2. IX.15
Глотово
«Лик прекрасный и бескровный…» *
Лик прекрасный и бескровный,
Смоляная борода,
Взор архангельский, церковный,
Вязь тюрбана в три ряда.
Плечи круты и покаты,
Вышит золотом халат, —
Точно старые дукаты
На шелку его лежат.
Шалью, ярко расцвеченной,
Подпоясан ладный стан,
На ноге сухой, точеной
Малахитовый сафьян.
Наклоняясь вместе с баркой,
На корме сидит весь день.
А жена в каюте жаркой
С черной нянькой делит лень.
Он глядит на белый парус
Да читает суры вслух,
А жена сквозь тонкий гарус
С потных губ сдувает мух.
<12.IX.15>
Невеста («Косоглазая девушка, ножки скрестив…») *
Косоглазая девушка, ножки скрестив,
На циновке сидит глянцевитой.
В зимнем солнце есть теплый, янтарный отлив,
Но свежо на веранде раскрытой.
А свежо не от тех ли снегов,
Что в лазурь вознесла Хираями?
Не от тех ли молочных, тугих лепестков,
Что покрыли весь жертвенник в храме?
Не от этих ли зыбких, медлительных рей,
Что в заливе, за голым платаном?
Не от тех ли далеких морей,
Где жених первый раз капитаном?
12. IX.15
Глотово
Кинематограф *
В окно пустое ветер дул,
В нем лунное белело небо;
Тюремщик кинул корку хлеба,
Захлопнул дверь, замок замкнул
И удалился. Шум и гул
Стоял в его холодной келье.
К окну, к решетке он прильнул:
Под ней, в безжизненном веселье,
Кипел, теснясь меж черных скал,
Ходил, ярился пенный вал,
Его справляя новоселье.
А там, вдали, морская ширь
В просторе светлой ночи млела,
И огоньком краснел несмело
На диких скалах монастырь.
2. IX.1915
Бретань *
Ночь ледяная и немая,
Пески и скалы берегов.
Тяжелый парус поднимая,
Рыбак идет на дальний лов.
Зачем ему дан ловчий жребий?
Зачем в глухую ночь, зимой,
Простер и ты свой невод в небе,
Рыбак нещадный и немой?
Свет серебристый, тихий, вечный.
Кресты погибших. И в туман
Уходит плащаницей млечной
Под звездной сетью океан.
22. I.16
Молчание *
По раскаленному ущелью,
Долиной Смерти и Огня,
В нагую каменную келью
Пустынный Ангел ввел меня.
Он повелел зажечь лампаду,
Иссечь на камне знак Креста —
И тихо положил преграду
На буйные мои уста.
Так, господи! Ничтожным словом
Не оскверню души моей.
Я знаю: ты в огне громовом
Уже не снидешь на людей!
Ты не рассеешь по вселенной,
Как прах пустынь, как некий тлен,
Род кровожадный и презренный
В грызне скатавшихся гиен!
6. II.1916
По теченью *
«Девушка, что ты чертила
Зонтиком в светлой реке?»
Девушка зонтик раскрыла
И прилегла в челноке.
«Любит — не любит…» Но просит
Сердце любви, как цветок…
Тихо теченье уносит
Зонтик и белый челнок.
11. II.16
На нубийском базаре *
Она черна, и блещет скат
Ее плечей, и блещут груди:
Так два тугих плода лежат
На крепко выкованном блюде.
Пылит песок, дымит котел,
Кричат купцы, теснятся в давке
Верблюды, нищие, ослы —
Они с утра стоят у лавки.
Жует медлительно тростник,
Косясь на груды пестрых тканей,
Зубами светит… А язык —
Лилово-бледный, обезьяний.
13. II.16
Венчик *
Колокола переводили,
Кадили на открытый гроб —
И венчик розовый лепили
На костяной лимонный лоб.
И лишь пристал он и с поклоном
Назад священник отступил,
Труп приобщился вдруг иконам,
Святым и холоду могил.
В тлетворной сладости, смердящей
От гроба, дыма и цветов,
Пышнее стал сухой, блестящий
Из золотой парчи покров —
И пала тень ресниц чернее,
И обострилися черты:
Несть часа на земле страшнее
И несть грознее красоты.
