Красивый рот Брейди растянулся в широкой улыбке.

— Ангел получил свои крылья, Золотце. На самом деле, два этих маленьких засранца получили.

Гейдж запрокинул голову и рассмеялся. Его Шеф был смешным придурком.

Он хотел удержать это чувство, не только удовольствие, но и откровение его правильности.

— Я остаюсь у тебя сегодня, Брейди. — Может, каждую ночь. — Ты не против?

Брейди глянул на него тем взглядом, который обычно означал отрицательный ответ, готовый сорваться с кончика языка, пока он думал, как лучше его сформулировать. Но следующие слова были совсем не теми, что ожидал Гейдж.

— На одном условии.

— Назови его.

Брейди бросил взгляд на стол.

— Вон там тарелки, которые нужно помыть, Симпсон.

Гейдж приготовил убийственный жареный сыр, сделал этому парню невероятный минет, и сейчас его отправили мыть посуду? Любой другой мог назвать такую математику нечестной, в лучшем случае. Волна в груди Гейджа поднялась до триумфальной радости, затопившей его затуманенный от оргазма разум.

Ага. Абсолютно жульнической.

— По рукам.

***

Брейди не мог уснуть. Нет, это было не совсем правдой. Он мог. Хотел. Но боролся со сном, потому что иначе вернулись бы его демоны. Если бы ублюдки довольствовались только нахождением в его голове, все было бы в порядке, но они любили приносить неприятности.

Большую часть ночей он резко просыпался, закрутившийся в простыни, иногда сбивая на пол лампу. Он пробовал снотворное, медитацию, готовку до тех пор, пока веки не становились каменно тяжелыми. Ничто не помогало ему спокойно проспать всю ночь.

Сны обычно были одинаковыми с небольшими вариациями. Бородатые фигуры, прижимающие его вниз. Запах горящей кожи. Сильный привкус меди во рту. Иногда его будили вопли сержанта Хейнса. Иногда самого Брейди.

Он посмотрел вниз на толстое предплечье, обвивающее его талию. В темноте он не мог рассмотреть золотистые волоски на руке Гейджа, но знал, что они были там. Он помнил каждый сантиметр его кожи, записал все воспоминания на жесткий диск в своей памяти на будущее, когда Гейдж уйдет.

— Тебя беспокоит плечо? — спросил хриплый голос около уха.

— Немного, — соврал он, ложась на спину.

Гейдж скользнул рукой по груди Брейди, проведя по его шрамам, словно те ничего не значили. Что было правдой. Отметки на его теле были последним, о чем он беспокоился, особенно после того, как Хейнс не выбрался живым.

Мозолистые кончики пальцев задержались на неровных шрамах.

— Я читал в интернете о том, что случилось с твоей командой. “Причесанную” версию.

Во время последних выборов мэра Чикаго, три с половиной года назад, захват и последующий отважный побег из Афганской тюрьмы были перекроены и использованы как топливо в предвыборной кампании Эли, имена остальных членов команды шли списком в заметках. Не то, чтобы Брейди возражал против задвигания на задний план. Эли был настоящим героем дня, а ничто так не разжигало огонь в сердцах избирателей, как истории об отчаянной храбрости кандидата в военное время.

— Старая история.

Ответом было долгое “хмммм” от Гейджа. Понимай: время покончить с этим.

Брейди погладил пальцами щетину на лице Гейджа.

— У тебя была сумасшедшая мамаша и ты потерял отца и брата при исполнении служебных обязанностей. Я знаю, что каждый день ты видишь такое дерьмо на работе, которое должно заставить тебя задаться вопросом, имеет ли человечество право на существование, но ты самый веселый, черт побери, человек, которого я знаю. Неужели ничто не выбивает тебя из колеи?

Гейдж усмехнулся.

— Много чего, например, ты играющий в труднодоступного парня. Это действительно бесит меня.

— Я не играл, — просто эти отношения не имели смысла.

Гейдж раздраженно фыркнул, словно точно знал, как Брейди закончил это предложение в уме.

