– Нет, – качает она головой, – если эти чувства такие сильные, как ты говоришь, тогда ты сможешь сохранить их с Божьей помощью.

– Спасибо, мам, спасибо за понимание и прости, что мне пришлось рассказывать это в худший день твоей жизни.

– Я рада, что ты рассказала. – Она сжимает мою ладонь. – Ты можешь рассказать мне всё, Софи, когда и где захочешь. Плохо только то, что иногда я не слушаю. Может быть, мне следовало выслушать тебя раньше.

– Нет, – качаю головой я. – Я не могла рассказать тебе, а сейчас, в такой день, увидев Мика с этими аппаратами, я поняла, что должна бороться за Кайла, потому что иначе просто позволю любви всей моей жизни исчезнуть. – Мой голос слегка надламывается.

– Ох, дорогая. – Она подскакивает, чтобы обнять меня. – Эти чёртовы Хансоны – они доведут нас до смерти. – Я встаю, чтобы обнять её и позволить ей успокоить меня, задаваясь вопросом, почему я никогда раньше не была уверена в ней. Мама всегда делает всё лучше, и поэтому Мик так сильно любит её. Он должен быть в порядке, потому что моя мама не заслуживает его потерю, не сейчас.

Мы приезжаем домой в половину одиннадцатого вечера. Мы проходим внутрь, и я ставлю чайник, ночь может быть долгой, так как я сомневаюсь, что мама заснёт. Мы сидим в гостиной, где разжигаем камин и включаем какой–то канал по телевизору, когда я слышу звук машины Кайла, и вскоре распахивается дверь.

– Софи! – кричит он, вбегая внутрь. – Мэггс.

Мы спешим в коридор, чтобы встретить его, и он раскрывает объятия для нас обеих. Мы втроём стоим в коридоре, обнимая друг друга, переплетя руки. Мама снова начинает плакать, а я просто смотрю на Кайла со слезами в глазах. Он одаривает меня напряжённой улыбкой и целует меня в лоб. Я падаю на него и позволяю себе насладиться его силой. Вот кто Кайл для меня, для нас – стабилизирующий четвёртый член семьи, делающий нашу семью целой. Я скучаю по нему и тихо рыдаю, не только из–за Мика и из–за мамы, но и от облегчения, что он здесь. Не важно, как скоро он уедет, и не важно, что я слишком поздно осознала некоторые достаточно важные вещи. Сейчас он здесь. Он мой, даже если только на это мгновение.

Двадцать восемь – Только слушай

Сейчас

На следующее утро нам снова удаётся увидеть Мика. Кайл отвозит меня к моей машине, прежде чем мы отправляемся в больницу, потому что я не могу навсегда оставить машину на школьной парковке и звоню Дане, чтобы объяснить ситуацию. Прошедшей ночью, прежде чем мы все пошли в кровати и попытались заснуть, я слышала телевизор Кайла в соседней комнате, но понятия не имела, как подойти к тому, и что я хотела сказать. Было неподходящее время говорить ему о том, что я люблю его, что скучала по нему и отчаянно хочу всё исправить. Его отец на грани смерти, и наши отношения действительно не в центре его внимания.

– Я рада, что ты здесь, – хмуро произношу я, пока мы едем к маленькой школе, где я работаю.

– Где ещё я могу быть? – спрашивает он, взглянув на меня. – Он мой отец, Софи, и несмотря ни на что, я всё ещё люблю его.

– Я знаю, – киваю я. – Я… Я думала…

Я не знаю, как сказать то, что хочу сказать. Я хочу рассказать ему, что просто находясь здесь он делает всё намного легче, что он всегда делает всё лучше. Он чувствует моё напряжение и свободной рукой берёт меня за руку, чтобы нежно сжать её.

– Я всегда рядом с тобой, – шепчет он. – То, что я сказал по телефону, как я… – Он вздыхает. – Я всегда буду рядом с тобой, несмотря ни на что.

– Как и я рядом с тобой, – говорю я ему, улыбаясь. – Мик будет в порядке, – произношу я.

– Я знаю. – Он уверенно кивает. – Он непотопляем.

Когда мы приезжаем в больницу, доктор садится с нами и объясняет состояние Мика. Его состояние всё ещё критическое, но стабильное, он не пришёл в сознание, и в его мозг поступает мало кислорода, так что на этой стадии врачи не могут ничего исправить. Остаётся только ждать, и нам приходится сидеть рядом с ним и уговаривать его вернуться к нам. Мы сидим несколько часов, а затем мама заставляет нас поехать домой. Теперь она знает о нас, но, очевидно, Кайл об этом не подозревает, и я думаю, что она хочет дать мне шанс поговорить с ним, чего сейчас я сделать не могу.

