки мышц, непрестанно гуляющие под скулами, и отчетливо поняла, почувствовала приближающуюся угрозу, интуитивно впитанную Ваней. Она хотела предупредить своих. Она попыталась…
Слепящий неожиданный луч оранжевого цвета резанул от носовой части передних мотонарт, молниеносно дотянувшись до ближайшей палатки. Там, где только что находилось уютное убежище, мгновенно вспыхнул большой костер. Еще один луч пронзил-прострелил пространство от задней машины до плотной группы, в которой стояли врачи, и буквально разорвал грудь Рэймза. Полетели кровавые ошметки. Завоняло паленой плотью…
Все было кончено в считанные минуты. Из резко затормозившей передней машины высыпали трое вооруженных, обильно укутанных в шкуры людей и согнали ошеломленных врачей в жалкое стадо, помогая себе прикладами и просто ногами. И только тут до Нии дошло, что ее миленький Вано исчез. Она даже не поняла, какие чувства борются в ней. Вернее, какое из двух побеждает. С одной стороны, она радовалась, что, возможно, ему повезет и хотя бы он да спасется, останется жив, может быть, даже доберется до «Точки» и отправится обратно в небо выполнять свою сверхважную задачу, не терпящую отлагательств. И тут же, в противовес этому чувству, ее заполняла обида за то, что ОН СБЕЖАЛ. Исчез. Даже не попытался заступиться за нее, не попробовал спасти.
Вторые мотонарты, из которых высунулся бородач-водитель и крикнув спешившимся, чтобы догоняли, умчались прочь, взревев мотором. Бандитов было четверо. Один так и остался в санях, не бросая руль и не глуша двигатель. Остальные трое занимались пленными…
И вдруг крик ужаса вырвался из груди бандита, оказавшегося ближе всех к палаткам. И тут же переродился в судорожный хрип. Взметнувшееся из сугроба громадное сильное тело какого-то безволосого, рослого и зубастого существа, в котором все же угадывалось больше по-эрсеровски человеческого, чем звериного, накинулось на него и, ухватив руками, притянуло к себе и мгновенно перекусило шею. Остальных двух бандитов чуть погодя постигла та же участь, причем ни один из них так и не вспомнил о наличии оружия в своих руках. Впрочем, вряд ли оно им помогло бы, настолько стремительны и отточены были движения даффиянина, ни больше ни меньше, но как минимум являвшегося бойцом элитного спецподразделения. Но на этом потрясения не закончились. Покончив с последним (именно с последним, ибо водитель, увидев такой неожиданный итог налета, дал с места полный газ и исчез в облаке поднятого мотонартами снега), невесть откуда взявшийся незнакомец одним ударом пробил грудь мертвого и, разорвав края пробоины, громадной лапой выдернул окровавленный комок сердца…
Ние стало муторно, и она, погружаясь в спасительную дымку, бессильно обмякла, осев на снег прямо там, где стояла.
Дальнейшее до нее доходило с трудом. Она не верила глазам. Громадный даффиянин, ухмыльнувшись зубастой окровавленной пастью, вдруг судорожно затрясся, его голова зашевелилась, задвигалась, зарябила, как студень, который потряхивают. Неестественно исказилась, и все ее черты одновременно принялись изменять свои размеры и формы. А буквально полминуты спустя перед врачами стоял трансформировавшийся из даффиянина каким-то неведомым способом… Вано. ЕЕ ВАНО!
…Ох как же проклинали ее те, кого еще час назад она искренне считала друзьями, те, кто как минимум по разу каждый поочередно признавался ей в любви! Как остервенело они обвиняли ее в обмане, в предательстве! Чуть ли не в умышленном сговоре с этим чудовищем, с этим непонятно кем, которого они пригрели, спасли от смерти… даже не вспоминая, что только что всех их – от реальной насильственной смерти спас именно он – Ванечка… Ее миленький, любимый Ванечка.
Да пошли они все!.. Разве она может оставить его одного?! Да на что ей тогда сдался весь этот дурацкий мир?!
