«Ты минувшего не ценишь…»

  Ты минувшего не ценишь,
Но пути для нас наметил Бог,
И тоской желаний не изменишь
  Предначертанных дорог.
  Но не думай, что покорность
Нам дана в незыблемый закон.
Наш завет – стремленье и упорность
  Против ветров всех сторон.
  Мы должны лететь, как стрелы
С тяжким опереньем из свинца,
Дальше, дальше, в вечные пределы,
  В царство светлого Отца.
  Круги адовой метели
Да не клонят горний наш полёт
От святой и вожделенной цели,
  От таинственных ворот.

«Признать, что всё на свете благо…»

Признать, что всё на свете благо,
Всё – чарование очей, –
Туманы деющая влага,
И зной драконовых лучей,
И ничему не прекословить,
Хотя б страшася и дрожа,
И утешение готовить
Себе в сверкании ножа,
И если скупо отмежёван
Безумной жизни тёмный путь,
И если крепкой цепью скован,
И цепи той не разомкнуть, –
Не унижаться до стенаний,
Тоской души не омрачать,
И мир безоблачных мечтаний
Не уставая создавать.

«Быть может, нисхожу я вниз…»

Быть может, нисхожу я вниз,
К долине тёмного заката,
Зато я никогда не грыз
И не преследовал собрата.
Не опалялся на того,
Кто больше взыскан громкой славой,
Не ополчался на него
Хулою зависти лукавой.
А если был порой суров,
И отвращался от ничтожных,
И не творил себе богов
Из мелких идолов и ложных, –
Прости меня, всезрящий Бог,
За верный труд всей долгой жизни,
За утомленья злых дорог
И за любовь мою к отчизне.

«Порой как будто онемеешь…»

Порой как будто онемеешь,
Ослепнешь и оглохнешь вдруг,
И сделать ничего не смеешь,
В заворожённый вкован круг.
Тогда к земле приникни телом,
Чтоб сердце на груди родной
Себя почувствовало целым
И слитым с жизнью мировой.
Впивай в себя земли дыханье,
И встанешь снова прям и смел
Взволнован чарами желанья
И волею к свершенью дел.

«Утомительной печали…»

Утомительной печали
Расторгая тёмный сон,
Кони Феба нас помчали
  Под уклон.
Мчатся, мчатся, – не удержишь, –
По пустыням, по жнивью,
И напрасно камни вержешь
  В колею.
Колесо по камню жёстко
Стукнет, вскрикнешь от толчка.
Мчится быстрая повозка,
  Так легка!
Замирает, замирает
Сердце, чуть в груди стуча.
Чей-то вздох протяжно тает
  У плеча.
Чьи-то пламенные крылья
Зыбко веют у лица.
Донеси свое бессилье
  До конца!
Не соскочишь и не схватишь
Ни одну из лёгких спиц,
И ничьих наверх не вскатишь
  Колесниц.
Мчите странника земного,
Кони Феба, под уклон!
Я внизу увижу снова
  Ясный сон.

«Как в дни, когда в Москве пылала Пресня…»

Как в дни, когда в Москве пылала Пресня,
Так и теперь, во дни тяжёлых борьб,
Не замолчит тоскующая песня,
  И не уймётся в сердце скорбь.
Твои ли очи петь мне запретили,
О кобра хитрая? Покорен я
Меня влекущей к песнопенью силе,
Великому восторгу бытия.
Грызи, – вот видишь, грудь моя открыта, –
Иль впейся медленно в мою пяту.
Моя печаль с напевом сладким слита,
Ласкает стих печальную мечту.
Отныне пусть вовеки не увидит
Моя печаль печатных чёрных строк, –
Моей тоски, ужалив, не обидит
Беснующийся лжепророк.

«Вьются пёстренькие птички…»

Вьются пёстренькие птички
  В вышине,
Свищут песни-невелички
  Только мне.
«Отдавайся вдохновенью,
  Не грусти,
Горе бросивши забвенью
  На пути.
Если есть на свете клетки,
  Что же нам!
Сладко дремлется на ветке
  По ночам.
Золочёного чертога
  Не ищи.
Утомит тебя дорога, –
  Посвищи.
Сладки свисты полевые,
  Знаешь сам,
А чертоги золотые, –
  Что в них нам!»
Реют пёстренькие птички
  Надо мной,
И заводят переклички
  С тишиной.
В диком русском бездорожьи
  Труден путь.
Только с вами, птички Божьи,
  Отдохнуть.