– Езжайте домой, нет смысла нам всем здесь сидеть. Я немного почитаю ему. Привезите ему чистую пижаму и другие вещи, когда будете ехать обратно сюда.

– Хорошо, – вместе отвечаем мы. Я обнимаю маму и сжимаю её в своих объятиях.

– Сразу позвони мне, если будут какие–то изменения, – говорю я.

– Конечно, – напряжённо произносит она.

– Скоро увидимся, – говорит Кайл.

Мы едем домой в мрачной обстановке, и путешествие длиной в полчаса кажется вечностью.

– Ты хочешь идти домой? – спрашивает он.

– Ну, куда ещё мы можем пойти? – спрашиваю я.

– Я просто не могу встретиться с этим, – вздыхает он. – И что мы будем делать? Я не могу думать о том, что они там, а мы… ничем не можем помочь.

– Я знаю. – Я опускаю взгляд на свои руки. – Давай оденемся потеплее и прогуляемся? – предлагаю я.

Он кивает.

– Хорошо звучит.

Мы останавливаемся на подъездной дорожке, проходим в дом и отправляемся переодеваться в свою самую тёплую одежду, так как декабрьский воздух холоден. Я оставляю на себе джинсы, надеваю свои угги, ещё один свитер, шарф и самые тёплые перчатки. В коридоре я встречаюсь с Кайлом, на котором похожий наряд, и он улыбается мне. Вокруг много просёлочных дорог, и детьми мы знали их все, гуляли по ним за спинами родителей или бегали, когда было настроение. Кайл всегда любил фитнес.

Мы выходим на свежий зимний воздух, и я делаю глубокий вдох. Кайл закрывает дом и поворачивается ко мне с неуверенной улыбкой. Я улыбаюсь ему в ответ, и он протягивает мне руку. Я смотрю на неё, и внутри у меня становится жарко. Моё сердце начинает громко биться в груди, и простой жест доводит меня до экстаза. Я беру его за руку, облачённую в перчатку, и мы начинаем прогулку.

Мы легко болтаем, следуя по маршруту, который ведёт мимо нашей новой усадьбы по области со старыми фермерскими домами, расположенными вдоль просёлочной дороги. Люди выгуливают собак, и велосипедисты наслаждаются ездой, несмотря на холод. Кайл рассказывает мне о том, что случилось с тех пор, как я уехала из Лондона, а я рассказываю ему о Стэнли, о Эшли и о продаже моего дома.

В конце концов, мы доходим до поля, которое раньше пересекали много раз. Здесь может быть слякоть, потому что по этому полю ходит много людей, но мороз означает то, что сегодня оно определённо не будет болотистым. Зимняя сцена просто красива для созерцания: короткая трава слегка покрыта серебристым инеем, голубое небо безгранично чистое. Так чудесно чувствовать такое тепло в окружении такого напряжённого холода. Мы доходим до другой стороны поля, и мне приходится идти следом за Кайлом, так как тропинка становится более узкой, окружённой кустарниками. В конце концов, мы достигаем знакомой поляны и расположенного на соседнем поле большого пруда. Он сделан не человеком. Он природный и находится здесь много лет. Некоторые люди даже рыбачат здесь и, я уверена, не уходят без маленькой добычи.

– Кайл, – произношу я, поворачиваясь к нему.

Он смотрит на меня.

– Я всё ещё люблю тебя, – вздыхаю я.

Он кивает.

– Я рассказала маме, – выпаливаю я, несмотря на осознание, что ему нужно пространство, несмотря на осознание, что сейчас, возможно, не лучшее время, но я хочу этого. Я хочу его, и я хочу, чтобы он знал, что я больше не боюсь.

Он слегка кашлянул.

– Что? – произносит он.

– Слушай, я знаю, возможно, сейчас неподходящее время из–за Мика и всей этой ситуации, но когда мы были в больнице, я поняла, что жизнь так коротка, и мама рассказала мне, как сильно любит его, всегда любила, и я поняла, что так же сильно я люблю тебя. – Я делаю глубокий вдох. – Если бы мне пришлось жить без тебя, знать, что я никогда не увижу тебя снова, это разрушило бы меня. Я бы ненавидела, что ты не знаешь, что ты для меня всё, и что так было всегда. Вот что я ей сказала.