— Я весел, потому что иначе везде буду видеть препятствия и ожидать, что люди причинят боль. Я выбрал жить полной жизнью. Я выбрал говорить “привет” горячим парням, “пошли вы” завистникам, говорить любовникам, как я хочу их, и людям, как все должно быть. А сейчас, почему бы тебе не сказать мне, почему ты на самом деле не можешь уснуть.

У парня уже был внешний вид, очарование и член, который Брейди хотел сосать, как вечный твердый леденец. Неужели ему еще нужно быть таким до чертиков уравновешенным?

Брейди не мог молчать. Годами он не рассказывал о своей боли, целая жизнь умалчивания. Когда Гейдж спросил, может ли он остаться на ночь, Брейди мог бы сказать нет. Но с этим мужчиной он хотел попытаться.

— Иногда у меня кошмары. Довольно буйные.

Гейдж поднял одну бровь.

— Спящий боец, да?

— Я могу стать… беспокойным, — все это было уже довольно беспокойным, но мысль о том, что он мог навредить Гейджу, пока спит, причиняла Брейди физическую боль. Вина за то, как он подвел свою команду, была его постоянным спутником; он абсолютно точно не хотел, чтобы Гейдж попал под горячую руку. — Не хочу причинить тебе боль.

— Тогда не причиняй. Или если решишь, то подожди, пока мы не оплатим визит в большой магазин секс-игрушек и не выясним, какой флоггер нравится нам обоим, — сверкнув широкой улыбкой, он обхватил член Брейди у основания. — А пока давай посмотрим, смогу ли я придумать другой способ, как тебя расслабить.

—————————

[1] Кло Де Дюк — сладкий грушевый сидр.

[2] Красный гид Мишлен иногда также упоминаемый как «Красный путеводитель» — наиболее известный и влиятельный из ресторанных рейтингов на данный момент. Гид выпускается с 1900 года.

Гейдж улыбнулся Анни, медсестре, которая всегда встречала его в “Хиллвью”. Обычно он регистрировался у нее после каждого визита, но сегодня она поманила его прежде, чем он направился в комнату активного отдыха.

— Она спрашивала о тебе. О Гейдже.

Сердце Гейджа резко ударилось о ребра. Он раскрыл персоналу свою настоящую личность, когда в первый раз пришел сюда, но попросил их не рассказывать об этом Эммалин, объяснив, что их отношения были довольно напряженными и он не хотел бы расстраивать ее.

— Кто-то ей рассказал?

Анни покачала головой.

— Иногда у нее случаются моменты прояснения, периоды, когда туман рассеивается и в образовавшийся пробел устремляется прошлое. Может быть, твои приходы сюда что-то вызвали. Она, может, и не связала все полностью, но, что бы ни случилось, это был первый раз, когда мы услышали от нее твое имя.

Медсестра одарила Гейджа непонятным взглядом, и только тогда он понял, что отступает назад, словно собираясь сбежать. Пожарный Гейдж Симпсон, не боявшийся никого и ничего, струсил.

— Мое детство было не самым счастливым, — выдал он в качестве объяснения. После того, как Эммалин отказалась от антигейской ванной и другого отвратительного “терапевтического веселья”, потому что сбежала, чтобы присоединиться к какому-то культу в Нью-Мехико, все стало налаживаться. Или начало налаживаться. Ему потребовалось некоторое время, чтобы разработать стратегию выживания и заблокировать насмешки “Юродивый Гей” (игра слов, на англ. Simpson (фамилия Гейджа) - Simpleton (Юродивый)) от других детей в доме. А затем его выбрали, как одного из тех трехглазых инопланетян, скандирующих “Клааау!” в “Истории игрушек”[1]. Шон и Мэри Дэмпси сжали его в крепких ирландских объятьях и каждый день уверяли, что он чего-то стоил, и не важно, что его член указывал на мальчиков.

— При таком положении дел, — сказала Анни, явно ощущая его колебание при встрече с этой новостью, — ухудшение может наступить очень быстро, и у тебя больше может не быть шанса помириться.

Разве не этого он ждал? Возможность закрыть и отправить эту болезненную главу своей жизни на покой?