Тот только головой мотнул да прикрикнул на свою тройку.

Лошадки побежали быстрее. Колокольчик громко звенел под дугой, над самой гривой коренной серой.

А ветер делался все сильнее. Хлопья снега гуще ударяли о верх кибитки.

Дядина борода, усы и шапка казались совсем белыми. Тетя плотнее закутала нас с Лизочкой большими оренбургскими платками и просила не разговаривать. И Яша приумолк. Он забился в самый угол кибитки и, кажется, дремал, положив голову на теплый рукав дядиной шинели.

Я уже не видела впереди серой спины ямщика. Его кафтан сделался белым от снега, и сам он был похож на тех старичков-кукол, которых вешают на елку.

Начинало заметно темнеть. Дядя приказал зажечь фонари, но как ни старался наш ямщик, фонари гасли от сильного ветра, и мы ехали в густых сумерках.

Мне стало холодно и захотелось спать. Лизочка давно дремала в своем уголку, забавно потягивая носиком. Я подвинулась к ней поближе и очень скоро тоже уснула.

Проснулась я, когда было совсем темно. Возок не двигался. Лизочка, позабывшая спросонья, что мы находимся на дороге, требовала, чтобы зажгли лампу. Яша старался зажечь спичку, но руки его окоченели и не слушались.

— Что, сбились? — тревожно спрашивала тетя, стараясь говорить как можно спокойнее, чтобы не испугать нас.

— Известно, сбились, — ответил ямщик, недовольно и стал понукать тройку.

Но лошади стояли. А кругом белели сугробы и ветер жалобно выл.

У меня сильно закоченели ноги, и я старалась отогреть их, ударяя одну о другую.

— А где же папа? — испуганно вскрикнула Лизочка, видя, что дяди Пети нет в кибитке.

— Успокойся, деточка, папа пошел искать дорогу! — поспешила ответить тетя.

Но Лизочка плакала и твердила, что папа заблудился и что его съели волки.

Мне тоже было страшно в этом лесу, где так громко выла вьюга.

Один Яша был спокоен по-прежнему. Он говорил расходившейся Лизочке, что дядя сейчас вернется и что в этом лесу волки не водятся.

Но когда неожиданно появившийся, весь запушенный снегом дядя сказал, что нашел дорогу, недалеко раздался вой.

— Что это? — встрепенулись мы. — Что это?

Но старшие нам не ответили. Я только слышала, как тетя прошептала:

— Господи, помилуй нас!

Дядя с ямщиком изо всех сил старались вытащить завязнувшую в снежном сугробе тройку.

Наконец, лошади попали на дорогу, и дядя приказал ямщику гнать что есть силы.

— Сам понимаю! — сурово ответил тот с козел, в то время как тетя передала дяде длинный и тяжелый ящик, лежавший позади нее.

Я догадалась, что это были ружья.

А вой делался все громче и страшнее. Я поняла, что за нами гналась волчья стая.

Я никогда не забуду этой ночи… Наш возок мчался, лошади храпели.

Дядя зарядил оба ружья, одно держал наготове, другое передал Яше.

Лизочка рыдала от страха… Я твердила молитву, которой научила меня няня: "Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!" Тетя обняла нас с Лизой и прижала к себе. А волки были так близко.

Они гнались за нашим возком. Вот два из них, самые храбрые, забежали вперед и хотели броситься на одну из лошадей, но дядя выстрелил.

— Наповал! — радостно сказал Яша, подавая дяде другое ружье.

Метель поутихла. Бледная луна чуть выглянула из-за облака, слабо осветила дорогу, и мы увидели стаю волков.

— Яша, — приказал дядя, — заряди, родимый, да повали-ка вот этого, что подбирается к пристяжной.

Яша, не говоря ни слова, зарядил ружье и выстрелил. В моей голове мелькнула мысль: где научился стрелять Яша? — но тут же я вспомнила, как дядя брал его с собой на охоту и как мы с Лизочкой горько плакали над убитым им зайчиком и долго дулись за него на Яшу.

Казалось, волков не пугали выстрелы. Они не отставали ни на шаг от возка.

Лизочка лежала без чувств на руках тети.

Яша заряжал ружья. Дядя стрелял.

Вдруг рядом со мной появилась длинная, острая морда с двумя сверкающими углями вместо глаз, с оскаленными зубами. В ту же минуту раздался чей-то страшный крик, и все смешалось.

Я потеряла сознание.

Я очнулась в незнакомой комнате, на большом бархатном диване. Передо мной стояла тетя и протягивала мне рюмочку с лекарством.

— Прими валерьяны, Катюша! Слава Богу, очнулась девочка!

— А где же волки? — спросила я.

— Эх, что выдумала! Давно отстали. Как зажгли пучок сена да бросили в стаю волков — они и отстали, — весело говорил дядя. — Волки огня боятся! Слава Богу, было да сплыло. Вот Яшук у нас герой. Он так серого долбанул по голове прикладом, что у того желанье пропало заглядывать в кибитку!

— А где же мы? — спросила я.

— На железной дороге. Эх, вы, девочки… — насмешливо протянул Яша, гордый похвалой дяди и точно выросший на целую голову после своего геройского поступка.

— Вот няне-то расскажем! Они в Петербурге с Маврушей и не подозревают о наших приключениях, — говорила тетя беззаботно, стараясь успокоить нас после страшной ночи.

Мы были уже на платформе, когда подкатил громадный локомотив с длинным хвостом вагонов. Поезд стоял всего пять минут. Поднялась суматоха. Дядя с трудом отыскал место и усадил нас в вагон.

Тетя наскоро устроила нам постели на мягких диванах и помогла нам улечься поудобнее. Меня чуть покачивало на мягком диване, и я скоро заснула крепким, сладким сном.

Быстро и незаметно прошло наше путешествие. На знакомом уже мне петербургском вокзале нас встречала няня.

Она расцеловала всех нас, в то время как мы, перебивая друг друга, старались как можно скорее передать ей наше дорожное приключение с волками.

У подъезда вокзала мы сели в большую извозчичью карету. Лизочка и Яша, не видевшие никогда Петербурга, так и прильнули к замерзшим окнам, разглядывая высокие здания, красивые магазины и торопливо снующую толпу. Как странно было им увидеть после захолустья этот большой, нарядный и шумный город.

Проехав целый ряд улиц, наша карета остановилась перед подъездом большого четырехэтажного дома. Швейцар с очень важным и серьезным лицом помог нам выйти и взять вещи.

— В третий этаж налево, — говорила няня.

Мы наперегонки пустились по широкой лестнице и позвонили у обитой черной клеенкой двери.

— Приехали, приехали! — радостно встретила нас Мавруша. — А мы-то уж тут прибрались с нянюшкой!

Большая и светлая квартира показалась нам сначала неуютной: в ней не было мебели; кое-как ютились по стенам те немногие диваны и кресла, которые были привезены из Т. Но наша с Лизой комнатка, оклеенная розовыми обоями, оказалась очень веселенькой.

Две беленькие кроватки были заботливо застланы няней. Но кто был в восторге — так это Яша! В Т. у него не было своего уголка, спал он у дяди в кабинете, а учил уроки в нашей детской. А здесь няня приготовила ему комнатку, хотя и маленькую, но все-таки свою, где бы он мог играть и заниматься.

— Доволен ли, Яшенька? — спросила его тетя.

— Ах, тетя, ах! — только и мог выговорить мальчик, не зная, кого броситься целовать прежде: тетю ли, приказавшую няне найти квартиру с лишней комнаткой, или няню, так хорошо исполнившую тетино желание!