После того как оскорбленные в лучших чувствах, обиженные обманом Нии, а на самом деле напуганные вусмерть миссионеры повернули свои упряжки назад – она с Ваней, ни о чем его больше ни спрашивая, двинулась дальше. В перепалке с бывшими коллегами он не участвовал. Он рыскал по окрестностям, охраняя их от нового нападения, пока семерка мачо хором орала на одну женщину.
…Снег, лежавший сверху льдин, неожиданно начал разлетаться, кружиться воронками, хотя сколько-нибудь ощутимого ветра не наблюдалось. Ване было простительно – ведь он провел, к своему счастью, только несколько суток на этой холодной планете. Но она-то, она!!! Как же она не заметила начала самого загадочного и страшного явления местной природы – свирепого бурана, который называли нелепым словосочетанием «Снежный Эхозавр»…
Где-то там, за защитными оболочками поглубже вкопанной в снег палатки, завывал ветер, перегонял с места на место стаи снежинок. Где-то, начинаясь над их скромным и ненадежным убежищем и уже никогда не заканчиваясь, таращила вниз свои многомириадные глаза-звезды космическая мгла. Где-то… Все это казалось нереальным и надуманным, ведь здесь, чуть слышно посапывая, рядом с Нией лежал ОН. Ее любимый мужчина. Ее Звездный Принц, которого, как оказалось, она и ждала столько лет, скитаясь по горам родной Новой Сванетии, а затем по заснеженным просторам этой проклятой богами планеты. Долгие полярные ночи, глядя на звезды, она думала о том, где он сейчас и чем занят, и почему, почему, вредный такой мальчишка, не спешит на встречу с ней?! И вот он рядом, и впервые они наедине. А может, и вообще одни на всем этом ПОИСТИНЕ БЕЛОМ СВЕТЕ. А в самое ближайшее время их, конечно же, найдут, а может быть, переждав метель и откопавшись, они сами как-нибудь из последних сил побредут, доползут до человеческого жилья. В самое ближайшее время… Ния вдруг отчетливо поняла, до чего же ей не хочется, чтобы их нашли… «С милым рай и в шалаше!» – билось в ее голове… «с миленьким»… Нет, терять больше нельзя ни минуты… Лучше замерзнуть, затихнуть, блаженно улыбаясь в остывающих объятиях любимого, чем…
Одежда соскользнула с разгоряченного вожделеющими мыслями тела, как старая лопнувшая кожа. К черту приличия! К черту стыд и моральные метания! Было что-то змеиное в движениях девушки, выползавшей из своих потаенных дум, из нереализованных желаний, стиснутых в капканах волевых импульсов, волна страсти проступала сквозь все преграды, поползла, пропитывая не только движения Нии, но и воздух в нагретой их сдвоенным дыханием палатке. Ния, почувствовав сладкое покалывание незримых игл по коже, потянулась к СВОЕМУ мужчине. Изогнувшись упругим, сладко изнывающим телом, как натянутый лук, она склонила голову над Вано. Волосы, смоченные растаявшими снежинками, тяжелыми прядями упали на его грудь.
– Ваня… ты не спишь?
Его глаза открылись так резко, словно распахнулись створки-ставни. И оттуда – о боже! – проглянул кто-то до такой степени чужой, что буквально пахнуло леденящим холодом. Но не тем холодом бесконечной местной зимы, затаившейся за стенками их убежища, а космической стужей. И еще – страхом. Нет, не ее страхом, а тщательно скрываемым УЖАСОМ самого Ивана. Смертельной боязнью чего? Кого? Неужели ее?! Вырвавшийся из-за открытых век взгляд остановил движение Нии, ощутимо уколол кожу, словно вместо него мгновенно подставили острозаточенные колья, уперевшиеся в лицо. Она, похолодев внутренне, застыла, изучая его растерянным взглядом. Вано молчал. Лежал неподвижно, рассматривая обнаженную Нию, склонившуюся над ним.
